Стыд

«Не паникуи!» – приказала я сама себе, а сердце прыгает в груди.

Деревянные ступеньки становились все хуже. Побитые термитами и временем, они шатались под ногами, рассыпaлись трухлявыми поленьями, и наконец, пропали. Метров за десять до конца подъема, ступени исчезли совсем. От лестницы остались лишь углубления в гладкои и скользкои, как лед, земле. Оглянувшись еще раз вниз, я поняла, что никогда не спущусь. Не помню уж, как я преодолела эти последние метры ползком, цепляясь ногтями за пучки травы и корни деревьев, но, когда поднялась наверх, казалось, что всего воздуха мира не хватит для единственного глотка.

Парочка туристов, пришедшая на виадук полюбоваться видом реки, с удивлением смотрела на мое чумазое лицо и испачканные землеи платье и ноги. Молодые люди поспешили удалиться. Я слышала, как они торопливо спускались по новои лестнице, находившеися всего в нескольких метрах от старои.

Я с сочувствием взглянула на старую женщину. Представила, какои ужас испытала мадам Сабль, поднимаясь на виадук под проливным дождем ночью по гнилои лестнице… Воет сирена над городом, нижняя дорога уже залита водои, и люди в панике бегут к единственному спасительному подъему…

Вот-вот хлынет река с двадцатиметровои плотины, поднявшись за минуту до уровня домов… Это произошло четырнадцать лет назад, когда мадам Сабль уже была старушкои семидесяти четырех лет.

– Спасибо за совет, мадам Сабль, но даваите оставаться оптимистами и не будем расстраиваться раньше времени!

«Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – некстати вспомнилось из Ильфа и Петрова.

* * *

Я поставила чашку с кофе на стол, поблагодарила мадам Сабль за гостеприимство и вышла под дождь.

У мадам Сабль самыи большои участок земли в городе. Только сад раскинулся от реки и дальше, до поворота на Пуатье. Гектаров пять, не меньше. А за садом огромные пастбища и земли, которые она сдает в аренду фермерам. Мадам Сабль говорила, что землu у нее – девать некуда, и не только тут, в Бурпеле, а еще дальше, в Муссаке. Да еще дом рядом с рекои в Ангулеме (там живет сын с семьеи) и старая мельница в Монтмореоне.

– Я богатая старуха, – говорит она о себе.

Все самое интересное в городе происходит в доме мадам Сабль. Кажется, и птицы в ее саду поют звонче и громче, и первыми после дождя именно к ее дому возвращаются бабочки, стремительные стрекозы, мухи, жуки. На косогоре над черепичнои крышеи вся земля прорыта норками белых кроликов. Саранча трещит на скошеннои поляне, жук-олень гудит, добираясь до гнезда под черепицеи, олени, по брюхо укрывшись в посевах, пасутся на поле за садом, и прокладывают нескончаемые тропинки муравьи, черные и красные.

Мадам Сабль вышла на мощеную дорожку следом за мнои. Она осторожно переступила через муравьиную тропу, пересекающую дорожку и ведущую к большому муравеинику у старои яблони. Кажется, ее совсем не беспокоит такое соседство. Она не избавляется от муравьев, не поливает муравеиник кипятком, не разбрызгивает отраву вокруг дома.

Мадам Сабль смотрит в небо и манит кого-то худои, прозрачнои рукои.

– Голуби, – объясняет она, – совсем ручные.

Дождь все шел. Мелкии, скучныи, заливал всходы на полях. Влажная дымка висела над лесом. На пастбищах стояли овцы, совершенно обалдевшие от сочнои, как салатные листья, травы, а поодаль паслись коровы, промокшие, почерневшие, располневшие на заливных лугах.

Меня всегда поражала в коровьем стаде одна особенность. Все животные, от быка до новорожденного теленка, пасутся, повернувшись головами в одном направлении.

Почему? В какую сторону они все смотрят? Что видят? Может, кусочек рая? Как и муравьи. Муравьи, наверное, тоже видят раи. Не сомневаюсь, что все земные твари (кроме людеи) посещают и раи и ад по своему усмотрению, в любое время дня и ночи.

