Страна Незаходящего Солнца. Том I

Тосио Миядзаки стоял на главном командном посту и смотрел в бинокль. Видимость была далеко не самой лучшей, Северное соединение шло через туман, ориентируясь только при помощи карты и компаса. Оно вышло из порта Хакодате и направлялось в сторону Владивостока, пройти предстояло больше 700 километров. «Кацураги» мог двигаться с максимальной скоростью до 32,7 узлов, примерно 60 километров в час, но он не развивал полную скорость в связи с тем, что далеко не каждый корабль в соединении мог двигаться соответствующе быстро. Тем не менее, исходя из прошедшего времени, соединение было уже довольно близко к Владивостоку. В соответствии с этим, Миядзаки собирался приказать поднять в небо разведчик и уточнить обстановку, для чего уже спустился на палубу и подошел к одному из корабельных офицеров, который явно стоял без дела, смотря в небо. Прежде, чем адмирал успел приказать ему, тот заговорил первым.

— Товарищ адмирал, посмотрите, там враг.
– капитан, не отрываясь, показал рукой в небо.

Через туман виднелся какой-то темный объект, медленно приближавшийся к авианосцу. Было трудно понять, откуда именно он двигался, но явно со стороны континента. Учитывая, что даже пограничная часть Кореи уже была занята советскими войсками, это в любом случаи был вражеский самолет, и вопрос стоял лишь в том, является ли он обычным патрульным, или же русские уже обнаружили соединение и приготовились к бою. В этот момент на палубу вышел еще один офицер, лейтенант, который обратился к Миядзаки.

— Товарищ адмирал, зафиксировали один самолет на радаре. Летит со стороны Владивостока, ожидаем приказов.

У Миядзаки был только один приказ.

— Поднимайте истребители и сбейте его. Держите наготове резервы, если окажется, что он там не один. ПВО в боевую готовность.

— Есть.

Экипаж сразу «ожил», передавая и выполняя указания. Зашевелились расчеты зенитных установок, приводившие свои вооружения в боевую готовность; на палубу постепенно вышли летчики и весь персонал, помогавший во взлете. С палубы в небо поднялось три «Зеро», которые направились на сближение с неизвестным вражеским разведчиком. По мере сближения стало возможно разглядеть самолет ближе — это была громоздкая летающая лодка, со скудным вооружением в виде двух турелей (одна перед кабиной, вторая за крыльями) и каким-то очень странным конструкторским решением по расположению двигателя. Он открыто возвышался над силуэтом самолета, с пропеллером сзади., и защищен двигатель не был вообще ничем. Кроме того, он был покрашен поблекшей белой краской и имел несколько красных звезд, которые невозможно было не заметить. Ни один из пилотов «Зеро» не смог определить, как называется данный самолет, но этого и не требовалось. Чем ближе А6М5 приближались к этому гидросамолету, тем больше казалось, что он, похоже, их даже не замечает. Скорее всего, на нем просто не было никаких средств контроля, кроме глаз членов экипажа. Второй А6М5 выровнял курс и, находясь намного ниже противника, резко стал набирать высоту, приближаясь к гидросамолету снизу. Раздался залп двадцатимиллиметровых пушек. Снаряды пробили гидросамолет, похоже, насквозь, пройдя через кабину пилотов. Гидросамолет тряхнуло и он продолжил лететь строго вперед, уже неуправляемый.

