Студент

А о суевериях оперных и балетных артистов известно не меньше, чем о суевериях артистов драматических.

Например, многие музыканты считают, что приметы вступают в свою силу, как правило, за несколько дней до концерта. Они верят, что в это время нельзя мыть голову, потому что аура может смыться. В день концерта нужно обязательно встать с правой ноги. Нельзя убирать постель. Если уронил ноты, нужно сесть на них, чтобы не ошибиться в том месте произведения, которое оказалось на полу. Говорят, Рихтер однажды проделал это прямо при публике, будучи уже в преклонном возрасте. Нельзя ноты класть под подушку, нельзя ругать композитора, которого исполняешь и т.д. А еще нельзя входить с раскрытым зонтиком в зал...

В общем, мы работали в оперном театре и, хотя назывались артистами миманса, артистами себя, конечно же, не считали, мы считались массовкой, студентами с временной работой, и мы не ощущали какую-то значимость от принадлежности к святому сообществу артистов Мариинки, которая присутствовала у тех, кто выполнял ту же работу, что и мы, но чувствовали себя полноправными членами этого большого цеха оперных артистов. Эти люди держались особняком, мужчины ходили в бабочках, модно одевались и похожи были не на массовку, где получали мизерные деньги, а на оперных солистов, на худой конец, на какого-нибудь заслуженного деятеля культуры. Проходя мимо дежурного, они не удостаивали его своим вниманием, небрежно мелькнув перед его носом удостоверением. В комнате для артистов миманса они, подражая солистам, как бы тоже распевались, напевая отрывки из арий. Часто они обсуждали выступления солистов, иногда это выливалось в злую критику. Эти люди в свое время не получили никакого специального образования, но амбиции не позволяли им пойти работать, например, на завод. Они всю жизнь крутились около искусства, и они не мыслили себя вне театра. Эти, наверно, все же способные люди, с каким-то талантом, который не смогли развить, тянулись к театру, навсегда заболев зависимостью от сцены. Подчинив свою жизнь служению Мельпомене, они, получая гроши здесь, бегали на массовки в другие театры или кино. И в этом состояла их основная работа.

Я сполна вкусил закулисной жизни, о которой до тех пор ничего не знал или знал понаслышке. Это непередаваемая атмосфера, когда перед спектаклем то здесь, то там начинают распеваться оперные певцы и певицы и слышатся гаммы, красивое мычание и куски арий без слов. Я видел и слышал всех известных солистов Мариинки того времени, я посмотрел почти весь репертуар театра, включая балет.

А на деньги, которые я заработал, подвизаясь артистом миманса, я купил модные остроносые туфли с ковбойским каблуком, пиджак по моде, в ателье укоротил выше колена свое драповое пальто и сузил брюки до моды конца 50-х годов и, как сказали девушки, наши подружки из комнаты женской части общежития, стал "comme il faut".

Глава 11

Папа Лены - начальник УГРО. В кабинете у полковника УГРО. Дело о фальшивомонетчиках. Клише из речки. В спецлаборатории. Я "вижу". Задержание преступников по описанию.

Однажды после первой пары, выйдя из кабинета фонетики, я увидел Лену. Она ждала меня в коридоре. Сначала Лена сделала комплимент моему прикиду . Действительно, я стал следить за модой, следуя пословице "Good clothes open all doors ". Потом она сказала:

– Володя, у меня к тебе дело.

Я сделал серьезное лицо и приготовился слушать.

– Папа просит встретиться с ним по важному вопросу.

– Папа хочет, чтобы я женился на его дочери?
– пошутил я.

– Я серьезно, - не приняла шутки Лена.

– Тогда вопрос. А кто твой папа?

– Начальник УГРО.

– Ух ты!
– действительно впечатлился я.

– А зачем я нужен УГРО?
– постарался уточнить я.
– Вроде я ничего криминального не совершал.

– Не знаю, - пожала плечами Лена.

Но я не поверил.

– Ты отцу рассказала о моих паранормальных способностях?
– догадался я.

– Рассказала, - подтвердила Лена.
– Но я действительно не знаю, о чем отец хочет говорить с тобой.

