Стратегия обмана. Трилогия

– Ну, - замялся Лесли Вильерс, - я бы не стал называть это полным родством, скорее последствием пересадки органов между людьми с принципиально разным генотипом.

– Это что же вы хотите сказать, что Лили, - тут она бросила краткий взгляд на сестру, что сидела по другую сторону стола и жадно ловила каждый жест Гольдхаген, - что Лили переродилась легко и без осложнений и в благообразном виде, потому что её донором была такая же миниатюрная мисс Мери, а я мучилась адскими болями чуть ли не месяц, выросла почти на двенадцать сантиметров, а все мои женские формы усохли и голос стал ниже только потому, что мой муженёк не понял сути, что женщине нужно пересаживать железу от женщины, а не от мужчины с гипертрофированным ростом, так что ли?

– В общих чертах вы верно уловили суть проблемы.

Но Гольдхаген и дальше продолжала насмехаться:

– А Лили, что, состоит в кровном родстве с мумией Ленина? Ну, раз её кровь послужила консервантом в бальзамирующем растворе.
– Тут она покачала головой.
– Доктор, а, по-моему, вы занимаетесь ненаучной фантастикой. Это так проматываются королевские деньги, вернее британских налогоплательщиков?

– Гольдхаген, - окликнул её полковник, - не обижай доктора. Из вас двоих он, а не ты, дипломированный медик с пятнадцатилетним опытом работы.

– Точно, - издевательски кивнула она, - как только выйду на свободу, пойду учиться в медуниверситет, продолжу, так сказать, династию, заодно разберусь, что можно сделать с шишковидной железой, а что нельзя.

– Иди куда хочешь, только не вздумай экспериментировать как твой прадед, - мрачно произнёс полковник.

– Доктор, - пропустив предыдущую реплику мимо ушей, произнесла Гольдхаген, - а что будет, если у меня извлечь шишковидную железу полковника обратно? Я снова стану смертной? А рыжие волосы и веснушки тоже вернутся? Рост уменьшится?

Ехидная улыбка переросла в зловещий хохот, отчего доктор заметно поежился. И Лили тоже. Одна Мери смотрела на Гольдхаген с сочувствием.

– Бедная, - произнесла она, - отчего же доктор Рассел не захотел сделать тебя и моей дочерью? Осталась бы с сестрой, такой же красавицей и не думала про душегубства.

– О, а желание убивать, оказывается обусловлено внешностью?
– наигранно весело протянула Гольдхаген.
– Простите, конечно, мисс Мери, но я не потому решилась взять в руки оружие, что считаю себя обделенной мужским вниманием или ещё чем-то. И Лили я не завидую. И вам тоже, - уже с твердостью добавила она.

– Извлечение железы слишком болезненная процедура, - решил внести ясность полковник.
– Доктор Рассел неоднократно повторял её с Мери, но в последний раз я не позволил и настоял, чтоб процедуру он провел надо мной. Можешь считать, что я один виноват в твоих злоключениях с внешностью. Вряд ли доктор Метц догадывался от кого именно получил биологический материал для пересадки.

– Это тогда ты стал красноглазым?
– вдруг спросила Гольдхаген?
– Неудачно покопались у тебя в голове? Ну и чёрт с ним, считай, что мы квиты. Все неприятности в мире творятся или по глупости или по злому умыслу, который в сути тоже основан на глупости.

– Рад слышать, что хоть в этом ты ни на кого не обижаешься.

– Да чего уж там.

– Между прочим, - заговорил Вильерс, - все альвары-близнецы перерождались если не в один день, то в одно время. У вас же разница в пять лет, что уже недопустимо с точки зрения естественного хода событий в гипогеянском мире.

– Доктор, - и тут не удержалась от ехидства Гольдхаген, - нобелевская премия по медицине, без вариантов.

Уже после разъяснительной беседы в медлаборатории Гольдхаген подчёркнуто быстро ушла на кухню, а Лили и Мери ещё долгое время о чём-то говорили на улице возле корпуса. Завидев полковника, Лили Метц подбежала к нему с испуганными глазами и спросила:

– Это правда, что у вас есть жуткая тюрьма в подвале?

– Мери рассказала вам?

– Сколько же она провела там времени?
– в ещё большем ужасе вопросила Лили.

– Почти семьдесят четыре года.

– Вы не можете поступить так и с Сашей. Умоляю вас, - она схватила его за рукав и явно не намеривалась так просто отпускать, - я сделаю всё, что хотите...
– и уже тише добавила, не сводя с него глаз, - всё, о чём ни попросите, я выполню. Только отпустите Сашу.

– Не я решаю подобные вопросы, - только и ответил полковник.

– Прошу вас, - прильнув к нему, продолжала шептать Лили, - я согласна на всё, абсолютно всё.

Полковник едва не растерялся, даже оглянулся по сторонам и подчеркнуто спешно сделал шаг назад от женщины.

– Госпожа Метц, я ещё раз повторяю, вы просите не того человека.

– Тогда подскажите, кто может решить судьбу моей сестры? Я готова остаться здесь вместо неё.

Полковник не поверил своим ушам:

– Что вы такое говорите? Что значит остаться вместо неё?

Лили опустила голову и произнесла:

– Вам кажется это глупым, я знаю. Но сейчас мой любимый человек находится в американской тюрьме, и я ничем не могу ему помочь. А моя сестра здесь. Я просто обязана спасти её, любой ценой. Саша и так многое пережила в концлагере, одна, хотя мы должны были разделить эту участь вместе.

Полковник понял, что перестает понимать суть происходящего:

– Кто вам сказал про концлагерь? Сарваш?

– Да, он сказал, что там они познакомились с Сашей, - и Лили глубоко вздохнула.
– Я знаю, Саша оказалась там из-за этого проклятого статуса четверть-еврейки. Я ничего не знала про лагеря во время войны, я даже не представляла, что подобное может быть.

– Так что, Гольдхаген, по-вашему, жертва антисемитских преследований?

– Конечно, я смогла, вернее, мой муж смог исправить мою родословную, а о Саше я совсем не подумала. Кто знал, что через пять лет все евреи окажутся на грани уничтожения в лагерях смерти. А ведь я могла просто попросить Гвидо исправить родословную и для Саши.
– Лили в волнении прикрыла дрожащей рукой губы, силясь не расплакаться.
– Из-за этого мы и поссорились, она сказала, что я отреклась от нашей матери и деда, и более не сестра ей. Я обиделась, как последняя дура. А она прошла через такой ад. Из-за меня.

Полковник смотрел на Лили и не смог не возразить:

– Не знаю, что вы там себе придумали, но ваша сестра ни в каком нацистском лагере смерти не была.

– Но как же? Ведь господин Сарваш сказал, что он был там с ней.

– Господин Сарваш и сам оказался в Берген-Белзене далеко не из-за одного только еврейского происхождения. А ваша сестра была там не арестанткой, а поваром в карантинном блоке. И лагерь этот предназначался не для массового уничтожения людей. Просто после вспышки эпидемии и закрытого режима там начался натуральный мор, от которого некуда было бежать. Я сам был там в последние дни и видел всё своими глазами. Жизнь вашей сестры в Берген-Белзене, конечно, была не сахар, но с сочувствием вы слишком переусердствовали. Она сидела в концлагере, но другом и после войны. Не в нацистском, а в освобожденном от них в Чехии. Вот за это вы действительно могли бы посочувствовать сестре. Там бы никакая родословная не спасла.