Страницы жизни русских писателей и поэтов
Шрифт:
Вас развратило Самовластье,
И меч его вас поразил, -
И внеподкупном беспристрастье
Сей приговор Закон скрепил.
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена –
И ваша память от потомства,
Как труп в земле, схоронена…
Ошибся поэт. Декабристы оставили неизгладимый след в истории России, заслужив право на доброе слово потомков.
Пройдет время, и Федор Иванович тому, кто взошел на престол ценой "крови своих подданных", посвятит эпиграмму: "Н(НИКОЛАЮ) П(АВЛОВИЧУ)"
Не богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые, и злые, -
Все было ложь в тебе, все призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.
В сентябре 1844 году Тютчев вернулся
А.И.Георгиевский тоже отмечал "… чарующую силу сообщал ему его обостренный, сильно изощренный и необыкновенно гибкий ум: более приятного, более разнообразного и занимательного, более блестящего и остроумного собеседника трудно себе представить. В его обществе вы чувствовали сейчас же, что имеете дело не с обыкновенным смертным, а с человеком, отмеченным особым даром Божиим, с гением".
Бывало и так. Когда свет надоедал, Федор Иванович искал уединения и находил его в бесцельных прогулках по улицам Петербурга. Он уходил от людей, но без них быть не мог. Такова натура Федора Ивановича.
Имея признание в обществе, он был лишен честолюбия, самодовольства, зависти, не гонялся за чинами и не выслуживался перед начальством, что подтверждает жена – Эрнестина Федоровна: "… в глазах высокопоставленных и влиятельных друзей моего мужа одним из привлекательнейших его качеств всегда являлось то, что он их никогда ни о чем не просил…". В письме брату Карлу Пфеффелю она сетовала: "Этот светский человек, оригинальный и обаятельный, но, надо признаться, рожденный быть миллионером, чтобы иметь возможность заниматься политикой и литературой так, как это делает он, т.е. как дилетант. К несчастью, мы отнюдь не миллионеры… Мы ничего не делаем, мы только тратим, потому что мой муж, давая прекрасные советы другим, не может придумать ничего такого, что было бы выгодно для его собственной семьи… Семья для него – заболевание хроническое и неизлечимое, – таким образом, в отношении нас он не в счет".
Дочь Тютчева Анна, говорила, что отец считал первостепенным качеством человека правдивость и естественность в отношении самому к себе. "Только правда, – писала она, – чистая правда и беззаветное следование своему незапятнанному инстинкту пробивается до здоровой сердцевины, который книжный разум и общение с неправдой как бы спрятали в грязные лохмотья. Я знала только одного-единственного человека, который выражает свои чувства по-своему и никогда не пользуется готовыми фразами, – это мой отец".
Летом 1844 года, движимый патриотическими чувствами, Тютчев издал в Мюнхене брошюру под названием "Россия и Запад", в ней, в частности, говорилось, что Россия, освободившая Европу от Бонапарта, забыла об этом, и более того, внушает "… нынешнему поколению при его нарождении… эту же самую державу преобразовывать в чудовище для большинства людей нынешнего времени, и многие уже возмужалые умы не усомнились вернуться к простодушному ребячеству первого возраста, чтобы доставить себе наслаждение взирать на Россию как на какого-то людоеда XIX века".
Тютчева, как политика, интересовала Крымская война (1853 – 1856г.), в процессе которой менялось его отношение к самодержавной России. Если в письме от 20 августа 1851 года к С.С.Уварову, президенту Академии наук и бывшему министру народного просвещения, Тютчев называл Россию "Колоссом" и ее "В
конце концов признают, я надеюсь, что это – "Великан, и Великан, хорошо сложенный…", то в ходе войны Федор Иванович сравнивал себя с человеком, сидящем в темной карете без кучера, которая "… катится по все более и более наклонной плоскости".В адрес власти предержащих были направлены и эти нелицеприятные слова поэта: "Подавление мысли уже давно было руководящим принципом нашего правительства"; "Чтобы создать такое безвыходное положение, (речь идет о Крымской войне), нужна была чудовищная глупость".
В связи с уходом с поста министра Иностранных дел России Нессельроде, его место занял князь А.М.Горчаков, друг Тютчева. 7 апреля 1856 года Федор Иванович был произведен в действительные статские советники. Через два года его назначили председателем Комитета цензуры иностранной, с одновременным исполнением обязанности члена Совета Главного управления по делам печати. На этом поприще он проработал до конца своей жизни. В задачу Комитета входил просмотр иностранной литературы, поступающей в Россию со всех концов света.
Статья Тютчева "О цензуре в России" была написана в ноябре 1857 года, но из-за резких высказываний в адрес властей, она вышла лишь через 15 лет. В статье, в частности, говорилось: "Нам было жестоко доказано, что нельзя налагать на умы безусловное и слишком продолжительное стеснение и гнет, без существенного вреда для общественной организации… Даже сама власть с течением времени не может уклоняться от неудобств подобной системы. Вокруг той сферы, где она присутствует, образуется пустыня и громадная умственная пустота, и правительственная мысль, не встречая извне контроля, ни указания, ни малейшей точки опоры, кончает тем, что приходит в смущение и изнемогает от собственного бремени еще прежде, чем бы ей суждено пасть под ударами злополучных событий". Далее в статье говорилось и о том, что всегда в России существовало "какое-то предвзятое чувство сомнения и нерасположения" к писателям. Такое отношение к ним осталось и при императоре Александре II. Когда был запрещен некрасовский "Современник", Тютчев сказал, что способ расправы с журналом напоминает ему "лечение зубной боли посредством удара кулаком".
Давно известная всем дура –
Неугомонная цензура
Кой-как питает нашу плоть –
Благослови ее господь!
О чиновниках от печати Тютчев говорил: "Все они… мерзавцы, и, глядя на них, просто тошно, но беда наша та, что тошнота наша никогда не доходит до рвоты".
Печати русской доброхоты,
Как всеми вами, господа,
Тошнит ее – но вот беда,
Что дело не дойдет до рвоты.
Пользуясь своим правом цензора и дружбой с Горчаковым, он помогал, по мере возможности, и отстаивал некоторые издания от запрета, или слишком острого цензорского ножа. Этим он заслужил среди чиновников репутацию "либерала" и оппозиционера правительству. Когда Александру II предложили назначить в Комитет по делам книгопечатания Тютчева, Тургенева и др. писателей, монарх сказал: "Ни на одного из них нельзя положиться".
Дочь поэта – Дарья, писала о поэзии отца: "Я совершенно поражена острой проницательностью его взгляда на будущее и на предстоящий ход истории. Но, помимо его гения философского, исторического и – не знаю, как сказать – пророческого, его поэтическая суть поражает меня и очаровывает, – он точно совершенный инструмент, который отзывается на малейшее дуновение".
Поэт в своих стихах предвидел революцию 30-го, и революцию 48-го года во Франции, дал понять разрушительную силу мировых войн и роль революции в истории вообще. "Давно уже в Европе, – писал Тютчев, – существуют две действительные силы: Революция и Россия. Эти две силы теперь противоположны одна другой, и, быть может, завтра они вступят в борьбу. Между ними никакие переговоры, никакие трактаты невозможны: существование одной из них равносильно смерти другой! От исхода борьбы, возникшей между ними, величайшей борьбы, какой когда-либо мир был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества".