Стражи границы

Вечерело. Мы поужинали, и я со Всеволодом вернулся на палубу смотреть на проплывающие мимо корабли и любоваться лучами заходящего солнца на бирюзовых волнах. После ужина Милорад мне не рекомендовал присоединяться к команде — говорил, что это может неблагоприятно отразиться на моем здоровье. Вообще, суровый боцман грозился загрузить меня наравне со всеми, а сам — до завтрака я выходил на палубу только для медитации. После завтрака Милорад усаживал меня на часок в удобное кресло на палубе. Потом приказывал присоединиться к команде. Перед обедом «Переплут» снова ложился в дрейф, для меня спускали парус и я медитировал в теплых волнах. После обеда мне позволяли приняться за работу только после часового отдыха. А заканчивал ее я за пару часов до ужина. Сначала я пробовал возражать, но Милорад сказал, что он взялся помогать мне поправить здоровье, а не обеспечить себе лично каторгу по возвращении домой.

Корабль шел по спокойному морю. Было тихо, красиво, безмятежно. Мне стало скучно.

— Лучезар, прикажи убрать блинд, — попросил я. — Сзади мы уже были, а море по правому и по левому борту я уже изучил. Хотя, конечно, вон ту конкретную волну я еще не видел…

Лучезар рассмеялся и отдал приказ.

— Вы совершенно не умеете бездельничать, Яромир. Если не секрет, чем вы занимаетесь дома? Я имею в виду, кроме работы?

Я пожал плечами.

— Работаю. Раньше я часто засиживался допоздна, желая быть в курсе всех дел. Потом приходится почитывать различные околонаучные статейки. Знаете, чтобы хотя бы понимать, о чем с тобой говорят. Много читаю, общаюсь с братом. И все.

— Тогда я понимаю, почему у вас такой бледный вид.

— И макаронная походка, — подсказал я.

Лучезар рассмеялся.

— Но знаешь, Зарушка, теперь я слегка изменил свой распорядок. Трижды в день я медитирую, да ты и сам знаешь, а по вечерам Янош выводит меня на прогулки в парк.

— Кто это, Янош?

— Мой молодой помощник. Он решил за меня взяться, и взялся.

— Жаль, что он не сделал это лет десять назад.

— Десять лет назад парню было одиннадцать — двенадцать.

— Да, он был, пожалуй, слишком молод, чтобы хоть как-то на вас повлиять.

Блинд убрали, мы прошли на нос и стали смотреть вперед. Волны впереди мало чем отличались от тех, что плескались о борта сайка. Понемножку темнело. Впереди мерцала яркая звездочка. Некоторое время я разглядывал ее, размышляя, что же в ней не так. Потом понял.

— Зарушка, ты не находишь, что Венера сегодня зашла не на месте? Или же, пока мы ужинали, ты развернулся и пошел назад?

— Нет, — удивленно отозвался капитан. — Знаете, это похоже на маяк.

— Когда-то давно Александрийский маяк считался одним из семи чудес света, — вспомнил я. — Но это было очень давно. Я читал, что он был разрушен тысячи полторы лет назад. А остатки его встроили в какую-то турецкую крепость.

— Александрийский? — переспросил Лучезар. — Ну, значит мы на месте.

— Думаешь, его восстановили?

— Ну, вы же слышали, как Ахмат расписывал масштабы Египетской торговли. Да, собственно, здесь и Ахмат не нужен. Мы и в Дубровнике на египтян насмотрелись. Морская торговля Верхней Волыни и в самом деле проходит исключительно через их руки. А здесь, говорят, сложная гавань. Нил несет массу ила. Я потолковал с моряками в порту, так они говорили, что там чуть ли не лоцмана брать надо.

— Кажется, у египтян это модная профессия, — улыбнулся я. — Слушай, а может, тогда мы не потащимся к этой самой Александрии на ночь глядя? Ты бы мог лечь в дрейф?

Лучезар кивнул и пошел отдавать соответствующие распоряжения. Я зевнул, пожелал Всеволоду спокойной ночи и отправился спать. На мой вкус, сон — лучшее лекарство от скуки. Тем более что после физических упражнений, прописанных мне Милорадом, я засыпал без малейших усилий. Опускал голову на подушку и немедленно начинал смотреть сны.

Утром я проснулся от мерного плеска волн. Странно, но корабль на ходу и корабль, лежащий в дрейфе, ведут себя по-разному, и мне сегодня показалось, что я лежу в спокойной колыбели.

Я вышел на палубу.

— Почему стоим, Зарушка? — лениво поинтересовался я.

Лучезар картинным жестом указал мне на своего второго помощника.

— Милорад отказался трогаться с места, пока вы не совершите утреннюю медитацию.

— Ну, так разбудили бы меня пораньше, — я пожал плечами и пошел на нос, где уже был спущен в лазурные волны парус.

Лучезар пошел следом.

— Скажите, Яромир, как часто дома вам удается поспать до схочу?

— Ну, раз — два в неделю.

— И вы и отпуск представляете себе также?

— В общем, нет. Но ты же знаешь, я не люблю быть в тягость.

— Кому? — Лучезар вздернул свою красивую, словно нарисованную углем бровь. — Вы не забыли, что платите команде исключительно за исполнение ваших распоряжений? У них, знаете, работа такая, делать все, что вам заблагорассудится. И, знаете, работенка у них полегче, чем у вас. Да вы это и сами знаете. Иначе, зачем бы на время отпуска записались матросом в корабельную команду?

Я засмеялся, разделся и по трапу спустился вниз, в парус. Всеволод, как всегда, пошел меня подстраховывать. Лучезар проводил нас обоих одобрительным взглядом.

Александрийский порт показался незадолго перед обедом. Точнее, не сам порт, а маяк. Он выдавался вперед, в море, на несколько километров. Я читал, что знаменитое чудо света располагалось на острове, соединенном с Александрией дамбой. Но это было больше похоже на мыс, чем на остров. Может быть, теперь маяк стоял в другом месте, а может за столетия Нил соединил Фарос с континентом, никто из нас не знал.

— Лучезар, а ты не знаешь, для чего горит этот маяк? — поинтересовался я, оставляя очередной канат и подходя к капитану. Милорад обеспокоено посмотрел на меня.

— Как вы себя чувствуете, господин Яромир?

— Нормально. А в чем дело?

— Ну, ежели нормально, так какого осьминога вы все утро отлыниваете, водоросли вам в макароны!

— Водоросли? В макароны? Интересная мысль. Передай ее коку, Радушка.

— Обязательно, господин Яромир. А теперь…

— Сейчас вернусь, Радушка. Так что скажешь, Лучезар?

Лучезар присматривался к маяку.

— Предлагают лечь в дрейф на расстоянии не менее десяти кабельтовых от маяка.

— Десять кабельтовых? А это сколько?

— Чуть меньше двух километров.

— А сразу так сказать было нельзя?

Капитан серьезно покачал головой.

— Ни в коем случае, господин Яромир. Этак вы еще захотите, чтобы я называл нос передом, а корму — задом.

— А это почему нельзя? — невинно поинтересовался я.

— Меня же не поймут! — возмутился Лучезар.