Стратегия. Логика войны и мира

Репрессивная модель действий, принятая немецкими войсками во время Второй мировой войны, оказалась весьма эффективной для того, чтобы свести к минимуму те результаты, которых могли бы добиться бойцы герильи — в большей части случаев, в большей части мест. Конечно, уже само отвлечение живой силы немцев на борьбу с ними должно считаться главным при любой оценке — но, даже с подобающим учетом этого обстоятельства, ныне считается общепринятым, что военное воздействие норвежского, датского, голландского, бельгийского, французского, итальянского и греческого [92] Сопротивления было незначительным [93] . Польское Сопротивление было скорее попыткой организовать тайную армию для дальнейшего контроля над страной после ухода немцев, нежели постоянной кампанией герильи; действительно вступив в бой, эта армия воевала в совершенно обычной форме, попытавшись захватить Варшаву в августе 1944 года, когда казалось, что советские войска вот-вот подойдут [94] . Только коммунисты Тито и советские партизаны были действительно эффективны в качестве бойцов герильи во время войны, и именно потому, что они готовы были состязаться с немцами в беспощадности; за что гражданское население заплатило огромную цену [95] .

92

Греческий фронт сопротивления ЭАМ, руководимый коммунистами, насчитывал около 1,8 миллиона человек из 7,5 миллиона населения Греции в целом, в том числе примерно 50 тысяч человек в боевых подразделениях фронта — ЭЛАС. В 1943 году Германии приходилось держать в Греции восемь дивизий, что было очень большой помощью Советскому Союзу, несшему на себе основное бремя войны против нацизма. С 1942-го по 1944 год немцам пришлось удвоить численность оккупационных войск в Греции. — Прим. редактора.

93

Laqueur, Walter. Guerrilla. P. 202–238. Подробную оценку эффективности французского Сопротивления при исполнении особой задачи чрезвычайной срочности в благоприятных условиях, сложившихся после операции «Оверлорд» в июне 1944 года, см.: hastings, max. Das Reich («Рейх»), 1981.

94

Содержательный рассказ участника событий см.: Korbonski, Stefan. Fighting Warsaw(«Битва за Варшаву»), 1968.

95

В Югославии обычное противоречие между защитой своих общин и идеологическим сопротивлением было особенно острым: сербские националисты, четники, почти лишились возможности действовать из-за карательных мер немцев и в конце концов вынуждены были в той или иной форме стать коллаборационистами.

Бойцы герильи, воевавшие с колониальными правительствами, как мы видели, с этой дилеммой не сталкивались. Однако сейчас вооруженные сепаратисты в Кашмире, на Шри-Ланке и в Судане стремятся следовать советской партизанской модели, нападая на правительственные войска всякий раз и во всяком месте, где только возможно, ни в коей мере не заботясь о страданиях гражданского населения.

Точечная оборона

Кажется странным, что карательные меры против гражданского населения в целом и его вооружение могут быть равносильным ответом, но в парадоксальной области стратегии это именно так. Симметричный ответ бойцам герильи на уровне театра военных действий заключается в том, чтобы подражать их рассеянию. Вместо того чтобы обеспечить оборону некоторой области крупными формированиями, готовыми выйти на встречу с противником (неэффективная мера против уклончивого врага), отряжается множество малых подразделений, чтобы обеспечить «точечную оборону» как можно большего числа уязвимых целей. Часовые на мостах, дамбах и электростанциях, а также городские и деревенские гарнизоны, контрольные пункты на дорогах и патрули состязаются с рассеянной силой бойцов герильи, причем по большей части успешно, поскольку регулярные войска могут быть более дисциплинированы, лучше обучены и вооружены. Конечно, если в то же время идет и обычная война, то ценой, которую придется заплатить за множество обороняемых точек в тылу, будет снижение, боевых сил на фронте — и это действительно одна из причин парадоксальной конвергенции между непрерывными наступлениями и поражением [96] .

96

История показывает, что нужды точечной обороны сдерживали завоевательный темп воинственных империй, пока в итоге не определили окончательные границы их возможной экспансии, по мере того как объем обычных волнений в той или иной их части продолжал нарастать. Римская империя в большей или меньшей степени стремилась умиротворить какую-то одну провинцию и собрать с нее налоги (или новобранцев), прежде чем завоевывать другую; но даже при этом требования безопасности все время росли, потому что вековое спокойствие в одних провинциях сопровождалось все новыми и новыми восстаниями в других. Соображения такого рода, возможно, обусловили запрет дальнейших завоеваний в памятной записке Августа. См. Тацит. «Анналы», I. 11 и критику в его же «Жизнеописании Юлия Агриколы», XIII.

