Страж/2025

— Да, госпожа. Всё будет сделано. В лучшем виде.

— Конец связи.

Хелен прервала звонок. Она взяла последний, самый тонкий вал и аккуратно вставила его в паз. Затем закрыла крышку из палисандрового дерева, инкрустированную перламутром. Повернула ключ.

Изнутри полилась кристально чистая, математически выверенная мелодия — одна из инвенций Баха. Каждая нота следовала за предыдущей с безупречной логикой. Никакого хаоса.

Она смотрела на вращающиеся под стеклом шестерёнки. Уголок её губ дёрнулся, исказив идеальную линию рта. Чистая механика удовлетворения.

Марко организовал им место на ржавом корыте, идущем в Неаполь. Трюм этого грузового судна был ловушкой из стали и гнили, спрессованной в пространстве десять на десять метров. Воздух — густой, тяжёлый, пропитанный запахом солярки, соли и сладковатой гнили от влажных ящиков.

Низкочастотный гул дизельного двигателя не прекращался. Он проникал сквозь кости, вибрировал в зубах. Пол постоянно уходил из-под ног, подчиняясь ленивой, тошнотворной качке.

Хавьер сидел на одном из ящиков, прислонившись к холодной переборке. Он методично чистил свой Glock. Движения были выверенными, механическими — его способ медитировать. Он извлёк магазин, выщелкнул патроны, протёр каждый из них сухой тряпкой. Это успокаивало.

Напротив, на раскладном стуле, сидела Лена. Её ноутбук стоял на перевёрнутом ящике, от его экрана исходил холодный синий свет. Тонкие провода тянулись к датчикам, приклеенным к вискам Люсии.

Люсия лежала на койке из старых брезентовых мешков, неподвижная, как фарфоровая кукла. Она была здесь, и её не было.

Хавьер поднял взгляд на Лену. Она хмурилась, глядя на экран, где дёргались зелёные линии.

Инстинкты орали. Положиться на одного человека, которого он не видел пять лет. Слишком просто. Слишком чисто. Ловушка. Он это знал. Чувствовал кожей.

Он перевёл взгляд на сестру. На её бледное, безмятежное лицо. И заткнул этот голос. Отчаяние было сильнее инстинкта. Он должен был верить в этот план, потому что других не было.

Джанни был старым сослуживцем. Они вместе вытаскивали друг друга из такой грязи, что этот трюм на её фоне казался операционной. Джанни не предаст. Не мог.

— Бесполезно, — голос Лены вырвал его из мыслей. Он был тихим, но в нём слышалось раздражение. — Гул двигателя создаёт слишком много помех. Данные — просто мусор.

Она с досадой потёрла виски. Она сняла наушники, из которых доносились обрывки какой-то рабочей аудиозаписи на русском, и в тусклом свете Хавьер видел, как она повесила их на шею. Её личное спасение от шума.

И в этот момент, в тишине, нарушаемой лишь гулом, Люсия, не открывая глаз, произнесла одно слово.

Оно прозвучало чётко, ясно, без акцента. На русском.

— Кассиан.

Хавьер застыл. Его пальцы, державшие патрон, сжались так, что латунь впилась в кожу.

Лена вздрогнула, словно от удара. Она резко обернулась на Люсию. Её стилус со стуком упал на металлический пол.

Люсия снова замолчала. Словно ничего не произошло.

Но они оба знали, что это не так.

— Что это было? — голос Хавьера был почти шёпотом, но в нём звенела сталь.

Лена медленно подняла стилус. Её пальцы слегка дрожали.

— Я… я не знаю, — она пыталась говорить своим обычным, аналитическим тоном, но голос её подвёл. — Это… аномалия. Протокол использует её речевой аппарат.

Хавьер медленно вставил патрон в магазин. Щелчок прозвучал оглушительно громко.

— Она сказала русское имя. Твоё имя она тоже знает?

Лена вскинула на него глаза. В них плескалась смесь страха и злости.

— Это не имеет значения! Это доказывает, что протокол активен. Он слушает. Он обрабатывает информацию. Он… эволюционирует.

— Он слушает, или это твои фокусы? — Хавьер прищурился. Недоверие, которое он пытался похоронить, вернулось.

— Не будь идиотом! — её голос сорвался, обычная холодность треснула. — Если бы я могла это контролировать, мы бы не сидели в этой ржавой коробке, надеясь на твоего сомнительного друга-контрабандиста!

Она резко отвернулась, уставившись в экран. Хавьер тоже замолчал. Он закончил собирать пистолет, провёл ладонью по холодному затвору. Лена была права. Но это не отменяло того, что его сестра только что заговорила голосом их врага.

Он посмотрел на неё. Внутри неё, в нейронной сети её мозга, угнездился чужой. И этот чужой только что поздоровался.

Неаполь встретил их не видами Везувия, а тяжёлым, влажным воздухом портовой зоны. Пахло рыбой, мазутом и канализацией. Сумерки окрасили небо в грязно-лиловый цвет.

Они сошли на берег по шаткому трапу. Хавьер нёс Люсию на руках. Она была почти невесомой, но её неподвижность была тяжестью мёртвого груза. Лена шла рядом. Три тени в чужом, враждебном городе.

Из тёмного проёма между складами вышла фигура.

«Аптекарь».

Он был одет в дорогой серый костюм, который смотрелся здесь неуместно. Даже в тусклом свете одинокого фонаря его гладко зачёсанные волосы лоснились от геля, на загорелом лице сияла белозубая улыбка.

— Хави, друг мой! Я уж думал, вы не доберётесь! — его голос был громким, показным, фальшивым.

Он широко раскинул руки для объятий. Хавьер сделал едва заметный шаг в сторону, так что Джанни лишь неловко похлопал его по здоровому плечу.

— Дорога была долгой, Джанни.

— Понимаю, понимаю! — Аптекарь не подал вида, что заметил холодность. Его взгляд быстро скользнул по Лене и задержался на безвольном теле Люсии. — Бедняжка. Пойдёмте, здесь недалеко. Я нашёл для вас идеальное место.

Он повёл их по узким улочкам к массивным дверям старой церкви. Табличка рядом гласила: «Chiesa di San Gennaro all’Olmo».

Джанни толкнул тяжёлую створку. Скрип петель эхом разнёсся в тишине.

— Прошу.

Внутри пахло холодным камнем, въевшимся за века ладаном и пылью. В центре нефа стоял одинокий, тяжёлый кейс из чёрного пластика.

— Вот, — Джанни указал на него. — «Цикада-7». Последняя в Европе, не шучу. Еле достал.

Хавьер осторожно опустил Люсию на одну из длинных церковных скамей. Он смотрел на Джанни. Тот суетился, поправлял свой безупречный галстук, избегал смотреть ему в глаза.

Он врёт.