Студент

Комната общежития, где жил Алик, почти не отличалась от моей ленинградской. Разве что здесь разместились не шесть, а пять кроватей. На одной кровати лежал с книгой в руках студент со всклокоченными волосами. Он на секунду оторвался от книги, чтобы посмотреть, кто там пришел, и снова углубился в книгу.

– Чувак, а где Алик Тарас?
– спросил Юрка.

– В магазин пошел за пельменями. Ща придет, - лениво ответил студент, снова было уткнулся в книгу, но запоздало спросил:

– А вы ему кто?

– Друзья, - коротко ответил Юрка.

– А-а, - сказал студент и полностью отключился от процесса общения.

– Мы сели на крайнюю к выходу кровать и стали ждать Ляксу.

Лякса пришел скоро. Увидев нас, заулыбался. Мы обнялись.

– Есть будете?
– Лякса открыл свою тумбочку и достал небольшую алюминиевую кастрюлю.

При этом его сосед с видимым неудовольствием покосился в нашу сторону.

– Ели уже, - успокоил студента Юрка.

– Тогда мы с Федькой сами... Это мои кореша: Юрка и Володька. А это Федор, третий курс истфака, - запоздало представил нас Лякса.

Лякса сварил пельмени, и они с Федором быстро умолотили целую пачку, которую принес Лякса, - причем ели пельмени с батоном. После этого Федор снова завалился на свою кровать, но книгу, отложенную в сторону, обратно не взял и лежал так, неподвижно, как сытый питон. только что проглотивший что-нибудь вроде бородавочника. У Ляксы глаза приобрели маслянистый оттенок, и он тоже готов был лечь, но мы категорически не дали ему сделать это и сказали, что все идем сейчас же на американскую выставку.

– Я у вас сегодня переночую?
– забил заранее я свой ночлег.

– Да живи хоть неделю, - успокоил Алик

– С пропиской, - подал голос Федор.

– Вечером отметим, - согласился я.

В Сокольниках, где проходила американская выставка, кажется, собралась вся Москва. Мы не меньше часа простояли в очереди за билетами и то, потому что втерлись куда-то в середину очереди, где стоял знакомый Ляксы, наконец, прошли на выставку и попали в другой мир. Все поражало, начиная с круглого павильона с ажурным решетчатым перекрытием золотистого цвета. Похоже было, что купол сложен из множества кристаллов в виде ромбов. Здесь мы не задержались и остановились только у компьютера, в котором использовались транзисторы, а не лампы. Компьютер представлял собой компактное устройство не больше человеческого роста, и мог бы уместиться в небольшом кабинете. Оператор сидел перед пультом как за письменным столом. Компьютер отвечал на вопросы об Америке и о жизни рядовых американцев вплоть до стоимости пачки сигарет, которые они курят.

– А какая у нее скорость?
– спросил Юрка у чернокожего стендиста.

– Более 229 тысяч операций в секунду, - стендист заулыбался, обнажая белосахарные зубы, готовый дать любую информацию по вверенной ему ЭВМ, но мы уже шли дальше. Чуть постояли у семи огромных экранов, которые показывали со всех сторон один день жизни Америки.

Масса народу толпилось у стеклянного павильона, где выставлялись товары массового спроса, и кухня, нашпигованная бытовой техникой вроде посудомоечных, стиральных машин, пылесосов и всяких соковыжималок, и кофеварок. Больше это привлекало внимание домохозяек, как и павильоны с женской косметикой, которую раздавали налево и направо на зависть тем, кому она не досталась. Магазин самообслуживания поражал разнообразием товаров, многие из которых нам не могли и присниться. Это всё выглядело, как какое-то сказочное изобилие.

Толпа женщин стояла у подиумов на показах моды. Мы тоже остановились, когда динамики взорвались запрещенным у нас рок-н-роллом. У публики это вызвало восторг. На подиум выскочили две пары: парни и девушки и стали весело выделывать энергичные па в бешеном темпе. Это невольно заводило, и мы в такт хлопали в ладоши.

Но всё затмила выставка автомобилей. Это показалось нам чем-то космическим, совершенно отличным от того, что мы привыкли видеть на наших дорогах. Американские машины отличались от наших и размерами, и роскошными формами. Непривычно широкие автомобили имели низкую посадку и навороты в виде крыльев-плавников сзади и ракетных форм сопл, что придавало машине намек на скорость летательного аппарата.

– Во всех автомобилях электрические стеклоподъёмники и кондиционеры, - сказал какой-то возбужденный автолюбитель.
– У нас это есть только в ЗИЛах и "Чайках".

Он ходил вокруг зеркально отполированной машины черного цвета, вытянутой, словно гусь в полете, с крыльями по бокам багажника, приседал, чтобы лучше разглядеть колеса с необычными дисками-спицами и восхищенно качал головой.

"Кадиллак" окружали мужчины, и мы подошли поближе. Экскурсовод показывал, как поворачивается сидение водителя для удобства выхода из машины и как закрывается верх нажатием кнопки.

В семиметровый, меблированный дом-трейлер для путешествий мы не только заглянули, но даже попробовали краны, из которых побежала вода, чего мы не ожидали: это все же был экспонат.

Мы смотрели на серию цветных телевизоров, о которых знали пока только понаслышке, на циркораму и гадали, как показывают действие, которое идет на экранах циркорамы.

– Очень просто, - объяснил нам один посетитель, стоявший рядом.
– Позади по кругу циркорамы располагаются операторы, которые проецируют изображения киноаппаратами. Но задумка интересная.

В галерее искусств "яблоку было некуда упасть". Народ толкался здесь, пытаясь постичь смысл абстрактного искусства, популярного на Западе, но закрытого для нас. Кто-то недоумевал, кто-то откровенно говорил, что это "мазня". Мы относились к большинству, которое молча разглядывало картины, но никто не рисковал давать им оценку.

– Как вам?
– спросил я Юрку с Ляксой, когда мы вышли из павильона.

– Я ничего в этом не смыслю, - признался Юрка.

– А кто смыслит?
– усмехнулся я.
– У нас абстрактная живопись в подполье. Мы не знаем даже своих Кандинского и Малевича, не говоря уже о французах.

– Проще всего в непонятное бросить камень, для этого большого ума не надо, - сказал Лякса.
– Сложнее попытаться понять. Как можно судить, если не знаешь сути предмета! Но лично для меня выставка абстрактной живописи стала толчком, чтобы познать суть предмета. ... Здесь важны цвет и форма. И здесь нет никаких образов. То есть искусство беспредметное. Экскурсовод говорил, что Джексон Поллак, картину "Собор" которого мы видели, не пользуется кистью, а разбрызгивает краску по холсту. У них - главное достичь эффекта игры красок.

– Ну, правильно, можно рисовать и носом. У Ильфа в "двенадцати стульях" художник рисовал овсом, - засмеялся Юрка.

– Да это все крайности, но искусство-то есть.

"Стоящая женщина" Гастона Лашеза на аллее перед выставкой живописи тоже вызывала недоумение и неприятие. В газетах фигуру женщины назвали "гротеск и насмехательство". Но позже я как-то в разговоре с одним художником вспомнил эту скульптуру, и он мне объяснил, что прообразом ее была любимая женщина скульптора и он изваял ее, когда они находились в разлуке, вложив в работу всю силу своего неутоленного желания и всю преданность ей. Она вышла у него крутобедрая, с большими грудями как древняя богиня плодородия и стала самой известной в мире работой Гастона Лашеза.