Однако в контексте революционной войны точечная оборона — важнейшая функция вооруженных сил, призванная обеспечивать жизнедеятельность общества и государства до тех пор, пока поводы к восстанию не будут устранены реформами, контрпропагандой или капитуляцией повстанцев.

Обычный ответ, который может дать герилья на оперативном уровне, заключается в том, чтобы перейти к более сосредоточенной форме военных действий. Прибегнув вначале к рассредоточению вследствие своей неспособности противостоять крупным правительственным формированиям, бойцы герильи обнаруживают, что после создания противником оборонительных точек с часовыми и деревенскими гарнизонами его контрольные пункты и патрули могут быть уничтожены, если они (бойцы герильи) соберутся в более многочисленные отряды. По мере развития этого процесса зачастую намечается различие между бойцами герильи, остающимися в составе небольших локальных отрядов, и «главными силами», действующими на более широком пространстве — возможно, по всей стране. На этой стадии бойцы герильи, используя свои объединенные отряды, могут разгромить одну за другой точки обороны, которые их противник создавал для борьбы с мелкими разрозненными отрядами. Но, начиная действовать таким образом, бойцы герильи неизбежно становятся куда более уязвимыми: и по физическим причинам (сотни людей не могут укрыться в природном окружении также успешно, как несколько человек), и потому, что сбор главных сил неизбежно отвлечет отдельных бойцов от их родины — а будучи чужаками, они едва ли смогут рассчитывать на поддержку местных жителей. Это обстоятельство может дать правительству возможность воевать с бойцами герильи, состязаясь с ними в сосредоточении/ контрсосредоточении, в условиях, изменяющихся, в зависимости от соответствующих средств снабжения, коммуникации и мобильности. Если две стороны не слишком сильно отличаются друг от друга в данном отношении, то эта спираль может подниматься все выше, пока обе они не введут в бой крупные формирования, и тогда guerra («большая война») придет на место герильи.

Однако это маловероятно, потому что бойцы герильи очень редко бывают способны собрать все свои локальные группы в единый отряд, да и вряд ли хотят это делать, потому что преимущество в снабжении, коммуникациях и мобильности остается, как правило, за правительством [97] . Поэтому главные силы сражения будут, скорее всего, существовать наряду с малыми трудноуловимыми отрядами, при первой возможности атакующими любые сколько-нибудь значимые объекты, оставшиеся незащищенными. В итоге правительство сталкивается с двойной необходимостью: с одной стороны, комплектовать крупные формирования (чтобы воевать с объединенными силами бойцов герильи), с другой — создавать обороняемые точки для защиты различных объектов от атак мелких групп. Это ставит правительство в то же самое положение, что и армию, ведущую регулярную войну на фронте, которая завоевала активно враждебное население и стремится свести к минимуму отвлечение своих сил при устроении обороняемых точек в тылу. Для оккупационной армии самое дешевое решение заключается в том, чтобы скорее отпугнуть бойцов герильи от нападений карательными мерами, будь то смертные казни или нечто иное (так, уничтожение имущества может оказаться столь же эффективным), нежели упреждать их атаки, распределяя малые подразделения по всем районам, охваченным сопротивлением [98] . С другой стороны, в борьбе с революционными повстанцами в своей стране равноценное решение заключается в том, чтобы заставить обитателей неспокойных районов создавать милицию для самозащиты — организации точечной обороны. Тогда регулярные отряды освободятся от караульных и гарнизонных обязанностей и смогут вернуться в свои формирования для проведения широкомасштабных действий против главных сил повстанцев. Таково было решение, успешно принятое в Сальвадоре в 1980-х годах, когда Defensa Civil («Гражданская оборона») вооружала и обучала крестьян, чтобы они могли защитить себя от отрядов бойцов герильи. Мобильная обучающая команда прибывала на место и обучала крестьян обращению с выданными им карабинами Ml, а также простейшей тактике; после этого с ними оставался один-единственный армейский сержант с полевой радиостанцией, которому надлежало обеспечить командование и вызвать помощь, если она понадобится. Эта система действовала отлично и была действительно куда эффективнее попыток регулярной армии обнаружить бойцов герильи и вступить с ними в бой, посылая для этого медлительные и шумные батальоны численностью в 1200 человек [99] .