Другой «Рейсен» поднялся вверх с фланга и в один момент сравнялся по высоте с противником. Летчик успел увидеть судорожно поворачивавших пулеметы стрелков и кабину с разбитыми стеклами, залитыми изнутри брызгами яркой крови. Он стремительно дал залп по столь выделявшемуся двигателю и ушел вниз прежде, чем бортовые стрелки успели открыть огонь. Движок гидросамолета загорелся, огонь начал перекидываться на фюзеляж, громоздкий самолет постепенно охватывался огнем. Сразу после того, как стрелок за передней турелью выбросился в море с парашютом, самолет развалился надвое прямо в тех местах, куда пришелся первый залп, убивший пилотов. Через секунду из дыма выпрыгнул и второй стрелок, кокпит уже как камень летел в море, а сам гидроплан продолжал по инерции лететь в море, постоянно снижаясь, даже несмотря на то, что от него постепенно отваливались горящие детали. Вскоре оторвался закрепленный на нескольких стойках двигатель, который ударился о хвост самолета и переломал его, из-за чего вся конструкция окончательно развалилась и кубарем полетела в воду. Летчики-истребители наблюдали из своих кабин, как тонет горящий металл, и как в воду медленно опускаются два человека на парашютах.

— База, я Сокол-1, цель уничтожена, двое из экипажа десантировались в воду, по курсу движения «Хибики», примерно в трех милях. Других самолетов противника не обнаружили. Возвращаемся.

— Принято, ожидаем.

Когда три истребителя вернулись на «Кацураги», на «Хибики» уже знали о двоих в море и даже зафиксировали их местоположение, отправив туда шлюпку с целью пленить обоих. Но два человека в летной форме, плававшие в ледяной воде с промокшими парашютами даже без спасательного круга, даже не дали японцам подплыть и сразу открыли огонь из пистолетов, ранив одного матроса, а потому были оба убиты. Экипаж «Хибики» еще довольно долго мог наблюдать с палубы, как течение уносит два трупа с белыми парашютами и растекающейся лужей ярко-красной крови. Многим напоминало это о древнем исполнении сэппуку, когда самурай совершал ритуал в помещении с чистыми белыми стенами, закономерно заливая его кровью. По крайней мере, эти гайдзины отказались сдаваться и погибли достойно и красиво, как самураи, хоть и воевали против настоящих самураев. Еще даже не дойдя до берегов СССР, японцы смогли понять, что русские умеют умирать с честью.

Адмирал Миядзаки тем временем стоял на палубе «Кацураги» и ожидал, пока рассосется туман. За последние полчаса его плотность стала уже намного ниже, чем до этого, а потому скоро следовало ожидать полного его исчезновения. Это означало, что вот-вот видимость станет практически идеальна, и японцы смогут разглядеть порт Владивостока, но то же самое случится на берегу — русские увидят японские корабли. В общем, это означало скорое начало битвы. Миядзаки понимал, что ограничится простым налетом, как это было в тот далекий день 7 декабря 1941, не получится. Его авиапарк был крайне ограничен и все, что несли его самолеты из бомбового вооружения, это 250-килограммовая бомба, хоть и довольно серьезная, но по одной на каждый «Зеро». Никаких возможностей пополнить боезапас так же не было — не станет же последний авианосец Японии везти на себе несколько лишних десятков тонн тротила? Было очевидно, что японцам придется вступать в полноценный морской бой, что, конечно, ни в коем случаи не было каким-то новым опытом для военно-морской державы, которая была в шаге от господства в Тихом Океане, но новым опытом было столкновение на воде с теллурократией. Понятное дело, японцы не ожидали каких-то серьезных преград и тем более полноценного сопротивления на воде такому соединению, да и вообще считали советский флот не сильно далеко ушедшим от флота уже полностью развалившегося Китая, но полной уверенности еще не было — если коммунисты не боеспособны на воде, значит, они направили намного больше ресурсов в армию и авиацию. И если полноценное столкновение с сухопутными силами соединению адмирала Миядзаки точно не грозило, то авиация заставляла понервничать. О том, насколько важно воздушное превосходство на море, в Японии поняли сразу после Мидуэйского сражения, и сделанная командованием ставка на устаревшую доктрину «Кантай Кессен», в которой не предусматривался упор на авианосцы и воздух, еще не раз очень больно отозвалась Империи в Филиппинском море, конкретно в заливе Лейте и не только. Ситуацию осложняла близость порта Владивостока к Корее и Маньчжурии, где сейчас находилось большое количество вражеских сил, и, соответственно, их авиации, поэтому сражение должно было быть достаточно быстрым, чтобы из него можно было уйти живыми. Скорейшее начало битвы повышало шансы на это.

