Стража! Стража!
Шрифт:
— В моем городе! — зарычал он. — В моем, черт возьми, городе!
Он сгреб Библиотекаря за волосатую грудь и поднял на уровень глаз.
— Который час? — заорал он.
— У-ук!
Длинная, покрытая рыжими волосами рука протянулась вперед. Взгляд Бодряка последовал за указующим перстом. Солнце приобрело вид небесного тела, которое находится в вершине своей орбиты и посматривает на свой длинный, ленивый путь вперед, катясь к покровам сумерек…
— Я, черт возьми, не собираюсь с этим мириться, понятно? — кричал Бодряк, трясся обезьяну взад и вперед.
— У-ук. — терпеливо
— Что? Ах. Прости. — Бодряк опустил обезьяну, которая предусмотрительно не задавала никаких вопросов, ибо разозленный человек в состоянии поднять трехсотфунтовую обезьяну не заметив, что это человек, у кого полно своих мыслей.
Сейчас он внимательно рассматривал внутренний двор.
— Отсюда нет никакого выхода? — сказал он. — Я имею в виду, не перелезая через стены.
Он не ждал ответа, а ринулся вдоль стены и отыскал узкую, грязную дверь, толчком открыв ее настежь. Она была не заперта, но он толкнул ее просто так. Библиотекарь следовал за ним, раскачиваясь и приплясывая.
Кухня, по ту сторону двери, была совершенно пустая, прислуга окончательно утратила свои нервы и решила, что все благоразумные шеф-повара воздержались от работы в учреждении, где наличествовал мерзавец с пастью, большей чем они сами. Двое дворцовых стражников доедала холодный ланч.
— Сейчас. — сказал Бодряк, в то время как они наполовину привстали. — У меня нет ни малейшего желания иметь…
Те казалось не хотели прислушаться. Один из них потянулся за самострелом.
— Ах, черт с ним. — Бодряк схватил нож мясника, лежавший позади на колоде, и швырнул его.
Существует искусство метания ножей, и вам даже нужен особый нож для этого. С другой стороны он действует точно также, как и тот что совершенно не попадает в цель.
Стражник с самострелом наклонился вбок, выпрямился и обнаружил, что пурпурный ноготь мягко заблокировал спусковой механизм. Он оглянулся. Библиотекарь стукнул его прямо по макушке шлема.
Второй стражник отпрянул назад, судорожно размахивая руками.
— Нет-нет-нет! — сказал он. — Это недоразумение! Что вы такое говорили о том, что вы не желали делать? Милая обезьянка!
— Ах, дорогой. — сказал Бодряк. — Плохо!
Он игнорировал ужасающие крики и обшаривал кухонные завалы, пока не отыскал секач. Он никогда не чувствовал себя как дома с мечами, но секач — это совершенно другое дело.
Секач был тяжелый. У него была целеустремленность. Меч мог обладать определенными дворянскими замашками по сравнению с ним, пусть даже это был меч, принадлежащий например Валету, который полагал, что его можно держать в ржавчине, но зато секач обладал огромной способностью разрубать вещи.
Он прекратил урок биологии — никто, кроме обезьяны не мог подбрасывать и швырять кого-нибудь с помощью своих лодыжек — обнаружил прекрасную дверь и пулей бросился к ней.
Он опять очутился снаружи, на большой площади, мощенной булыжниками, которая окружала дворец. Сейчас он мог ориентироваться, сейчас он мог…
В воздухе раздался громовой раскат, прямо над головой.
Шторм налетел, сшибив его с ног. Король Анк-Морпорка, с распахнутыми крыльями, скользнул с заоблачных высей и а миг приземлился на дворцовых воротах, когти
оставляли глубокие царапины в камне, когда тот цеплялся, чтобы удержать равновесие.Солнце блестело на его изогнутой спине, когда тот вытягивал шею, лениво пуская поток пламени, и отражалось, пуская лучики вверх.
Бодряк издал, одним горлом, животный крик — млекопитающего животного — и кинулся бежать по пустым улицам.
Тишина заполняла родовой дом Рэмкинов. Парадная дверь раскачивалась туда сюда на шарнирах, впуская обычный, плохо воспитанный сквозняк, который гулял по опустевшим комнатам, зевая и выискивая пыль на верху мебели. Он промчался вверх по лестнице и постучал в дверь спальни Сибил Рэмкин, перевернув с грохотом бутылочки на туалетном столике и перелистав страницы «Болезни Драконов».
Умеющий быстро читать мог бы выучить все симптомы болезней, от Ослабленной Пятки до Глотки Зигзагом.
А далеко-далеко внизу, в низком, теплом и скверно пахнущем сарае, в котором помещались болотные драконы, казалось, что Эррол приобрел их все. Он сидел посреди своего загона, раскачиваясь и негромко стеная. Клубы белого дыма струились из ушей и растекались по полу. Откуда-то изнутри его вздувшегося живота доносились звуки бурлящей и клокочущей жидкости, хотя отчаянные команды гномов пытались провести трубку сквозь скалы в шторм.
Его ноздри пылали, поворачиваясь и вздуваясь по собственной воле.
Другие драконы, встав на задние лапы и наклонившись через стены, вытянули шеи, внимательно наблюдая за ним.
Раздался еще один рокочущий взрыв в желудке. Эррол скрючился от боли.
Драконы отвернулись. Затем, один за другим, они аккуратно улеглись на пол и прикрыли глаза лапами.
* * *Валет положил голову на бок.
— Выглядит многообещающе. — критично высказался он. Мы едва не подобрались к цели. Считаю, что шансы человека с сажей на лице, высунутым языком, стоящего на одной ноге, напевающего Песню Ежа и стреляющего в уязвимые места дракона могут быть… что скажешь, Морковка?
— Я считаю, что миллион к одному. — с достоинством сказал Морковка.
Двоеточие осмотрел их с ног до головы.
— Послушайте, ребята. — сказал он. — Вы не собираетесь меня надуть?
Морковка бросил взгляд на площадь. расстилавшуюся под ними.
— Ах, черт побери. — негромко сказал он.
— Что там? — осматриваясь, настоятельно сказал Двоеточие.
— Они приковывают женщину к скале!
Отряд глядел на происходящее из-за парапета. Огромная молчаливая толпа тоже глядела, на женщину в белом, бьющуюся в руках у полудюжины стражников. — Хотел бы знать, откуда они взяли скалу? — сказал Двоеточие. — Знаете, мы ведь находимся на суглинках.
— Отлично связанная девка, кем бы она ни была. — одобрительно сказал Валет, в то время как один из стражников откатился на согнутых ногах и рухнул навзничь. — Это тот парень, который не знает, чем заняться вечером уже несколько недель. У нее прекрасные коленки, вот что я вам скажу.
— Никого из тех, кого мы знаем? — сказал Двоеточие.
Морковка прищурился.
— Это леди Рэмкин! — сказал он с отвисшей челюстью.
— Никогда!
— Он прав. Она в ночной рубашке. — сказал Валет.