97

Так обстояло дело еще задолго до появления современной логистики, радио и вертолетов. Римляне, которые на уровне театра военных действий были менее мобильны, чем повстанцы, научились извлекать преимущество из сети своих сигнальных башен, которые посредством дымовых (днем) и огневых (ночью) сигналов передавали предупреждения и приказы. Такие башни ставились и вдоль построенных дорог, воспользоваться которыми в полной мере повстанцам мешали дорожные форты; и в зернохранилищах, также укрепленных, откуда легионеры могли получать съестные припасы и фураж, к которым повстанцы могли получить доступ только после длительных осад.

98

Во время Второй мировой войны на многих оккупированных территориях, даже в пределах СССР, немцы действительно пользовались поддержкой местного населения. В отдельных местах пронемецкая народная милиция действовала достаточно эффективно, что позволило немцам отказаться от своего курса на карательные меры. Так было, например, в «автономном административном округе» с центром в поселке Локоть Брасовского района Орловской области. Локотский округ включал в себя восемь районов Орловской и Курской областей с общим населением 581 тысяч человек; в 1942–1943 годах там действовала народная милиция, целиком укомплектованная местными жителями, численность которой достигала 10 000 человек. Здесь основой для коллаборационизма являлся политический фактор (антикоммунизм). Локотская милиция, совместно созданная командующим Второй танковой армией генералом Рудольфом Шмидтом и главой местного самоуправления К. П. Воскобойником (впоследствии его сменил знаменитый Бронислав Каминский), стала известна как Русская освободительная народная армия (РОНА). Ключевым условием сделки был запрет войскам СС действовать в этой области, где немцы согласились воздерживаться от любых карательных мер в отместку за атаки партизан, которые все еще продолжались. См. Cooper, М. The Phantom War («Призрачная война»), 1979. Р. 112–113. Подобные соглашения, хотя обычно и не столь строго оформленные, стали обычными на территориях, оккупированных немцами, причем за них энергично выступали многие офицеры вермахта. См. Guenther, Н. К. Der Kampf Gegen Die Partisanen («Борьба с партизанами»), 1968. Столь же энергично против таких соглашений выступали офицеры СС, отрицавшие необходимость вооружать «недочеловеков» — до тех пор, пока ухудшение военной ситуации и нехватка живой силы не заставили СС изменить свою позицию. Офицеры СС по-прежнему противились созданию народной милиции, но лишь потому, что хотели мобилизовать всех боеспособных мужчин для своих многочисленных национальных подразделений.

99

Личное наблюдение. Сальвадор, департамент Морасан, 1982–1983 годы.

В те же годы СССР вел свою последнюю войну: в Афганистане. Столкнувшись с трудноуловимыми повстанцами, разобщенными в еще большей степени из-за того, что сопротивление было политически раздроблено, Советский Союз и его союзники в афганском правительстве в значительной мере полагались на карательные меры против повстанцев: бомбардировки близлежащих деревень были обычным ответом советских войск на атаки повстанцев, и поступало немало сообщений о казнях мужчин боеспособного возраста, оказавшихся в пределах досягаемости. Конечно, эффект устрашения был весьма невелик: будучи детищами воинской культуры, к тому же воспламененные религиозным пылом, повстанцы не отказались от своего вследствие тяжкой участи гражданского населения. Однако со временем бомбардировки стали вполне эффективными, изменив демографическую карту Афганистана.

Те области, в которых деятельность повстанцев была наиболее интенсивной, постепенно пустели. Там, где деревенское население,_ напротив, не уменьшилось, масштабы действий повстанцев оставались весьма скромными. Чем дальше, тем меньше семей и кланов оставались поблизости от повстанцев, действующих в регионе. Люди стекались в лагеря для беженцев в Пакистане и Иране, где им не грозили советские карательные меры. Но у повстанцев уже не было поддержки населения, снабжавшего их съестными припасами и информацией. Если не считать немногих операций коммандос, Советская армия, укомплектованная по большей части новобранцами, избегала наступательных действий, чтобы уменьшить число жертв. Их численность действительно оставалась очень низкой: в год гибло менее тысячи человек. Но, в конце концов, и этого оказалось много. Получилось, что закрытое советское общество, подвергавшееся строгой цензуре, еще меньше готово было идти на жертвы, чем американское общество во время войны во Вьетнаме.

Глава 10 Стратегия театравоенных действий III: воспрещение (interdiction)и неожиданная атака

Мы видели, что различные форматы обороны на уровне театра военных действий не являются предметом свободного выбора: они предопределяются основополагающими политическими и цивилизационными подходами. В нормальном случае всегда предпочитают статичную оборону на передовых рубежах, даже если при этом оставляют за собой право на некую форму обороны на незначительной глубине. Что же касается версий глубокой обороны и, конечно же, обороны эластичной, то их едва ли сознательно планируют: их принимают скрепя сердце, чтобы предотвратить неминуемое поражение.

