Стражи границы

— Хорошо бы еще и обезьян снабдить магопереводчиками, — мечтательно проговорил я.

— Теперь король Верхней Волыни посвятит остаток жизни, разрушая языковые барьеры между обитателями бхаратский джунглей, — язвительно проговорил Всеволод.

— Все понял, Севушка, не буду. Но в таком случае, нам уже можно возвращаться на корабль.

— Так будет лучше всего, отец мой, — обрадовался махараджа, — Нет, чтобы я еще раз пошел гулять с вами по диким джунглям, так лучше уж я сразу сунусь в клетку к голодным львам!

— Почему? — не понял я. — Я даже не особенно лез, куда меня не просят.

— А леопарды?

— Вот пусть они и жалуются. Они могут это сделать не хуже тебя!

— Надеюсь, что на это у них фантазии не хватит! — с чувством возразил Всеволод.

Мы вернулись на корабль. Ребята, кто хотел, погуляли на берегу, Милорад предпочел оставаться на борту. Увидев меня, он хищно улыбнулся.

— Ну как, господин Яромир, больше не будете скучать?

— Нет, Радушка. Ведь если капитан поведает тебе подробности о нашей прогулке на берегу, ты влепишь мне полдюжины нарядов вне очереди. Хватит до самой Паталипутры.

— Нет уж, господин Яромир. Работать — работайте, если хотите, конечно, а без нарядов вне очереди вам придется обойтись. У меня еще сохранилась крохотная надежда на премиальные по возвращении.

Глава 20 Бхаратские традиции

Мы прибыли в Паталипутру в день, точнее в вечер, летнего солнцестояния, двадцать второго июня. Улицы города были заполнены поющими и танцующими людьми, торговцами, усиленно предлагавшими выпивку и закуску, бродячими жонглерами, подбрасывающими вверх всякую всячину, начиная от тарелок, и кончая фруктами, позаимствованными на ближайшем лотке, музыкантами, играющими на различных музыкальных и немузыкальных инструментах, ни мало не смущающихся тем, что они местами заглушают друг друга, канатоходцами, танцующих на веревках, наскоро протянутых через улицы и площади, поэтами, читающими стихи всем, кто их слушал, и кто не слушал.

— Сегодня праздник, — объяснил Пушьямитра. — В Бхарате празднуют день середины лета, день середины зимы, он же день зимнего солнцестояния, и дни весеннего и осеннего равноденствия.

— А как вы определяете дни равноденствия? — заинтересовался я. В самом деле, на мой непритязательный взгляд, день и ночь в Индии продолжались строго по двенадцать часов.

— По календарю, отец мой, — улыбнулся махараджа. — А вы разве не умеете? Или в Верхней Волыни не принято вести календари?

Я привычно взлохматил шевелюру Пушьямитры, он засмеялся, поцеловал мне руку и подставил для поцелуя свой лоб.

— Пойдемте ко мне домой, отец мой, господа, — проговорил махараджа. — По-хорошему полагалось бы мне сходить подготовить дом к приему дорогих гостей, но я надеюсь на вашу снисходительность. К тому же, вы не сторонники излишних церемоний. Да и дом мой поддерживают в постоянной готовности к моему прибытию.

— У тебя здесь свой дом, сынок?

— Да, отец мой, Это же столица. Здесь все пятьдесят махараджей Бхарата имеют свои представительства. Махараштра — одно из крупнейших и богатейших княжеств, и мой дом соответствует моему рангу.

— Я нисколько не возражаю опустить излишние церемонии, сынок. Идем к тебе.

Всеволод недовольно поморщился, когда увидел присоединившуюся к нам многочисленную охрану Гиты. Пушьямитра заметил его взгляд и проговорил.

— Но есть церемонии, которые нужно соблюдать хотя бы для того, чтобы не утратить уважения к себе. — Махараджа опустился передо мной на колени, коснулся руками моих брюк и попросил, — Отец мой, удостойте мой скромный дом великой чести, позвольте мне предложить вам отдых и приют. И пусть искренность моих намерений послужит извинением вынужденной скромности моего приема.

— Я с удовольствием принимаю твое приглашение, сын мой, — я протянул махарадже руки, чтобы поднять его, тот привычно коснулся их губами и легко поднялся, подставив мне лоб. Я, в свою очередь, коснулся его губами, и тихонько добавил. — И пусть моя западная сдержанность не будет принята за недостаток уважения к вашим восточным традициям.

Пушьямитра улыбнулся и наклонился к моему уху.

— Простите, отец, я знаю, вы не любите такие позы, но я сделал это больше для людей хайдарабадского махараджи. Это показало им ваш ранг, теперь они будут служить вам, как мне. То есть, пока мы с вами лояльны к Гите.

Пушьямитра взял жену за руку, — Следуйте за нами, отец мой, господа, — и повел нас по улицам города. Мы шли мимо веселящихся людей, танцующих кобр, леопардов, выпрашивающих подачки и антилоп, безжалостно объедающих листья с деревьев, жонглеров, канатоходцев и музыкантов. Мимо аккуратных светлых домов горожан и дворцов вельмож, мимо городских парков, где разыгрывались театрализованные представления и частных, в которых веселилась избранная публика.

Наконец, Пушьямитра остановился перед кованными воротами забора, окружавшего целый парк и дернул за колокольчик. Хотя какой там к ракшасу колокольчик? Это же целая рында!

На звук колокола подбежал плотный, невысокий индус в белых одеждах, завидев махараджу, он немедленно открыл дверь, и заговорил, непрестанно низко кланяясь.

— Ох, ваше высочество, радость-то какая! Заходите скорее, а то повара ваши с утра затеяли готовить торжественный ужин. Как бы не перестоял!

Пушьямитра заметил мой недоуменный взгляд и шепнул:

— Я же говорил вам, отец мой, в Бхарате полно телепатов. Меня ждали, — и продолжил уже в полный голос. — Гита, дорогая, это теперь и твой дом. Нам надо приветствовать моего отца в нашем доме так, как подобает. Прошу вас, отец мой, почтите мой дом.

— Ты повторяешься, — пробормотал я.

— Ничего, это я для слуг.

— А когда скажешь что-нибудь для меня?

— Когда мы будем с вами вдвоем. В других случаях, мне приходится не только быть, но и выглядеть.

Я кивнул.

— Знаете, отец мой, вы хорошо решили эту проблему, взяв в путешествие только близких друзей.

— Честно говоря, сынок, и Всеволод и Лучезар стали моими друзьями за время прошлого рейса. До этого Всеволод был просто командиром моей охраны и министром безопасности страны, а Лучезар — капитаном королевской яхты.

— А Янош?

— Янош — мой воспитанник, сынок. Мы познакомились с ним год назад и взяли друг над другом шефство.

— Вы держитесь с ними, как с равными, отец мой, — задумчиво проговорил Пушьямитра.

— В Верхней Волыни нет аристократии, а значит, все равны. Конечно, я — король по праву наследования, но на правление меня утверждал государственный совет. А от рождения короли в Верхней Волыни имеют только право «вето», которое при большом желании можно преодолеть, и цивильный лист.