Страна Незаходящего Солнца. Том I

Самолет тряхнуло от попаданий зениток. Все они пришлись на подставленное днище, броня в области которого была наименьшей. Ноги лейтенанта по инерции подпрыгнули прямо в кокпите, ударив по рукам на ручке управления. Из-за этого он невольно сделал довольно резкое движение, отчего самолет тряхнуло еще раз, и только тогда он смог окончательно выровняться. Кацура дал вниз и встретился с зениткой в прямом бою, когда оба участника стреляли друг в друга. Из зенитки по А6М5 успело прилететь несколько ощутимых попаданий по крыльям, после чего взрыв такого же 20-мм снаряда прямо на орудии ознаменовал победу японца. В этот раз расчет был раскидан ударной волной, но, похоже, большая его часть сильно приложилась головами об мешки с песком и бетонные преграды, явно оказавшись выведенной из боя. Кацура не увидел ни одного «ярко выраженного» тела, по которому точно можно было бы определить издалека, что он мертв. Лейтенант снова взял вверх и в очередной раз закрутил петлю над аэродромом, продолжая одиночное сражение. Среди его противником оставалось минимум два расчета ПВО, еще пять целых ЛаГГ и один Пе-2, экипаж которого выжидал момент, чтобы рывками добраться до боевой машины без риска быть расстрелянным японцем еще на полпути. Кацура зашел на следующие ЛаГГи, обстреляв и их достаточно для того, чтобы о безопасной эксплуатации без ремонта можно было забыть. Лейтенант продолжал кружить над аэродромом, атаковать отдельно взятые цели и активно тратить боезапас. Он уничтожил уже и третью зенитку, но в лобовом столкновении с ней его «Зеро» получил сильные повреждения — были пробиты топливные и масляные баки, двигатель не загорелся лишь чудом, но шансы вернуться на авианосец становились все меньше и меньше с каждой секундой. Разобравшись с последней зениткой, Кацура увидел, что последний ЛаГГ, самый дальний из тех, которые он обстрелял в первом заходе, уже вышел на ВПП и взлетает. Лейтенант обстрелял его на взлете, но не смог разобраться с самолетом окончательно. В результате, ЛаГГ успешно взлетел.

В кабине советского истребителя сидел явно не худший летчик. Он мастерски уворачивался от залпов японца, уводя его куда-то дальше от аэродрома и навязывая бой на своих условиях. Несколько раз Кацура едва не пролетел вперед врага, почти допуская попытки русского летчика сесть ему на хвост. ЛаГГ оказался намного более крепким, чем «Зеро», пусть и менее маневренным. Японец получил несоизмеримо больше повреждений, и лишь по какому-то невероятному стечению обстоятельств все еще оставался в воздухе и был способен продолжать бой. Наконец, в один момент пилот ЛаГГ совершил недопустимую ошибку, попытавшись зайти в хвост «Зеро», сделав мертвую петлю в воздухе прямо перед ним. Японец мгновенно среагировал и выдал длинную очередь из пулеметов и автопушек по подставившейся кабине истребителя. Части тела и кровь разлетелись во все стороны из пробитой насквозь кабины, бесформенное тело обмякло в кресле истребителя и наклонилось вслед за ним, уйдя теперь уже точно в мертвую петлю. ЛаГГ продолжал, уже без управления, накручивать такие пируэты в воздухе, каждый раз снижаясь все ближе к земле, и в итоге разбившись. Кацура выдохнул. У него еще оставался шанс, как минимум, попробовать добраться до аэродрома — топлива было в обрез, но еще хватало. Но краем глаза лейтенант заметил поднимающийся с аэродрома объект. Тот самый Пе-2, о котором в пылу битвы с ЛаГГ он попросту забыл и сбросил со счетов бомбардировщик, экипаж которого даже ниразу не засветился перед ним. Кацура с трудом сохранил самообладание, поняв, как его провели вокруг пальца всего два советских самолета. Нужно было завершить начатое, ибо даже этот одинокий Пе-2 мог нанести несоизмеримо более крупные потери для японского соединения.

Лейтенант быстро сократил расстояние между ним и бомбардировщиком. Тот только набирал высоту, да и его защитные турели покрывали лишь пространство за самолетом, по бортам и частично под ним. Бомбардировщик не мог ничего сделать самолету, приближающемуся спереди. Кацура выждал момент и зажал гашетку.

Ничего не произошло.