Еще когда «Кацураги» шел в тумане, на впереди идущем эсминце «Ханадзуки» раздался взрыв. Все соединение мгновенно перешло в «боевой режим» и активизировалось, на каждом корабле зашевелилась ранее спокойная команда, некоторые корабли из ведущих уже начали отвечать огнем в сторону противника. Большевики стреляли с береговых батарей довольно крупного калибра, расположенных в целой сети укреплений. Судя по виду, эти укрепления повидали еще первую русско-японскую, но время не так уж и сильно повлияло на их боевые характеристики. Наконец, когда и авианосец вышел из тумана, Миядзаки смог оценить положение. Все сложилось далеко не лучшим образом — с такой береговой обороной, подводить беззащитный авианосец на такое расстояние к берегу было далеко не лучшей идеей, но отступать было уже поздно. Адмирал приказал поднимать авиацию для молниеносного налета на торпедные катера и вообще все в порту, что потенциально может нести торпедное вооружение. Советская эскадра, тем временем, тоже активизировалась и ее корабли один за другим отчаливали от берега, готовясь принять бой. Первым вышел лидер «Тбилиси», принявший на себя удар сразу нескольких японских кораблей. Не такой уж и большой «Тбилиси» с довольно скромным вооружением почти сразу вышел из строя и загорелся, оставшись дрейфовать посреди бухты. Пока что, маленькие японские корабли могли более-менее свободно действовать под носом у противника, поскольку береговые батареи были отвлечены на огромный «Кацураги», атакуя который, они пытались повредить взлетную палубу и уничтожить как можно больше самолетов. Надо сказать, что это пока что не удавалось, и «Зеро» один за другим поднимались в небо, нарушая все правила и уставы — иногда двигаясь по два-три в ряд, чуть ли не сбивая друг друга и оказываясь вынужденными резко уходить в сторону и «спрыгивать» с палубы на воздух раньше, чем это предусматривалось. Тем не менее, весь этот хаос в итоге не привел ни к одному упавшему еще на взлете самолету, позволив экстренно разгрузить палубу и ввести в бой все воздушное соединение. Судя по реакции на самолеты, а вернее на почти полное ее отсутствие, большинство средств ПВО из города заранее вывезли, скорее всего на усиление группировки, штурмующей Большой Хинган.

Почти с десяток «Зеро» первыми достигли батарей, расположенных в каменных укреплениях на высоте. У всех с собой было лишь по одной бомбе, поэтому права на ошибку не было — у всего соединения сейчас было ровно сорок четыре авиабомбы, совершенно без возможности пополнения боезапаса. Трое из них отбомбились сразу, точно сбросив бомбы, пролетая буквально в паре метров от земли. Взрыватель активировался лишь через четыре секунды, дав летчикам достаточно времени, чтобы увести технику. От громкого взрыва советские казематы обвалились, а одна из батарей и вовсе помялась так, будто ее пытались выбить каким-нибудь тараном изнутри. Коммуникация между казематами была нарушена, и по сути линия обороны была разделена на две части, перейти между которыми теперь можно было лишь сделав огромный круг, при котором пришлось бы вылезть на поверхность и добраться до входа с другой стороны. Но обстрел продолжался.

