Страницы минувшего будущего

В коридоре оказалось на удивление немного народа. И у лифта стояли только двое.

– Валерка, привет! – улыбка вышла искренней, потому что именно этот Валера был коллегой Митрохиной. Как раз с ним и получилось бы до нужной студии добраться.

– Привет!

Приняв поцелуй в щеку, Агата обернулась и взглянула на стоявшего в шаге от неё второго мужчину. И тут же почувствовала, как начала медленно отвисать челюсть.

Ах, как некрасиво!

– Вот, кстати, познакомься: Сашка Рощин. Впрочем, не думаю, что ты его не знаешь.

– Дурачок, – беззлобно хмыкнул молодой человек и протянул ладонь для рукопожатия. – Здравствуйте.

Конец восьмидесятых и начало девяностых годов ознаменовались стремительным развитием поп-индустрии. Сладкие длинноволосые мальчики с песнями разной степени незамысловатости пользовались невообразимым успехом у самых обширных аудиторий и деньги зарабатывали поистине огромные. Их было не так много, потому как направление только развивалось, постепенно вытесняя собой привычных уже представителей советской эстрады. Простой народ жаждал перемен, причём во всем – в жизни, в работе и в увлечениях. Музыка, конечно, тоже входила в этот список, и молодые поп-певцы со своими ролями справлялись. Прыгая в расшитых стеклом и мишурой пиджаках под фонограмму, они вызывали литры слёз у молоденьких поклонниц, зарабатывая на их влюбчивости и вполне удачном имидже.

Один из таких певцов и стоял сейчас перед Агатой.

Саша Рощин оказался одним из первых. Он начинал ещё в Советском Союзе, и с годами популярность его лишь росла, хотя стоило отметить, что репертуар не отличался разнообразием ни смысловым, ни количественным: песен за все годы не набралось, верно, и с десяток, а содержание их оказывалось весьма однотипным. Свою работу делала госпожа Удача – очень вовремя Рощин явил себя публике, и продюсер ему достался явно грамотный. И сейчас, в период, когда разного рода развлекательные передачи заполняли телевидение, а в лексикон постепенно входило слово «пиар», каждый мало-мальски известный исполнитель нуждался в поддержании собственного имени на плаву. Конкуренция росла с каждым годом, потому несложно представить повальную заинтересованность продюсеров в продвижении своих подопечных самыми разными способами. А разные передачи развлекательные очень тому способствовали.

– Здра… а… здрасьте, – всё, что получилось в ответ пролепетать. Агата, верно, совсем глупо выглядела, когда кое-как пожимала протянутую ладонь, во все глаза глядя на певца.

Лифт с грохотом распахнул двери, и все трое зашли в побитую временем и многочисленными сотрудниками кабину. Словно машинально Агата шагнула в угол. У неё не имелось особенных кумиров, но волнение, тем не менее, всё равно парализовало горло. И поразительным казалось совершенное спокойствие и самого Рощина, и Валерки. Ткнув в кнопку, последний повернулся, спросил участливо:

– Ты к себе?

– А?.. А, да. Вообще, кассеты надо закинуть. Потом… к вам собиралась.

Всё это время Саша наблюдал безмолвно, заведя руки за спину и чуть склонив набок голову. Его взгляд легко чувствовался и добавлял в и без того напряженное состояние нотки паники. Попытки осознать, что именно не так, и чем столь внимание пристальное вызывалось, сыпались крахом. В итоге внутренний голос подкинул мысль о том, что причина в платье измявшемся крылась наверняка. Легче от того, впрочем, не стало.

– А идёмте с нами сразу, – Рощин чуть изогнул бровь и хмыкнул. – Как будто эта лабуда не подождет.

Володя, конечно, не обиделся бы – кассеты всё равно были пустыми, отобранными у кого-то в качестве компенсации за просроченный денежный долг. Однако находился человек в её окружении, который никак не преминул бы лишний раз прокомментировать «необязательность».

– Начальства моего не знаете, – Агата пробормотала это совершенно машинально, забыв даже на мгновения о собственном смущении.

Свет мигнул. Такое случалось частенько, а потому значения секундному перебою никто не придал. В следующий миг кабину тряхнуло так, что все трое чудом удержали вертикальное положение; свет мигнул вновь, и лифт остановился. Сердце гулко ударилось о рёбра, Агата, вжавшись спиной в не самую чистую стенку, глянула на Валеру. Тот скорчил мину и без особенной надежды ткнул в кнопку вызова диспетчера. Ответом послужила гробовая тишина.

– Ну всё, трындец. Теперь хорошо, если через час вылезем.

Рощин недоумённо глянул на Валеру.

– В смысле «через час»? Шутишь?

– Ага. Практикуюсь, в «Аншлаг» хочу попасть. Теперь пока чухнутся, пока с диспетчерской свяжутся, пока лифтёр припрётся.

Это было правдой. Лифтами старались пользоваться пореже, зная об их почётном возрасте и отсутствии ремонта на протяжении многих лет. Подъёмники считались своего рода аттракционом на удачу. И вот сегодня кое-кому не повезло.

Вздохнув, Агата прижалась затылком к стенке и прикрыла глаза. Теперь и дёргаться бесполезно – выволочки всё равно не избежать. Всё подаренное неведомыми силами свободное время суждено проторчать в обшарпанной кабине в ожидании помощи, а затем вновь выслушать всё, что о ней думал Кравцов, и в очередной раз пролететь фанерой над посиделками со старыми приятелями.

Валерка снял с пояса рацию и нажал на кнопку. Раздался треск.

– Ты где потерялся? – голос Митрохиной заставил чуть повернуть голову.

– Сворачивайтесь. Мы в лифте сидим, – Валерка вновь ткнул в кнопку и недобро оскалился. – У вас перерыв.

На том конце цокнули языком. Агата даже с лёгкостью представила, как закатила глаза Оля.

– Какого хрена вы туда попёрлись? По лестнице негоже?

– Короче, давайте в диспетчерскую звоните, пока мы тут не сдохли, – Валерка отжал кнопку, не дождавшись ответа, и вернул рацию на пояс.

Рощин взглянул на циферблат наручных часов и запрокинул голову, выдохнув. Удивительно, но вёл он себя достаточно спокойно, хотя несложно догадаться, что для человека его публичности даже час времени на вес золота. Украдкой Агата проследила за тем, как отточенными движениями Рощин расстегнул пиджак, а затем… швырнул его на пол возле стенки и сел сверху, вытянув ноги.

– Ну, что? Давайте тогда знакомиться, что ли? – спросил, откинув назад длинные волосы и посмотрел внимательно. – Александр.

Полное имя прозвучало странновато: всё же куда привычнее было это простое, свойское «Саша». Сашей его знала вся страна, зато сейчас на ум приходила мысль, что даже имя становилось частью имиджа. Сложно оказывалось такому позавидовать.

– Агата.

К реакции на собственное имя она привыкла ещё в детстве. Зато всегда исключались вероятные тёзки и какие-то глупые рифмовки вроде «Машки-промокашки». «Промокашки» – это ещё в лучшем случае.

Но подобная реакция не встречалась почти никогда. Рощин улыбнулся и, глядя снизу вверх, склонил голову влево.