Страна Незаходящего Солнца. Том I

Жодовжав увидел в бинокль быстро приближающиеся к линии обороны танки. Он не знал, что это за модель, но мог отметить тот факт, что двигались они заметно быстрее других когда либо увиденных им танков. Опустив бинокль, он отдал приказ своему адъютанту, лейтенанту монгольской наружности.

— Доложи Усироку, советские быстрые танки уже здесь. Пока что двенадцать штук.

— Есть!

Лейтенант мгновенно исчез из блиндажа, оставляя только постепенно удаляющийся звук ударов сапогов об землю и деревянный пол. Довольно скоро он оказался в другом блиндаже, куда больших размеров и углубленный в землю и породу достаточно хорошо, чтобы выдерживать даже артиллерийские обстрелы. В нем находился японский генерал с небольшими усами, 61-летний Дзюн Усироку, командующий Третьим Фронтом японской армии, тем, зона ответственности которого недавно была перенесена с северной части Маньчжоу-го в северо-восточный регион, то есть в Мэнцзян и прилегающие территории Китая, оккупированные в далеком 1937 году.

— Товарищ генерал, русские идут! Двенадцать легких танков движутся в направлении первой линии обороны. Что прикажете делать?

Усироку, посмотрев на лейтенанта, поначалу ничего ему не ответил. Затем, взяв бинокль, подошел к амбразуре своего блиндажа и сам осмотрел обстановку — да, приближалось двенадцать БТ-7, выстроенных своеобразным клином, причем влево от головного отходило шесть машин, а вправо лишь пять. С ними не было никого и ничего, ни единого самолета и пехотинца. Такой метод наступления, может, и выглядел приемлимым в глазах Жодовжава, но для японца с серьезным боевым опытом было очевидно, что именно происходит. Он вспомнил о подчиненных ему силах, и, надо сказать, их было не так уж и много. Здесь, в Калгане, всего ему подчинялось чуть меньше тридцати тысяч человек. Из них лишь двадцать тысяч были японцами, остальные были маньчжурами и монголами, которыми он командовал через Дэмчигдонрова, Жодовжава и других подобных «локальных» командиров, что лишний раз расширяло цепочку командования, но делать было нечего, ведь, в конце концов, он не мог научить неграмотных степных призывников понимать японский язык за минуту.

— …Не высовываемся, особо не сопротивляемся, из всех орудий не бьем. На танки бросить минимум сил. Позиции смертников, кроме передовой, ни в коем случаи не раскрывать. Выполняйте.

— Есть!

Через секунду адъютант вылетел из блиндажа, на этот раз его шаги звучали чуть иначе, поскольку местами он наступал на бетонный пол. Через некоторое время приказы были «спущены» и дошли до командиров взводов, отделений и самих рядовых бойцов, занимавших передовые позиции обороны на маленькой возвышенности. Именно на них сейчас надвигались одинокие БТ-7. Танки шли вперед, даже не пытаясь как-то маневрировать — и правда, это было лишним в голых степях. Пока один из них, третий справа, не приблизился к какой-то кочке с маленьким кустиком, поднимавшейся над этим слишком ровным ландшафтом. «Кочка» вспрыгнула и с криками «Банзай!» понеслась на танк, выставив вперед мину на шесте. Столкновение и взрыв произошли буквально за секунду, никто еще даже не успел ни увидеть, как бежит смертник, не понять, что «кочка» являлась обычной вырытой ямой, в которую лег обвешанный травой камикадзе.

Броня БТ-7, пусть и лобовая, была намного слабее брони того же Т-34-85, который смертникам так же удавалось пробивать. Лобовую проекцию легкого танка буквально разворотило, а переднюю часть башни вывернуло вверх, ужасно искорежив. В живых не остался никто из членов экипажа, все то, что от них осталось, разметало по дымящемуся корпусу. В некоторых местах танк еще продолжал гореть, но, по видимому, заряд, направленный сугубо вперед и потерявший почти весь кинетический эффект на разлом брони и всех механизмов до середины корпуса, в итоге не смог ни поразить баки, ни дойти до моторно-технического отсека в таком виде, в каком мог бы нанести ему серьезный урон. С танка можно было прямо сейчас снимать двигатель и сливать топливо.

Усироку наблюдал за всем происходящим в бинокль. Когда дым рассеялся, он, отведя взгляд с ошметков тэйсинтай, оценил повреждения БТ-7. Очевидно, тот был полностью выведен из строя, но искореженная взрывом спереди башня была на месте, даже не сорванная, без каких-либо признаков внутреннего повреждения. Усироку понял, что его мысль подтвердилась — БТ были почти без боекомплекта, что объясняло и их отправку без прикрытия. Это был обычный разведывательный авангард, который должен был спровоцировать мэнцзянских солдат открыть огонь из всех орудий. Окончательно доказало это то, что после потери первого танка они все развернулись и отступили. Советские командиры, видимо, считали, что обороной города «рулит» сам Дэ-ван, сделав ставку на то, что монголы, в тактике танковой войны уж точно ничего не понимающие, попросту испугаются какого-то относительно крупно выглядящего соединения, приняв его за все наступление. Что-ж, Усироку не собирался давать большевикам радости победы так просто и глупо. Он тоже умел обманывать противника. Но вот обманывать РСЗО он еще не научился. Усироку понял, что теперь, когда советский авангард наткнулся лишь на незначительное сопротивление, буквально осуществляемое одним человеком, советы нанесут ракетный удар по визуально вскрытым позициям монголов. Это было максимально логичным решением, которое уничтожило бы все разведанные позиции врага, и распугало бы остальные войска, если таковые вообще там были. Усироку опустил бинокль и отошел от смотровой позиции, задумчиво смотря в никуда, после чего прошел дальше, в один из проходов, который привел его в еще более углубленное в горную породу помещение, бетонную коробку, единственным объектом в которой был большой стол, на всю длинну и ширину которого была разложена карта местности. На этой карте были разложены аккуратно вырезанные маленькие бумажки, на каждой из которых было что-то написано. Это были номера и наименования подразделений, расположенных сейчас в этих участках.

Усироку, бывший в 1944 году заместителем начальник штаба армии, вспомнил, как выглядели такие же столы при планировании операций в Токио — располагаемые в крупных подземных помещениях, подобных тем, которые строили и продолжают строить в городе Нагано для защиты командования от бомбардировок, они так же были покрыты куда более качественными картами любой местности, от локальных участков фронта на островах до всего Тихоокеанского региона, а стояли на них настоящие модельки солдат и техники, которые перемещались рядовым составом при помощи длинных шестов. Это позволяло, при наличии отлаженной связи, даже составлять на карте ситуацию сражений в реальном времени, ну, а то, что сделал Усироку, было лишь кустарной пародией на это. Единственным преимуществом было то, что размеры стола позволяли ему перемещать «подразделения» своими руками, всего лишь наклонившись достаточно далеко вперед, и держать десять человек с шестами не было необходимости. Он взял одну из карточек, расположенных где-то в ближнем тылу Калгана, после чего аккуратно провел ею по горному ущелью и вывел во фланг советской группировке.

На карточке было написано — 34-ый танковый полк.

Усироку еще немного посмотрел на карту и вышел в наблюдательный пункт, взяв телефон, стоявший на маленьком столике в углу, и набрав там короткий номер. Уже через пару секунд он соединился с адресатом.

— Тридцать четвертый танковый полк на связи.

— Это генерал Усироку. Атакуйте советскую реактивную артиллерию с фланга. Выступайте прямо сейчас из ущелья, у вас не больше часа. Как поняли?

— Так точно, товарищ генерал. Поняли отлично, выступаем.

