Странные сближения
Шрифт:
Таким образом, выводы Нессельроде практически совпали с идеями Александра Раевского касательно связи Зюдена с тайными обществами южных губерний.
— Липранди, будьте вы неладны! Почему вы не сообщаете подробностей? Какое общество? Какие точно планы?! — Нессельроде в сердцах поразил письмо остриём пера.
— Потому что это не моя работа, — письмо, вновь принимая обличие военного, подкрутило густые усы. — Я слежу за народными настроениями, а прочее замечаю лишь в силу остроты зрения.
Карл Васильевич снял пенсне и прикрыл рукою глаза. Он не сомневался: стоит спросить в ответном письме о подробностях,
— Как я от вас всех устал, — вслух сказал Нессельроде, откладывая письмо.
Взяв чистое перо и новый лист, граф принялся писать:
«Настоятельно прошу вас встретиться в Кишинёве с агентом, исполняющим поручение, связанное, как мне представляется, с вашими наблюдениями. Имя агента Француз; вы, возможно, уже знаете его как поэта А.Пушкина. До прояснения описанной вами ситуации действуйте только по взаимному согласию, не тая друг от друга ничего».
Из комнаты Аглаи доносилось пение. Слов было не разобрать.
— Она там, — облегчённо сказал Раевский. — И она одна.
— И что мы ей скажем? Постойте, Раевский, успеете исправить ошибку.
Раевский выдохнул сквозь сжатые зубы. Слушать от Француза, мальчишки, пусть и чрезвычайно смышлёного, упрёки — это Александра Николаевича бесило. Хоть и сам виноват, конечно.
— Что происходит?! — Якушкин, наконец, догнал Пушкина и А.Р. и остановился вместе с ними у двери. — Вы мне что-нибудь объясните?
— Иван Дмитриевич, — сказал Француз, — умоляю, не сердитесь, я должен спросить: вы провели вчерашний вечер с Аглаей?
Якушкин напрягся.
— Пушкин, вы — мой друг, но есть пределы и у…
— Успокойтесь, она уже весь дом перелюбила, — вмешался Раевский. — И подменила вам ключ. Снятым с цепочки оригинальным ключом вскрыла шкатулку с письмами. Не знаю, для чего ей это было нужно, но согласитесь, это единственный возможный вариант.
Якушкин охнул.
— Могла. Господа, ваши догадки похожи на правду, но предоставьте мне самому с этим разобраться. К ней войду я один.
Яушкин постучал.
Комната Аглаи Давыдовой. Шкафы и комоды праздно стоят, не укрывая никаких офицеров. Занавеси трагически раскачиваются на ветру.
Аглая встаёт из постели и щёлкает пальцами; пред нею тотчас возникает клавесин. Она садится к инструменту и начинает играть.
Аглая. (поёт) Что мне шляпки да вуали, Норки, выдры, соболя? Здесь сплошные трали-вали, Ну а мне бы тра-ля-ля. Мне б в солдатика влюбиться, Мне гулять до ночи бы, А меж тем мне было тридцать; Подрастают дочери…Стук в дверь отрывает Аглаю от музицирования. Она оборачивается, но, махнув рукою, продолжает петь.
Аглая. (голос её полон страдания) И пойму теперь едва ли, Что мне русская земля? Эти ваши трали-вали Не заменят тра-ля-ля. Кто там в дверь ко мне стучится? Ну, уйми тоску мою. А меж тем мне было тридцать; Поздно гибнуть юною…Стук в дверь повторяется.
Аглая. Войдите!
Входит Якушкин.
Аглая. А, дорогуша, это ты? Ну что ты, тебя могут увидеть!
— И непременно увидят, — пообещал Якушкин. — Прошу прощения, Аглая, но я вынужден преступить всякую деликатность.
Аглая. Что вы такое говорите? У вас голос, как будто вы в меня не влюблены.
— Письма, — Якушкин приблизился к Аглае, вытянув руку, точно она могла тут же положить ему в ладонь украденные письма.
Аглая. Ах, Якушкин… Вы были не так хороши, как рассказывал один офицер, но очень даже ничего…
— Немедленно верните письма, — голос Якушкина начал опасно звенеть. — И объясните, на кого вы работаете? Тайная полиция? — Иван Дмитриевич оттолкнул Аглаю, виснущую у него на руке («Милый, тебе дур-рно? Тише, пр-ридёт мой муж») и задел локтем ширму. Ширма с грохотом упала и в комнату вбежали перепуганные Раевский и Пушкин.
Аглая. Ой, страшненький, и ты здесь? И красавчик в очках! Вы сейчас будете все драться из-за меня, правда? Только не стреляйтесь, можете ведь убить кого-то…
— Что тут произошло?
— Это ширма, — мрачно откликнулся Якушкин. — Не беспокойтесь.
Аглая. (начинает скучать) Вы не собираетесь драться? Тогда почему вы пришли втроём? У всего же есть мера.
— Вчера вы видели, как я заводил часы, — сказал Якушкин. — Вы ещё удивились, что я завожу их на ночь, а не с утра. Потом вытащили из жилета часы, сняли с цепочки заводной ключ и повесили вместо него другой.
— Когда одежда лежит на полу, а хозяин часов дремлет, это довольно просто сделать, — согласился Раевский.
— Для чего вам это нужно, Аглая?
— Аглая Антоновна, думаю, сделала так не по своей инициативе, — ответил вместо Аглаи Пушкин. — Она исполнила просьбу кого-то, кто желал ознакомиться с вашими письмами, а сами письма не трогала. Она ведь была со всеми в мансарде.
Аглая. Вы, получается, всё знаете друг о друге? А что тогда хочет страшненький? Я же с ним ещё ничего не успела.
Комната вокруг Аглаи рассыпается пылью и щепками. Больше нет ни комодов, ни занавесей, ни клавесина, и до ужаса одиноко стоит Аглая посреди обычного мира.
— Аглая Антоновна, вы не сможете скрывать это вечно, — устало сказал Пушкин. — Признайтесь, и больше не вернёмся к этому ужасному разговору.
Аглая. Только мужу не говорите, пожалуйста! Он ничего не знает! Якушкин, миленький, почему ты не прогонишь этих непонятных людей? Красавчик, ты ведь не ревнуешь? А о каких письмах вы говорите?