Не осталось ни одного снаряда у пушек, ни одного патрона у пулеметов. Весь боекомплект был израсходован. Возможности его пополнения не предвиделось в принципе. Кацура вспомнил фразу ныне заместителя начальника генштаба ВМФ, Такидзиро Ониси, которую он увидел в газете когда был в метрополии — «Когда кончились патроны, помни, что последний боеприпас — это ты сам». Такидзиро Ониси никогда не говорил и не печатал такой цитаты, но мозг лейтенанта, работавший на какой-то запредельной скорости в эти секунды, воспринял для себя руководство камикадзе, которое Кацура в жизни не читал. Он приблизился к бомбардировщику в упор, время, казалось, не сдвинется с мертвой точки никогда.

Последним словом Кацуры стало «Хисацу!» - «Рази без промаха!». В этот же момент А6М5 столкнулся с Пе-2 лоб в лоб. Неповоротливый бомбардировщик не имел шансов успеть уйти от тарана маневренного истребителя. Винты обоих самолетов зажевали друг друга, конструкции стремительно разваливались, «Зеро» влетал в кабину бомбардировщика. Советские летчики выглядели крайне испуганными, они инстинктивно пытались увернуться от угрозы, как будто это был какой-то небольшой камень. Очень редко советского военнослужащего можно было увидеть в столь жалком виде. На лице лейтенанта Кацуры не дрогнул ни один мускул. Кацура вошел в вечность.

Оба самолета взорвались в воздухе. Большой бомбовый запас Пе-2 сдетонировал так громко и мощно, что осколки самолетов разлетелись во все стороны на большие расстояния. Кацура погиб, забрав за собой троих советских летчиков. Вряд ли его подвиг зафиксировал хоть кто-то, кто потом смог бы написать об этом статью или упомянуть в своих мемуарах, и он, как и сотни тысяч других таких героев, хоть и вошел в вечность, не остался в истории даже в качестве мельчайшего упоминания. Но сражался и погиб он не за свою личную славу, а за родную страну и ее величие, за Восходящее Солнце, которое, в отличии от авианосцев и линкоров, не тонет и не заходит. Война для него закончилась, но не для остальных — продолжался рейд на порт, продолжалась вся Вторая Мировая Война, которой пошел уже седьмой год.

Лейтенант не стал первым погибшим летчиком в этом сражении, в бухте уже «поубавилось» Зеро, и постепенно ее затягивало густым темно-серым дымом, исходившим от множества горящих кораблей и резервуаров. В битве был поврежден японский «Хибики», который, с большим пожаром, распространившимся едва ли не на половину корабля, отступал назад. Несколько других эсминцев уже шли на дно, а один вообще взорвался еще будучи в более-менее целом состоянии, из-за чего корпус треснул надвое и быстро ушел под воду, оставив лишь большое количество членов команды, которые теперь пытались добраться до соседних кораблей, или хотя бы вылезть на берег, чтобы принять бой на суше. У «Кацураги», на удивление, не было крупных повреждений, хоть и один раз он оказался на грани — выпущенный с береговой батареи снаряд пролетел точно над настройкой, ювелирно сбив радар и безрезультатно плюхнувшись в воду, уже за авианосцем. Теперь флагман соединения оказался ослеплен, но продолжал быть полностью пригодным к исполнению своей основной, как авианосца, задачи — принять назад все взлетевшие с него самолеты. В целом, сейчас удача была на стороне японцев.

Раздался еще один взрыв — это взорвался советский корабль. Удачное попадание главного калибра крейсера «Китаками» сделало с противником то же, что он недавно сделал с императорским эсминцев — он так же развалился надвое и быстро пошел ко дну, а команда поспешила к берегу. По стечению обстоятельств, ближе всего для них было вылезть примерно на том же месте, где до этого вылезали японские матросы. Мало кто заметил это в пылу сражения, но наблюдательный адмирал Миядзаки с биноклем уже рисовал в голове картину грядущего рукопашного боя насквозь мокрых матросов, потерявших свои корабли, и ни на секунду не сомневался в победе своих подчиненных. От размышлений его оторвал очередной крупнокалиберный снаряд, пролетевший буквально в сантиметрах от надстройки и приземлившийся в воду рядом с кормой авианосца. Миядзаки, наконец, снова посмотрел на место баталии — прямо в этот момент огнем зениток одного из советских эсминцев был в воздухе подожжен «Зеро», который, загоревшись, напоследок врезался в этот же эсминец. Конечно, у него не было бомбовой нагрузки, и взрыв никак не повредил врагу, но адмирал уже счел это чем-то вроде первого применения летчиков-камикадзе против советского флота.

