Страж/2025

Он отошёл к окну и отодвинул штору. Внизу, на парковке мотеля, стояло несколько машин. За ними — огни ночного шоссе. Бесконечный поток.

«Эмоциональный якорь…»

Слова Лены крутились у него в голове. Что-то, заряженное максимальной положительной эмоцией.

Он посмотрел на Люсию. На её лицо, которое он знал лучше своего. Он помнил её маленькой девочкой с ободранными коленками, подростком с фиолетовой прядью в волосах, молодой женщиной, чьи глаза горели огнём справедливости.

И тут он вспомнил.

Не как туманный флешбэк. А как будто кто-то включил свет в тёмной комнате его прошлого.

Солнце. Белое, безжалостное андалузское солнце. Запах сухой земли и цветущих олив. И тень от старого, раскидистого дерева. Ему двенадцать, ей — семь. В его руках — старая металлическая коробка из-под датского печенья. В её — сокровища.

Он повернулся от окна.

— Я знаю, что это, — сказал он. Его голос прозвучал в тишине оглушительно громко.

Лена подняла на него голову. В её глазах был вопрос.

— Капсула времени.

Он говорил, и слова сами находили дорогу. О той коробке, которую они с Люсией закопали под старой оливой. О её рисунке, где он был рыцарем, а она — принцессой. О выцветшей фотографии их матери, где они оба смеются. И о сломанном компасе их отца. Он всегда показывал на юг. Для них это был символ. Дорога домой всегда ведёт на юг, в их вечное лето, в их безопасный мир.

— Это самый сильный якорь, какой только может быть, — закончил он. — Это всё, что у нас было. Всё, что было настоящим.

Лена слушала, и её лицо менялось. Аналитическая маска исчезла. Она снова была учёным, который нашёл ключ.

— Где это? — спросила она. — Где это дерево?

Хавьер на мгновение замолчал.

— В Андалусии. Рядом с домом… где мы выросли.

Он не сказал ей главного. Что это место — эпицентр его личного землетрясения. Место, куда он клялся никогда не возвращаться. Возвращение туда было не просто риском. Это значило добровольно шагнуть в то самое место, из которого он бежал всю свою жизнь.

И он знал, что должен это сделать. Потому что вина, от которой он бежал, была единственным, что могло теперь спасти Люсию.

Решение было принято. Воздух в комнате изменился. Давящее отчаяние ушло, уступив место холодной, почти самоубийственной решимости. Они начали действовать.

Первым делом — машина. У них оставалось чуть больше трёх тысяч евро наличными. Хавьер оставил Лену с Люсией в мотеле. Он вернулся через два часа за рулём старого, потрёпанного «Seat Ibiza». Двигатель на холостых оборотах издавал звук, похожий на предсмертный кашель. Машина была ржавой, ненадёжной и уродливой. Идеально. Призрак на колёсах.

Пока его не было, Лена работала. Она раздобыла туристическую карту и расчерчивала маршрут. Не по скоростным автострадам, а по второстепенным дорогам. Дольше. Опаснее. Но так у них был шанс.

Они действовали слаженно, понимая друг друга без слов. Он принёс сумку с дешёвой едой. Она уже упаковала их скудные пожитки. Он проверил оружие. Патронов было мало. Слишком мало.

Они вынесли Люсию последней. Хавьер нёс её на руках. Она была лёгкой, почти невесомой. Пугающе лёгкой. Он аккуратно усадил её на заднее сиденье, пристегнул, укрыл одеялом. Лена села рядом, положив её голову себе на колени.

Хавьер сел за руль. Повернул ключ. Двигатель закашлялся и нехотя завёлся. Он бросил последний взгляд на мотель в зеркало заднего вида. Ещё одно брошенное укрытие.

Три тысячи километров. Таково было расстояние между убогим мотелем под Римом и стерильной тишиной московской квартиры, где Антон «Сыч» смотрел на карту Европы. Последний цифровой след беглецов обрывался в районе Рима. Дальше — тишина.

На экране его личного планшета висело непрочитанное сообщение. От неё.

«Антон, я больше не могу. Это не жизнь. Я уезжаю к маме. Прости».

Он смотрел на сообщение несколько секунд. Лицо было непроницаемым, как лёд. Он сжал челюсти так, что на скулах выступили желваки. Его личная жизнь только что превратилась в руины.

Медленным, точным движением он смахнул уведомление с экрана. Словно его и не было.

Потом он снова повернулся к рабочему монитору. Увеличил карту. Его мозг, освобождённый от ненужных эмоций, заработал с холодной, безжалостной эффективностью. От Рима. Куда? На север — контроль. На восток — тупик. Оставался только запад. Франция. Испания. К портам. Или… к прошлому.

Он открыл досье на Хавьера Рейеса. Детство. Андалусия. Заброшенный дом.

Сыч откинулся на спинку кресла. Боль от личной потери никуда не делась. Она просто нашла новый выход, превратившись в холодную ярость охотника. Он найдёт их. Теперь это было делом принципа.

«Seat» выехал с парковки на тёмное, залитое дождём шоссе. Капли стучали по лобовому стеклу. В свете фар мелькнул большой зелёный указатель. Стрелки, направленные в разные стороны. На одной из них было написано: «Genova / Ventimiglia / France».

Хавьер повернул руль, и старая машина, натужно гудя, влилась в поток, направляющийся на запад. Навстречу прошлому. Навстречу единственному шансу, который, скорее всего, их убьёт. В салоне пахло мокрой дорогой и остывшим страхом. Впереди была только ночь. И очень, очень долгий путь домой.

Глава 9: Призраки Андалусии

В Марселе Марко дал им не только рагу, но и ключ от старого фургона и пачку евро. “На первое время хватит”, — буркнул он. Денег хватило ровно до Малаги, где фургон испустил дух, а остаток ушёл на покупку ржавого “Сеата” у подозрительного типа в порту.

И только теперь, свернув на знакомое шоссе, Хавьер позволил себе вздохнуть. Или застонать.

Воздух ударил в лицо, как раскалённая тряпка.

Жара Андалусии не грела — она душила. После недель в сером, промозглом аду севера этот воздух был пыткой. Густой, тяжёлый, пахнущий пылью, горячим асфальтом и горьковатой нотой дикого розмарина, он забивался в лёгкие, высушивая их изнутри. Солнце превратилось в белый молот, бьющий по черепу.

Старый «Сеат» дребезжал каждой деталью, протестуя против раскалённого шоссе. Кондиционер умер ещё при Франко, и окна были опущены до упора. Хавьер вёл машину, положив левую руку на раскалённую раму двери. Кожа на костяшках, покрытая сеткой старых шрамов, казалось, вот-вот задымится.