Страна Незаходящего Солнца. Том I
Шрифт:
— Как бы тебе сказать, пример с Москвой ты привел к месту. Американцы уничтожат высшее командование Японии, возможно и самого этого императора, сотрут с лица земли многие их города, а на материке Москва. Знаешь, это жест доброй воли с моей стороны, для меня важнее будущее нашей страны, а не изгнание коммунистов. Советская Россия вторгнется с севера, оккупирует нефтяные месторождения в Манчжурии и изгонит японцев из Кореи. Монголы выгонят Дэмчигдонрова и всех этих чингизидов, хотя я думал, что Чойбалсан сам из них, оказалось, они считают это реакционным пережитком. Здесь отмечу, что все территории, отнятые японцами до 1937, вернутся под наше единое управление. Дальше и американцы, и русские готовы помочь разгромить остатки имперцев на наших временно оккупированных территориях в центре страны, между прочим так же безвозмездно. Вроде бы, весь мир сейчас считает сам факт японского милитаризма серьезной угрозой, а потому готов помочь нам просто так, потому что это и их интересы тоже. Надеюсь, как коммунист, ты прислушаешься к моим словам хотя бы потому, что в этом будут добровольно участвовать большевики. Это план всего мира по избавлению от японской агрессии, не только
– ответил Чан Кайши.
— Москва? Серьезно? Они ввязались в это несмотря на все потери в Европе? Честно, это даже удивительно.
— Ничего такого. В Советской России живет больше двухста миллионов человек, по крайней мере так было до войны. Американская разведка знает, что их потери, ну, около десяти миллионов, не больше, скорее даже семь. Там есть ресурсы и люди не то что на разгром остатков имперцев в Азии, но и на повтор войны с Германией. Касательно их вторжения в Манчжурию, это уже решено и подготовлено. Оно начнется буквально через несколько дней, войска с мая из Германии давно переброшены на восток. Там огромное количество армий, там много танков, на порядок превосходящих немощные японские танкетки, которые никогда не могли победить в танковом противостоянии, между прочим. Нам они столько проблем доставили лишь потому, что вся наша армия это или пехота, или устаревшая лет на двадцать техника. Нормальные танковые армии громили японцев везде, в степях Манчжурии так и вовсе предвидится повторение «блицкрига» в версии красных. К сентябрю японцы потеряют все жизненно важные для армии ресурсы, к октябрю Империя останется существовать только на бумаге и в головах пары сотен партизан. Суть в том, что исполнителями этой операции будут не просто толпы солдат, а настоящие ветераны, многие из которых прошли всю Европу и не только ее. Сейчас положение имперцев похоже на то, что было у нас в 1938. Потеряно много территорий, а ополчение и призывники бессильны перед регулярными армиями, имеющими как боевой опыт, так и на порядок превосходящее техническое обеспечение. У японцев сейчас почти нет ветеранов, вся эта Квантунская Армия была раскидана ими для защиты островов и потеряна, я слышал, в марте там служило меньше трехсот тысяч человек, хотя сейчас они призвали еще столько же из рядов 16-летних манчжурских селюков. Но подумай сам — там не осталось ни одного, повторюсь, вот вообще ни единого подразделения из тех, которые были там в 1940. За пять лет все боеспособные подразделения японцев уничтожены или просто прекратили свое существование. Вспомни, как часто нам сопутствовал успех в наших военных операциях в 1937, и как это стало с 1944, понимаешь? Теперь даже мы способны зачастую разбить имперцев, а для остальных армий это не будет проблемой вообще.
— А тебе, походу, нравится каждый раз упоминать, что иностранные армии лучше нашей? Американцы, случайно, не предсказали тебе кроме капитуляции Японии еще и внезапное появление у тебя сил Союзников для наступления на север?
— Хах, везде-то вы, красные, найдете заговор. Просто оценивай обстановку трезво — их армии правда сильнее нашей, но разве это было по другому десять лет назад? Или сорок, когда цинские императоры проигрывали западу одну войну за другой? На фоне их, наша нынешняя армия — лучшая. Мы не первые в мире по этим показателям, и даже если ты хочешь вывести на первое место, сначала надо признать, что мы далеко позади них…
Генералиссимуса Чана Кайши прервал звон стоявшего посередине стола телефона. Он неторопливо потянулся к нему и ответил.