Тем временем, еще три «Зеро» добрались до закутка в бухте, где стояли торпедные катеры советского флота. Экипажи, еще только занимавшие места и готовившиеся отчаливать, были еще издалека обстреляны курсовыми пулеметами японцев, и к моменту сброса бомб уже в большинстве своем сбежали с катеров, чтобы не погибнуть вместе с ними. Первая бомба прилетела почти точно в центр скопления, и в небольшом катере сдетонировало абсолютно все, от топлива до имевшегося боезапаса к пулемету. Ударная волна разнесла близлежащие катера, а горящие остатки и вовсе долетели до самого берега. Второй пилот проследовал за убегающими матросами и сбросил бомбу в наибольшее скопление людей. Раздался взрыв, и из дыма в разные стороны полетели тела и конечности, многие из которых упали в воду. Крови было очень мало, поскольку высокая температура при взрыве сразу запекла травмы почти всех убитых, а находившиеся на достаточном отдалении люди не получили настолько сильного эффекта от ударной волны, и в большинстве своем всего лишь отлетели на пару метров или упали на землю с криками, пораженные многочисленными осколками. Третья бомба упала еще дальше, на какое-то складское помещение, но, судя по всему, горючих или детонирующих материалов там не было — за взрывом не последовала цепная реакция или хотя бы еще один, более крупный взрыв. Просто длинное кирпичное здание быстро сложилось и «выстрелило» осколками кирпича в разные стороны, поднимая большое количество пыли и скрывая ею часть раненных матросов. Это спасло их от следующего пулеметного захода первого «Зеро», который, потеряв видимость, резко дал вверх и с характерным ревом двигателя пролетел дальше, обстреляв другие объекты.

Летчик этого самого «Зеро», лейтенант Кацура, набрав достаточную высоту и долетев до самых краев портовой зоны и относящихся к ней объектов, вылетел на поля, за которыми располагалась хорошо скрытая взлетно-посадочная полоса. Судя по тому, что никто из японских летчиков не видел ее до этого, само командование так же было не в курсе. Он осмотрел объект. На аэродроме стояло шестнадцать самолетов, шесть из которых были явно бомбардировщиками. Кацура не смог сходу определить их модель, но это были Пе-2. Остальные, всего десять, были истребителями, которые лейтенант идентифицировал как ЛаГГ-3. Встреча с ними была большой удачей для японца, т.к воздушные подразделения на Дальнем Востоке были последними в СССР, где этот морально устаревший истребитель продолжал использоваться по сей день, несмотря на вывод его из фронтовых операций еще в 1944 году. На аэродроме уже была объявлена тревога, и подъем всех этих самолетов в небо был вопросом времени — и тогда, даже если истребители не нанесут особого ущерба японским летчикам, хотя бы потому что их более чем в пять раз больше, то бомбардировщики уже точно не сулили беззащитному авианосцу ничего хорошего. Потерять последний авианосец страны в попытке рейда на вражеское побережье было недопустимо, это бы окончательно добило боевой дух народа Империи, особенно на фоне памяти о крайне быстрой гибели «Синано» в прошлом году.

«Зеро» снизился и зашел на поставленные в ряд ЛаГГ, обстреляв все пять самолетов, находившихся в этой части аэродрома. Каких-то особо серьезных повреждений это не нанесло, в основном были разбиты стекла и пробита обшивка, и, возможно, некоторые пули задели двигатели. В ответ, Кацура сразу получил несколько попаданий из зенитного орудия на углу взлетно-посадочной полосы, от которой резко увернулся и, сделав мертвую петлю, снова зашел на нее. Лейтенант расстрелял довольно большое количество боеприпасов в еще поворачивающееся орудие, и так близко подлетел к ней, что смог увидеть огромное количество ярко-красной крови, стекающей по стволу зенитки. 7,7-миллиметровый пулемет убил четверых и пяти человек расчета орудия, и лейтенант смог увидеть, как последний выживший, кинувшись на землю, отползает от искореженного орудия и четырех трупов. Снова сделав петлю, Кацура зашел на три Пе-2. Все из них получили залпы уже не из пулеметов, а из двадцатимиллиметровых автопушек, повреждения от которых были куда серьезнее. Как минимум, два из них точно получили видимые внешние повреждения, с полетом не совместимые. Хорошо рассмотреть третий лейтенант уже не смог, вынужденный резко брать вверх, чтобы не разбиться об землю. В этот момент его самолет был в очень уязвимом положении, развернутый к вражеским ПВО самыми уязвимыми частями, и враг воспользовался этим.