– Ладно. Говори, куда идти.

Вместо ответа Лена протянула мне карточку с телефонами.

Вообще-то я догадывался, зачем понадобился начальнику уголовного розыска. Конечно, ему нужны были мои экстрасенсорные способности. Что-то у оперов не складывается, и они хотят попробовать зайти с другого бока. Мол, чем черт не шутит, ходят же слухи о магически способностях таких людей. Со мной это уже было в моем городе, когда вот также меня нашли местные органы уголовного розыска, и я смог изменить их скептическое отношение к аномальным возможностям людей, связанным с телепатией и ясновидением.

Я позвонил по телефону, который мне дала Лена и условился о встрече. В назначенное время я был на Суворовском проспекте в доме, где располагался отдел уголовного розыска Управления милиции Ленинграда. Пропуск мне заказали заранее, и я без проволочек прошел в кабинет начальника УГРО, где меня приветливо встретил полковник в милицейской форме, усадил на потертый кожаный диван с откидными валиками по бокам и представился:

– Полковник Соловьёв, Михаил Сергеевич.

Потом начал издалека, словно проводя разведку

– О вас я знаю со слов моей дочери... Вы обладаете какими-то особыми способностями.

Я молча слушал, искоса оглядывая небольшой кабинет начальника УГРО, обставленный проще, чем я ожидал: двухтумбовый письменный стол, покрытый зеленым сукном, к столу примыкали длинной ножкой еще два простых стола, составляя букву "Т"; у одной стены стояли три шкафа с книгами и бумагами, на стене позади письменного стола висел портрет Дзержинского.

Полковник пытливо посмотрел на меня.

– Вы, наверно уже поняли, для чего я пригласил вас.

Я молча кивнул.

– Мы хотим, чтобы вы помогли разобраться в одном деле, которое нам представляется совершенно безнадежным. Я не думаю, что вы можете как-то прояснить ситуацию, но, как говорится, "утопающий хватается за соломинку".

– А еще говорят, There is no harm in trying , - с иронией добавил я.

– Как, простите?
– не понял полковник.

– Я говорю, попытка - не пытка.

В кабинет без стука вошел человек в добротном габардиновом костюме и с постриженной на лысо головой.

– Познакомьтесь, - представил Михаил Сергеевич лысого человека. Это, скажем, начальник отдела УБХСС по борьбе с преступлениями в кредитно-финансовой сфере, в том числе и с фальшивомонетничеством, подполковник Некрасов, Иван Николаевич. Он вкратце изложит ситуацию.

Я снова кивнул, но не поверил, что Иван Николаевич, человек в гражданском костюме, представляет УБХСС, хотя не сомневался, что он подполковник.

Иван Николаевич посмотрел на меня, и взгляд его красноречиво говорил, что он ждал большего от встречи с тем, кто способен помочь угрозыску, он скривил рот в еле заметной усмешке, перевел взгляд на Михаила Сергеевича из УГРО, тот понял его, но развел руками, как бы говоря, "уж не обессудьте, что имеем", и Иван Николаевич строго сказал:

– Сразу хочу предупредить: дело государственной важности, а поэтому все, что здесь происходит, не подлежит разглашению. О вас не должны знать даже следователи, которым придется заниматься этим делом. С кем нужно, вопрос согласован.

Он еще немного помедлил и стал излагать свою "безнадежную" ситуацию:

– К нам попали клише, с которых изготавливались ассигнации достоинством двадцать пять рублей. Год назад в обороте стали появляться фальшивые пятидесятирублевые и двадцатипятирублевые купюры. Причем, пятидесятирублевых оказалось сравнительно немного. Преступников найти не удалось, и здесь сказался тот факт, что внезапно поступление фальшивых денег прекратилось, а у нас на руках не оказалось ни одной зацепки. Но два дня назад из районного отделения милиции поступило сообщение. К ним пришла женщина и заявила, что ее малолетний сынишка вместе с приятелем нашли в речке какие-то подозрительные свинцовые пластины. Не знаю, куда бы пацаны определили эту находку, но мать обнаружила пластины в сарае и пришла в отдел милиции, а там сообразили, что к чему, и к нам.