Странные сближения

— Назову, — зевнул Пушкин. Бакенбарды его растрепались во сне, так что теперь одна щека была облеплена волосами, вторую же покрыло торчащее во все стороны мочало. — Только ради Бога, дайте умыться и со всеми позавтракать. За завтраком я укажу вам вора.

— Скажите сейчас.

— Охотников, ужели вы думаете, что я стал бы уклоняться от дуэли с вами, если бы не был готов назвать человека? Кстати, где Никита?

Никита гонял в комнате отогревшуюся в тепле муху.

— Стихи ваши, барин, до добра не доведут, — сказал он.

— Мне Милорадович то же самое говорил.

— Охти, не доведут. Уж и в постели своей не спите, барин, всё пишете в энтой конуре.

— Дай лучше переодеться.

Подходя к столовой, встретил Раевского. За ним неотступно следовал Якушкин.

— Что, Пушкин, поделитесь своими идеями? — поинтересовался Раевский. — Я, признаться, очень на вас надеюсь.

— Кажется, зря я вас вчера корил, — сказал Француз. — Аглая виновата не более нас с вами.

Раевский поднял брови:

— Шутите?

— Ничуть. Всё очень грустно, — ответил Пушкин. — И гнусно. Пойдёмте, после завтрака увидите сами.

* * *

За столом спорили о пожаре. Александр Львович собирался уволить слуг. Николя настаивал на необходимости изолировать и допросить каждого из жильцов поместья, причём в роли следователя видел неизменно себя. Софья Алексеевна требовала немедленно прекратить говорить за завтраком о дурных вещах, так как это может плохо сказаться на пищеварении.

Александр смотрел на Якушкина.

Иван Дмитриевич, почувствовав взгляд, удивлённо осмотрел себя, не нашёл ничего примечательного и оглянулся на Орлова с Охотниковым. Те смотрели на Пушкина и молчали.

— А правду говорят, что вы отпустили своих крестьян? — спросил Александр Львович Якушкина.

Тот поморщился:

— Было такое, но дальше замысла дело не пошло. Крестьяне не пожелали расставаться с привычным укладом.

— Разумеется, не пожелали — величественно изрекла Софья Алексеевна, глядя на Якушкина, как на дурачка. — Наш народ веками живёт со своими устоями и не вам, молодым, их менять. Вам бы только вольных мыслей набраться, прости Господи. Я, слава Богу, женщина образованная, и я вам говорю — всё это пусто, пусто!..

— Никто не спорит с вами, maman, — сказал Николя.

Якушкин вертелся, пытаясь понять взгляд Пушкина.

— Что вы смотрите на меня всё время? — не выдержал он. — Вы находите во мне что-то настолько приметное?

— Ничего особенного, Иван Дмитриевич, — улыбнулся Александр. — Так, безделица. Объясню вам позже.

Орлов и Охотников разом повернулись к Якушкину и уставились на него, рассердив пуще прежнего.

Сразу же после завтрака Якушкин подошёл к Пушкину, Орлов с Охотниковым встали рядом. Раевский закончил препираться с Николя и присоединился.

— Объясняйте, я слушаю, — Якушкин мял в руке прихваченную со стола салфетку.

— А нечего объяснять, — сказал Француз. — Это вы нам объясните, Иван Дмитриевич, как вы додумались до такого представления.

— Не совсем вас понял.

— Михаил Фёдорович, Охо… м-м, как вас, капитан?

— Константин Алексеевич, — подсказал Охотников.

— Да, так вот. Прошу вас следить за ходом моих мыслей. Господин Якушкин разыграл отличную пьесу.

1) Собственным ключом открываю шкатулку

2) Достаю письма

3) Зажигаю свечу

4) Ухожу и запираю дверь собственным ключом

5) Молодец.

— Это смешно, — Якушкин неприятно скривил рот. — Пушкин, вы видели: я сидел со всеми наверху.

— Это меня и сбивало с толку. Но потом я вспомнил подсвечник. Воск натёк с одной стороны. Окно было закрыто, свечка не могла упасть сама. Мы думали, что её с самого начала уронили и зажгли какую-нибудь бумагу, но нет! Иван Дмитриевич поступил оригинальнее. Он наклонил свечу, оставив её гореть. Догорев до определённого места, свеча коснулась фитилём какого-то предмета, думаю, ларца… vous me suivez?

— Вы обвиняете меня в краже моих собственных писем?

— Отчего же ваших. Содержание писем было известно вашим спутникам. К тому же, полагаю, письма были, вероятно, получены от разных лиц, в том числе и весьма значительных. Вы, будучи шпионом, обязаны были передать их своему начальству, не вызывая при этом подозрений.

— Пушкин, это уже фантазмы какие-то, право слово, — покачал головой Орлов. — Иван Дмитриевич — шпион?

— Вы просили назвать вам виновного в пожаре. Я назвал. Господин Якушкин, вы сами инсценировали пропажу писем, чтобы скрыть от друзей истинное преступление.

— Вы клевещете на моего товарища, — воскликнул Охотников.

Пушкин поднял руки:

— Как скажете.

Орлов надул щёки и выдохнул со звуком «пу-пу-пу-пу-пу».

— Рассказано хорошо, — произнёс он, после минутного раздумья. — Но вопрос не решён. Видите ли, Пушкин, я знаю вас очень давно, ещё с тех пор, как вы звались Сверчком, а я Рейном. Но Охотникова я знаю не хуже, а он, при всей своей резкости, умеет разбираться в людях. И он первым порекомендовал мне господина Якушкина. А потом я и сам имел счастье узнать его. И уверяю вас — более искреннего и порядочного человека я доселе не встречал. Вот такая загвоздка у нас.

— Беда в том, — вмешался Раевский, — что никто из нас, даже будучи невиновен, не обратится к представителям закона. Если я правильно понимаю, с точки зрения закона пропавших писем вообще не должно было существовать. Нас пятеро и мы не можем вынести проблему за пределы нашего круга.

— Кстати, — вспомнил Пушкин, — что с Аглаей?

— Притворяется больной, — хмыкнул Орлов. — Ей приносят еду, дочери развлекают её, словом, она не самый скорбный узник на свете.

— И то хорошо. Итак, — Француз нервно чесал щёку, — если мы всё ещё не верим друг другу и не можем привлечь посторонних — как вы намерены поступить?

— Я намерен стреляться с вами, — сказал Якушкин. — Ваши слова я считаю оскорблением.

— Вот мило, а я-то считал оскорблением ваши слова. И, помнится, предупредил, что в случае неверия мне — буду драться. Кто кого вызовет?

— Господа, успокойтесь, поединок не приблизит нас к истине, — Орлов обнял за плечи Француза и Якушкина.

— Приблизит, — хором ответили они. И пояснили уже вразнобой, что Александр\Иван Дмитриевич виновен, и если судьба писем останется неизвестной, то судьба шпиона должна решиться немедленно.