Стражи границы
Шрифт:
Уже на третий день плавания по реке мне стало скучно. Я вытащил было на палубу кресло и устроился в нем поудобнее, собираясь подремать, но меня прогнал Милорад.
— Господин Яромир, вы разве не собираетесь сегодня работать?
— Вообще-то нет, — честно признался я.
— Почему это? — грозным тоном поинтересовался боцман.
— Скучно, Радушка.
— Вот отдраите палубу, вся скука разом пройдет. Поднимайтесь, господин Яромир, — ворчливо произнес Милорад и вдруг обеспокоился. — А вы, случайно, не заболели?
— Нет, Радушка. Просто мне хочется увидеть полуразрушенный город в джунглях
— Вообще-то найти полуразрушенный город в джунглях не так уж и сложно, — проговорил Пушьямитра. Пока я предавался бесплодным мечтаниям, молодой человек с энтузиазмом драил палубу. Он услышал мои слова, оставил швабру, или как ее принято называть на корабле, и подошел поближе. — Вот только с драгоценностями, боюсь, возникнет напряженка. Все, что можно разграбить, уже давно разграбили. А зачем вам драгоценности? Вы же их все равно не носите? Хотя, госпожа Джамиля носит…
— Драгоценности нужны для колорита, сынок. Индия — страна чудес и несметных богатств. А я был уже в нескольких городах и ни разу не увидел валяющиеся под ногами жемчуга, алмазы и рубины.
Пушьямитра засмеялся, а Милорад укоризненно посмотрел на меня и отошел в сторону.
— Иду, Радушка, — вздохнул я. — Прикажи убрать мое кресло. Черт побери, стоило становиться королем, чтобы слышать: «ваше величество, пора драить палубу»!
— Ваше величество, — потерянно проговорил Милорад.
— Отставить, Радушка. Я же предупреждал — ежели кто будет называть меня так, по возвращении лишу премии.
— В таком случае отставить разговорчики, господин Яромир и идите драить палубу, креветку вам в компот!
— Тогда это уже будет суп, а не компот, Радушка.
Я взялся за швабру, а Пушьямитра подошел к лоцману и стал тихо с ним совещаться.
За обедом Пушьямитра сказал.
— Отец мой, тут неподалеку есть один заброшенный город. Если хотите, мы можем его посетить.
— Прекрасно, Пушья, а где?
— Мы будем там завтра, на рассвете.
— И мне что, опять придется вставать ни свет ни заря?
Махараджа сочувственно кивнул. Правда, в глазах его плясали смешинки.
Утром я вновь проснулся от голоса моего названного сына.
— Отец мой, пора завтракать.
— Черт побери! — я повернулся к махарадже. — Прости, сынок, ракшас побери! Что, уже утро?
— Да, отец.
Я сел.
— Вставай, Милочка, нам пора ехать в Сараево.
— Куда? — удивилась Джамиля.
Я засмеялся.
— Знаешь, когда-то давно, когда в Верхней Волыни, которая тогда называлась Югославия, была республика, в народе ходил такой анекдот. Дескать, один малый, ну, такой же рьяный республиканец, как и все демократы, продал душу дьяволу, чтобы хоть раз в жизни проснуться принцем. Дьявол, ясное дело, душу взял. Но дьявол изучал историю и прекрасно знал, что в тысячу девятьсот четырнадцатом году именно в Сараево убили принца. Кажется, тогда он назывался эрцгерцогом австрийским. И вот, этого республиканца будят рано поутру такими словами. Дескать, вставайте, принц, вам пора ехать в Сараево. Кстати, когда в Югославии, которая стала Верхней Волынью, была восстановлена королевская власть моим отдаленным предком,
тогдашним капитаном артиллерии Мечиславом, город Сараево, кстати, изрядно пострадавший во время войны, был снесен с лица земли. Мечислав не хотел услышать в свой адрес сакраментальную фразу.Милочка и Пушьямитра рассмеялись и Пушьямитра ушел. Из-за неплотно прикрытой двери моей каюты, я услышал, как махараджа пересказывает только что услышанную историю Яношу. Талант рассказчика у Пушьямитры был не чета моему. Он живописал этот анекдот такими красками, что у него получилась целая эпическая история, более трагичная, чем комичная.
— Ну, парень дает, — восхищенно проговорила Милочка. — Прям-таки плакать хочется. А ты рассказал нам довольно смешную историю.
— Да уж, куда смешнее, — мрачно отозвался я. — Даже перед поездкой в Сараево бедному принцу выспаться не дали.
— На том свете отдохнет, — легкомысленно отозвалась Джамиля.
— Ежели он, в смысле тот свет, имеет место быть, то там отдыхать не придется. Тебе Милан никогда не рассказывал, как пытался прочесть посмертные воспоминания Софокла?
— Мне это рассказывала его экономка Бронислава.
— А когда это ты успела побывать у Милана?
— Все, Ромочка, иди умываться.
Я засмеялся и вышел. Пушьямитра как раз дошел до финальной сцены. Как бедолага эрцгерцог Фердинанд упал, сраженный самонаводящейся арбалетной стрелой. Завидев меня, махараджа заулыбался.
— Вам нечего опасаться, отец мой. Вы — не принц и это не Сараево.
— Титул принца приблизительно соответствует твоему титулу, сынок. Если это принц крови, как это и было в случае с бедолагой Фердинандом.
Пушьямитра подумал.
— Это все равно не Сараево, отец мой. Это окрестности Дакки.
С первыми лучами солнца мы высадились на берег. Что собирался найти мой названный сын в сплошном лесу джунглей, я не понял, и не особенно старался понять. Я был не прочь прогуляться. Особенно, ежели здесь бродит не так много разнообразного зверья, как бывало во времена Киплинга.
При ближайшем рассмотрении, оказалось, что места здесь почти цивилизованные. Сквозь травы и цветы можно было разглядеть мощеную мостовую. А некоторые архитектурные особенности позволяли предположить, что мы высадились ни где попало, а на старинном причале.
— Идемте, отец мой, поищем клад, — улыбаясь, предложил махараджа.
— Здесь что, город аттракционов? — удивился я. — Можно получить все, что душе угодно, за доступные цены?
— Разумеется, нет. Это самый настоящий покинутый город. Погуляем, поищем сокровища, если найдем — оно ваше.
— А если эти сокровища охраняют молодые кобры? — поежился я.
— Кобры?
— Или у вас Киплинг не в моде?
— Наверное, нет. По крайней мере, я с ним не знаком.
— Он слишком давно умер, сынок. Он писал об Индии, но, кажется, он служил в составе колониальных войск.
— В таком случае, у нас его не издают. Если в Бхарате и издают литературу тех лет, то только национальную. Хотя, положительный момент в колонизации Индии все-таки был. Это здорово сплотило страну.
— Понятно, сынок. Положительный момент, особенно пост фактум, можно найти во всем. Вот только его бывает трудно отыскать непосредственным участникам событий.