Ответ неизвестного дежурного, как и всегда в японской армии, был кратким и утвердительным. Усироку понимал, что отправил единственный бронированный полк из своих сил на самоубийственную операцию без подготовки и плана, но сейчас этот размен мог стать решающим. Устаревшие легкие танки едва ли могли принести много пользы в городском бою, да и вообще в таком сложном рельефе, а вот героически погибнуть вместе с вражескими РСЗО они могли. «Катюши», или, по немецки, «Сталинский орган» были очень неприятным противником для Усироку, весь укрепрайон которого мог быть сметен в пыль несколькими беспорядочными залпами небронированных грузовиков с ракетами. В этом году, в 1945, для Усироку шел уже сороковой год, который он отдал военной службе, и размен одних людей на других для достижения боевых задач давно перестал быть для него хоть сколь-то значимым событием и моральным выбором. Он оперировал войсками так же, как экономист работает со счетами в бюджете, распределяя расходы и доходы, только Усироку распределял расход жизней. Далеко не самого важного ресурса для такой страны, как Японская Империя.

***

Через час танки вышли из ущелья и направились вперед по степи. Их было немного, четырнадцать танков, двенадцать легких «тип 95 Ха-Го» и два средних (только по японской классификации) «Шинхото Чи-Ха». Те солдаты, кто хорошо помнил 1939 год, знали, что эта версия «Чи-Ха» была разработана при изучении и обобщении опыта столкновения с советскими БТ, из-за чего складывалась интересная ситуация — в монгольских степях вновь сталкивались как сами БТ, так и вдохновленные ими иностранные аналоги. Впрочем, к сожалению для японцев, никакого аналога Т-34/85 у них не было.

У шедшего впереди «Чи-Ха» открылся башенный люк, и из него высунулся командир танка, гордо смотревший вперед и высунувший из-за брони тело по грудь. На голове у него, как и полагалось по уставу, был кожаный шлемофон с очками. Осмотрев местность, командир понял, что они двигаются с крайне выгодного направления — местность была устроена так, что советские войска скрывались в небольшой низине, которая, конечно, позволяла им скрывать замеченные лишь по вздымающейся пыли танки от непосредственно глаз противников, но так же ослепляла их фланги. Один из них не представлял никакого военного интереса, и был попросту подножьем горы, в связи с чем наступать оттуда точно никто бы не смог, ну, а со второго двигались танкисты. На данном фланге была другая проблема — единственный проезд вел к ущелью, через которое можно было бы почти что зайти в Калган с тыла, но факт полного контроля ущелья японскими войсками делал самоубийственной любую попытку прорваться в таком месте. Советские командиры все еще были, на тот момент, скорее всего лучшими в мире, и уж такой очевидный постулат, как важность контроля высот и последствия для атакующих отсутствия этого контроля, они знали прекрасно. Иначе бы не проводили Зееловскую операцию всего пять месяцев назад.

Командир танка поднял висящий на шее бинокль и посмотрел вперед, стараясь выявить хоть какие-то детали, которые он не смог заметить при беглом осмотре местности. Но на этом участке это было бесполезным делом, ведь что в бинокле, что без него, была видна одна и та же голая степь. Враг, как уже было сказано, находился за угором в низине, и это место пусть и было стратегически невыгодно, так как не давало контроля над высотами, но с задачей скрыть скопления войск справлялось успешно. К тому же, ход Маньчжурской операции показывал, что действовать нужно лишь по ситуации, и стандартные догмы здесь не имели смысла — блицкриг внезапно провалился, технологическое превосходство не привело к скорейшей победе, все изначальные планы рухнули, и это при том, что РККА до сих пор не потерпела ни одного стратегически значимого поражения. Значит, с имеющимся-то превосходством, реактивной артиллерией и лучшими в мире танками, против степной пехоты, можно было сразиться и находясь в низине. Все равно Мэнцзян не мог противопоставить ничего, кроме единичных снайперов, в ответ на каждый выстрел которых мог прогреметь многочасовой артиллерийский обстрел, что и поставило жирную точку в решении вопроса с ними — они даже не высовывались. Тем не менее, танкисты продолжали движение незамеченными.