В действительности существует и некий формат, даже более предпочтительный в теории, чем оборона на передовых рубежах: это активная оборона. Она имеет место, когда оборона театра военных действий производится путем немедленной ответной контратаки, вообще без всяких оборонительных боев. Таким образом, изначальные тактические преимущества обороны сознательно приносятся в жертву: либо для того, чтобы уберечь национальную территорию от ущерба, либо же потому, что отсутствует географическая глубина, на которой можно было бы проводить успешные оборонительные операции. Таково было, например, положение Израиля в 1967 году, когда ему грозили согласованные наступления арабов с разных сторон. Далее, организационно легче начать заранее спланированное нападение, чем в обороне иметь дело с целым рядом различных неожиданных атак. Но в любом случае, если и атакующий, и обороняющийся делают выбор в пользу нападения — значит, либо один, либо другой допустили серьезную ошибку в подсчете баланса сил. Вот одна из причин того, почему активная оборона — редкость на стратегическом уровне: она требует такого наступательного порыва, который гораздо вероятнее встретить у агрессоров, а не у жертв. На деле невозможно привести ни одного современного примера в чистом виде, за исключением израильской войны 1967 года; а ближайший к этому случай, то есть наступление французской и британской армий на Бельгию в качестве незамедлительной реакции на нападение немцев 10 мая 1940 года, не представляет собой сколько-нибудь вдохновляющего прецедента.

Появление дальнодействующих средств атаки дало обеим сторонам возможность вести войну в глубине вражеской территории — но, конечно же, глубина театра военных действий благоприятствует обороне, если в распоряжении имеется достаточно пространства. Хотя Франция, по европейским меркам, большая страна, все же ей не хватало глубины в ее войнах с Германией, которые велись в век железных дорог, с 1870-го по 1940 год. Париж, сердце страны, находится не в центре нее, а, скорее, в ее северо-западном углу, всего в сотне миль, покрытых хорошими дорогами, от бельгийской границы, причем между границей и Парижем нет никаких естественных преград. В этих обстоятельствах размеры страны обернулись на деле ее слабостью, потому что большая часть французских резервных и гарнизонных войск должна была добираться издалека, чтобы встать между Парижем и границей. Вполне очевидно, что Париж и Франция оказались уязвимы перед лицом внезапной атаки. Именно для того, чтобы восполнить этот недочет, было выстроено столько французских крепостей задолго до сооружения «линии Мажино».

И напротив, именно такое географическое положение благоприятствовало наступательным действиям французов в северном направлении, на Нидерланды и немецкие земли. Обладая политическим центром, расположенным настолько удачно, чтобы служить передовым командным пунктом, а к тому же имея пограничные крепости, способные стать складами и отправными базами, Франция вполне могла устраивать внезапные нападения и частенько это делала, пока объединение Германии не свело на нет это преимущество.

Советский Союз, как царская Россия до него и как Российская Федерация после него, находился в ровно противоположной ситуации. Если принять во внимание, что почти 800 миль служили Москве щитом в направлении с запада на восток (и то считая только от Варшавы), причем проезжих дорог было очень мало, — станет очевидным наличие глубины театра военных действий, вполне достаточной для того, чтобы вобрать в себя силу шведских, французских и немецких захватчиков, начиная с Карла XII и кончая Гитлером. Даже основание новой столицы Петром I не внесло коренных изменений в положение дел. Хотя оборонительная территориальная глубина города по направлению к северу была гораздо меньше, чем у Москвы, ко времени основания Санкт-Петербурга шведская держава вовсю клонилась к упадку, и ни одной северной державы на ее месте не возникло. Что же касается глубины в западном направлении, то кратчайшее расстояние до Восточной Пруссии, составляющее как-никак почти 500 миль по прямой, в действительности было куда больше, потому что тамошняя местность вынуждала искать долгие обходные пути вокруг болот и озер.

Географическая глубина Москвы еще больше в восточном направлении: там пролегает стратегический вакуум в несколько тысяч миль до Китая и Японии, причем обе эти страны и по сей день представляют лишь периферийную угрозу. Только с юга Московия была уязвима до тех пор, пока нынешняя Украина оставалась ничейной землей, частью степного коридора, открытого для тюркских и монгольских вторжений, — но и эта опасность была в конце концов устранена русской экспансией и упадком Османской империи в эпоху Петра Великого [100] .

100

Скорее, в эпоху Екатерины II. Война Петра I против Турции была, как известно, неудачной. — Прим. редактора.