Бой затихал. Все меньше активных кораблей оставалось на поверхности, и все реже они стреляли с главных калибров. Несколько маленьких советских кораблей с разной степенью повреждения встали на мель, по волнам все дальше от берега отплывал поврежденный гидросамолет МБР-2 с оторванным двигателем. Порт заволакивало дымом, а самое горячее сражение велось на берегу командами матросов противоборствующих сторон. Надо сказать, что у русских было значимое преимущество — они в среднем были выше и весили больше, чем японцы. В кулачной драке японцы вчистую проигрывали, но в ход шли ножи, железные обломки взятые с берега, большие палки и любые подобные предметы. В живых оставалось сравнительно немного — около тридцати человек суммарно, поэтому к берегу постепенно приближался «Хабуси», один из кораблей береговой обороны, известных как кайбокан. Этот корабль, как и остальные представители кайбоканов типа «Укуру», был одним из немногих новых образцов в Императорском флоте, и конкретно данный был введен в эксплуатацию 10 января 1945, и этот рейд был для него боевым крещением. Даже при своем скромном вооружении, кайбокан не спешил обстреливать людей на берегу, поскольку в любом случаи задел бы обе стороны — никто не хотел открывать огонь по своим же. Соединение отходило.

Самолеты уже постепенно садились обратно на авианосец. Огромному и неповоротливому «Кацураги» было нелегко изменить курс, и в какой-то момент он встал бортом к бухте, едва не перегородив путь нескольким эсминцам, которые были гораздо маневренее, но все обошлось. Соединению требовалось как можно быстрее уходить обратно в Японию, поскольку во Владивосток уже, очевидно, стягивались все находящиеся поблизости силы противника. Туман все еще не рассеялся, поэтому флоту, состав которого к тому же несколько поредел, не составило труда снова скрыться в условиях почти нулевой видимости. «Кацураги» наконец перестроился и снова стал флагманом, а вместе с тем и ориентиром в условиях плохой видимости. В конце концов, не заметить его даже в таком тумане было невозможно. Адмирал Миядзаки спокойно присел на стул в командирской рубке, вглядываясь в непроглядный туман. Пусть он еще и не добрался до метрополии, он уже нанес сокрушительное поражение советскому флоту, выполнив главную цель. Вне зависимости от стратегического результата этого действия, сам факт такой победы должен был воодушевить японское общество, которое поддерживало боевой дух только за счет постоянно пропаганды, толкаемой каждым премьер-министром по мере их смены. Теперь премьер-министр Судзуки наконец-то «разгрузиться», дав народу историю о крупной морской победе, которую можно преподнести как полный разгром флота крупнейшей страны на планете. Если не вдаваться в подробности, так оно и было, несмотря на полную на данный момент сохранность балтийских, черноморских и северных флотилий СССР. Для Японии угроза со стороны РККФ отпала, а дерзкий рейд напоминал новый Перл-Харбор, сражение, для японского общества куда более предпочтительное, чем очередные неудачные рейды камикадзе на оккупированные острова, которые провозглашались крепостями и навсегда японскими территориями еще год назад. Адмирал Миядзаки мог не только заполучить большой авторитет во флотской среде, отбросив назад влияние армии, но и стать в целом национальным героем. Его это вполне устраивало. Что-ж, соединение уходило домой.

***

Рейд 28 сентября действительно стал настоящим лучом света для японской нации. Повторение Перл-Харбора, пусть и в уменьшенном варианте, в какой-то мере вернуло дух людей и веру в будущее на уровень декабря 1941 года, когда ни у кого не было сомнений в скорой победе. Теперь вся страна знала, что у СССР была лишь одна доступная для войны с Японией флотилия, и та оказалась навсегда уничтожена, а угроза высадки на Хоккайдо быстро растворялась в воздухе новой тактической ситуации, переходя из разряда неминуемых событий в список нереализованных планов прошлого. В народе не было особо широко распространено мнение о превосходстве каких-то гайдзинов над другими, и сухопутный (в Маньчжурии) с морским (во Владивостоке) провалы Советского Союза воспринимались как общий стратегический провал всех противников, ложась огромной, как сама Россия, тенью на мнение об англо-американской коалиции.

Два довольно пожилых человека стояли возле цеха в Осаке и курили, разговаривая.

— Слышал, мы весь русский флот разгромили?

— Да кто ж еще не слышал? Слышал конечно, я всегда знал, что им нас не победить. Подождем еще год-два, американцы тоже выдохнуться и победа будет наша.

— Конечно. Враги думают, что мы сейчас испугаемся, если он высадит десант или опять города разбомбит. Да у меня вся семья их убивать будет, если они сюда сунуться!

— И у меня тоже. Да ведь и так понятно, что мы выдержим все эти испытания, даже если умереть придется. У нас правит тэнно, а у них какой-то инвалид, если он не умер еще. И так ведь понятно, кто лучше и сильнее.