— Генералиссимус на проводе. Кто беспокоит?
— Здравия желаю, это полковник Луань, противовоздушная оборона Чунцина. Над городом враг.
— Что? Кто и сколько их? Куда движутся?
— Один японский самолет, очень высоко, движется на север.
— Сколько японских самолетов?
— Один, товарищ генералиссимус.
— Серьезно?! И ради этого надо мне названивать? Один самолет, мать его, он нашел. Что он вообще нам сделает, снайперски отправит одну бомбу? Не тратьте снаряды, пусть летит дальше. А тебе, полковник, на будущее — если ты продолжишь прерывать меня ради того, чтобы сообщить, что у вас там один самолет, или может вообще их нету, рискуешь стать майором. Суть ясна?
— Ясна, товарищ генералиссимус, виноват. Разрешите выполнять?
— Разрешаю, конец связи.
Чан Кайши положил телефон и сел на место.
— Ну, все, с мысли сбил уже. Мне сейчас звонил начальник городской ПВО, чтобы сказать, что они засекли целый один вражеский самолет. У кого-то еще остались сомнения, что нашей армии очень далеко до идеала? Какое, по вашему, вооружение может нести один самолет, что оно может оказаться очень опасно для целого города с дивизионами зенитных орудий? Зато сразу докладывать об этом самому высокопоставленному человеку в стране, видимо, для них необходимость.
Чан Кайши встал и подошел к окну, открыв его. Из-за деревьев он даже не видел никаких самолетов в небе. Погода была почти полностью безоблачной, но даже там, где листья не мешали смотреть, все еще не было никаких намеков на вражеские самолеты.
Может, и не был их там?
Но B-29 Superfortress японской авиации находился в 9256 метрах над Чунцином. Трое из экипажа открыли бомболюк, проталкивая вниз огромную бомбу, что, почему-то, не удавалось. Ясуда смотрел за этим из середины кабины. Солдаты пытались вытолкнуть застрявшую бомбу чуть ли не пальцами, аккуратно пытаясь продвинуть ее по пазам в металлической конструкции, и, очевидно, усилий для этого крайне не хватало. Ясуде попросту надоело смотреть, как три взрослых, еще не старых человека не могут даже банально выбросить из самолета бомбу.
Такео Ясуда встал, жестом прогнал всех троих вглубь кабины, зацепился
за вовсе не предназначенные для этого поручни на крыше самолета и навалился на бомбу всем своим весом, выбивая ее ногами. Резко пройдя дальше, бомба отвалилась от конструкции с двух противоположных по диагонали сторон. Кажется, все было не так гладко даже когда дело в свои руки взял сам генерал. Решение пришло ему в голову через минуту.Он взял справа от себя один из штатных бортовых огнетушителей и бросил его вниз, выбив бомбу с третьего крепления, после чего она сама отвалилась с последнего. Ядерная бомба и огнетушитель отправились на Чунцин. Ясуда еще не до конца понимал, что он сделал, и что потомки будут использовать всевозможные описания того, как он буквально выпнул ядерную бомбу ногами в качестве примера либо абсолютного бесстрашия, либо невероятной глупости и отсутствия инстинкта самосохранения. Он все еще не совсем верил, что взрыв этой бомбы будет достаточно мощным, чтобы нанести какой-то серьезный ущерб. С помощью остальных трех солдат, ранее им отогнанных, он лично закрыл бомболюк и отправился в хвостовую часть бомбардировщика с блокнотом и карандашом, все в тех же защитных очках, вспомнив, что ему предписано хотя бы условно зафиксировать последствия удара.
Прошло 40 секунд. Одинокая большая бомба была в километре над Чунцином. Через 5 секунд она была на высоте 428 метров. В 600 граммах из 58 кг содержавшегося в ней урана началась реакция деления.
После яркой вспышки последовала оглушающая ударная волна. Город Чунцин полностью прекратил свое существование.
***
Полковник Юэ Луань очнулся на площади расположения бывшего командного расчета ПВО Чунцина. Вся его форма была в крови, расположенные рядом орудия куда-то исчезли, в ушах бесконечно громко звенел беспрерывный шум. Луань помнил, что находился его командный расчет на пригорке чуть поодаль самого города. Один его глаз был залит кровью и, кажется, уже вообще не способен был что-то видеть. Последним глазом он кое как посмотрел вдаль, но не увидел ничего кроме ровной площади. Он с трудом перевернулся на живот и перекатами отодвинулся от закрывавших обзор руин, чтобы посмотреть в другую сторону — там не было ничего, кроме сгоревших полей. Получается, город все таки был там, куда он посмотрел изначально? Полковник вновь повернулся. Ему удалось рассмотреть валяющиеся в хаотичном порядке руины и разлетевшиеся кирпичи. Где-то до сих пор стояли столбы дыма, местами даже оставался огонь. Он ощупал бинокль на шее — одна из линз была разбита. Хорошо, что приставляемый к ней глаз у полковника так же отсутствовал. Он использовал бинокль как монокль чтобы оценить ситуацию в городе издалека.
Там не было людей и какого-то намека на них. Здесь было не больше пары километров до города, но даже трупов ему рассмотреть не удалось. Раздался какой-то протяжный стон со стороны ведущей в город дороги. Полковник от неожиданности уронил бинокль, разбив последнюю линзу. Выругавшись, он перекатился дальше, чтобы проверить дорогу.
По ней что-то двигалось. У этого были короткие ноги, как потом дошло до полковника, они были оторваны по колено. Оно тоже было в военной форме, но обгоревшие и рваные лохмотья могли быть признаны за форму только по едва сохранившейся нашивке. Луань увидел голову, но не посмотрел в глаза. Глаз там не было. Лица, впрочем, тоже. Отвратительная черно-желтая полутвердая масса частично сползала по обуглившемуся черепу этой сущности, признавать в которой человека мозг Луаня абсолютно отказывался. Проковыляв на обрубках ног еще пару метров, это что-то затихло и свалилось на бок, от чего жижа на лице стряхнулась на землю, и полусгоревший черный череп стал виден еще лучше. Полковника охватило далеко не самое приятное чувство в горле, за которым последовала активизация рвотного рефлекса, и теперь желудок офицера был абсолютно пуст. Только сейчас он смог почувствовать еще и то, что кроме противного жжения в горле у него был какой-то неперебиваемый металлический привкус во рту, который был даже хуже, чем если бы это было последствием попадания крови в рот — трижды тяжело раненный, он прекрасно знал, как это ощущается. Он несколько раз сглотнул слюну, чтобы уменьшить эффект жжения, но справится с привкусом по прежнему не смог. Тогда он наоборот, сплюнул на дорогу, но это так же не возымело никакого эффекта.
Луань лежал на спине и думал, что ему теперь делать. С одной стороны, он хотел добраться до остатков города и узнать, что же все таки произошло, с другой стороны едва ли мог сделать это физически, а после увиденного им выползшего из города существа желание посетить его стало куда меньше. Все таки переборов себя, он решился попасть в город — это было его обязанностью. Он нашел какую-то винтовку, металлические части которой все еще были довольно горячими, как впрочем и деревянный корпус, но, по крайней мере, не показывали признаков разрушения. Едва поднявшись, он, опираясь на винтовку, медленно отправился в руины, ковыляя и нередко падая. Больше чем за три часа он все-таки преодолел что-то около пары километров и оказался в городе. У полковника сильно болела голова, но он списывал все это на имеющиеся ранения. Не в силах идти дальше, Луань присел на какую-то груду кирпичей, которая, судя по виду, разлетелась из ближайшей стены в направлении, обратном предполагаемому эпицентру взрыва. Полковника стошнило кровью без каких-либо видимых причин.
«А генералиссимус и Ян Сэнь? А остальные прибывшие, где они сейчас?» - внезапно вспомнил полковник. Он посмотрел вперед и понял, что рассмотреть местонахождение их довольно удаленного особняка не было проблемой, потому что абсолютно все строения между ними были разрушены. Как не увидел он и привычного особняка на холме. Судьба всех командующих сразу стала для него очевидна.
Полковник смотрел на свою форму. Она была вся в пыли и порвана, по штанине теперь стекала сблеванная им минуту назад кровь, отсутствующий глаз продолжал болеть и периодически кровоточил. Оставшийся глаз уже еле видел, обзор командующего ПВО Чунцина затягивала какая-то черная пелена. Не в силах удерживаться в сидящем положении, он упал на спину и посмотрел в голубое безоблачное небо, для него уже бывшее по большей части черным.