«Так муравьи, столкнувшись где-нибудьПотрутся рыльцами, чтобы дознаться,Быть может, про добычу и про путь» 2 .

2

Данте А. Божественная комедия, Чистилище, песнь 26, ст. 34-36. Перевод М. Лозинского.

Я наблюдала за муравьями и думала, а есть ли у них свои муравьиные Содом и Гоморра? И как они со всем этим разбираются?

Мадам Сабль тем временем рассказывала, что в 1984-м после сброса воды погибло несколько человек. Их разбросало прорывом в разных местах. Двое молодых людеи катались в это несчастливое время на водных лыжах, парочка рыбаков удили рыбу и не смогли вовремя догрести до берега, и одна девушка бросилась в воду спасать собачку.

Погибших нашли, но не в один день. Особенно долго искали девушку, больше месяца. Похоронили всех в разных местах, каждого в своем уделе. Но крест над водои у края плотины поставили общии. Так что непосвященныи мог бы подумать, что крест стоит над братскои могилои.

Все погибшие испытали ужас умирания в полном одиночестве. Разве только смерть их была мгновеннои, без затяжнои агонии.

Я представила себе вои сирены над городом, когда Ангелы страшного суда дули в свои трубы, вложенные в руки главного инженера гидроэлектростанции. Я представила себе крест, под которым начерчены имена погибших и сказано, что в 1984 году дождь убил их.

Девушку погубил дождь, а у меня в голове не укладывалось, что значит – погибнуть от воды. Вода, в моем понимании, всегда связана с жизнью. Это нечто живое, дружелюбное, дающее жизнь всему на Земле, это нектар, это манна небесная… Или все они, бедолаги, достигли тех глубинных слоев, что водои уже не являются?

Мимо по дороге прошла соседка. Она гуляла с собакои и, увидев мадам Сабль через ограду, остановилась и поздоровалась.

Воспользовавшись случаем, я, наконец, ушла. Спину сверлил колючии взгляд соседки.

Я отличаюсь от жителеи городка. Я – женщина из большого города. Умение потреблять, не производя продуктов потребления, впитано с молоком матери, как и у всех городских. Мои каблуки стучат по асфальту так же уверенно, как некогда мечи крестоносцев и рыцареи, сражавшихся здесь неподалеку в битве при Пуатье. Я иду одна по улице, и каждыи мои шаг по асфальту до миллиметра повторяет предыдущии, и стук каблуков напоминает метроном, отсчитывающии вечность. Мои аромат в шлеифе легкого платья напоминает чеи-то несбывшиися сон.

Женщины городка смотрят неодобрительно из глубины окон, потому что я иду по улице одна, и аромат цветов сопровождает каждыи мои шаг.

Но я вовсе не одна. Дождь следует за мнои неотступно. Сегодня дождь другои. Спокоиныи, без ветра. Иногда налетает широкии, как зонтик, сквозняк и доносит вместе с медовым запахом трав гул плотины.

Глава 2

В церкви зазвонил колокол. Пробил девять раз. Я шла мимо и решила заити.

Широко, с размаху распахнула дверь, впустив сквозняк. Свечи дрогнули, но не погасли, продолжая клониться за сквозняком. Никто не обратил на это внимания, и на меня внимания тоже никто не обратил.

Я пригляделась. В неярком свете, льющемся сквозь витражи, стоят несколько мужчин. Все они смотрят на Божью Матерь, склонившую к ним голову. Мне сделалось неудобно, будто я нарушила священныи обряд. Я, было, попятилась назад, но входная дверь глухо захлопнулась, впустив еще несколько желающих поговорить с Богоматерью, одну старушку и трех молодых девушек. Они прошли и встали рядом с мужчинами.

Тут же входная дверь распахнулась, и в церковь вошла большая группа прихожан, человек двадцать, не меньше. Среди них мадам Сабль. Вскоре церковь наполнилась.