Судьба

— Он.

Федорка вскочил, ударил кулаком по столу.

— Чего же ты молчал?

— Не в моей натуре выдавать своих гостей. Я же не бегу в ревком заявлять, что у меня находится человек из якутского правительства? Для меня ты — гость.

— Куда он тогда исчез?

— Сбежал, наверно, ночью. Я и сам его больше не видел.

— Ты помог ему убежать?

— А хотя бы и так? Я нянчил когда-то этого парня, он мне не чужой.

— Ты продался большевикам! Ты!.. — Вислогубый топал ногами, брызгал слюной. — Мы тебя за решетку!

Иннокентий распахнул дверь:

— Пошел вон, дурак! Или я сейчас позову соседей.

Федорка потерял дар речи. Он еще никогда не видел купца таким сердитым. Старик весь трясся от гнева.

— Вон!

Яковлев, как побитый пес, пошел к порогу, обернулся и дурашливо захохотал, глядя на разгневанного хозяина.

Иннокентий часто заморгал глазами.

— Не выводи меня из себя, — срывающимся голосом выкрикивал он, — не выводи!..

Федорка, хохоча, толкнул задом дверь и вышел.

Отряд Коробейникова из двухсот «штыков» продолжал наступление по замерзшему руслу Алдана. Без единого выстрела банда прошла от Петропавловского до Чаппанды и, разделившись на три группы, устремилась к реке Амге. Наступление развивалось в трех направлениях: на Чичимах, Мырылу и Мындагаю.

Не встретив на своем пути ни одного красноармейца, бандиты «взяли» Чичимах и пошли дальше, на Ытык-Кель. Преуспел и полуотряд, наступавший на Мырылу. Он продвинулся дальше — в Чурапчу.

«Сдалась» без сопротивления и Мындагая. Полуотряд пошел дальше по реке Амге и между Мяндыгой и Абагой неожиданно столкнулся с разведкой красных. Потеряв в перестрелке троих, бандиты вернулись в Мяндыгу.

Услышав о столкновении с красными, Коробейников спешно прибыл в Мяндыгу.

— Братья! — воскликнул глава повстанцев. — Новый девятьсот двадцать второй год мы должны встретить под колокольный звон абагинской церкви. Завтра наступаем на Абагу. Командовать штурмом буду я.

В Абаге находился красный отряд комиссара Владимирова, отступивший из Петропавловского.

29 декабря Семенчик с пятью красноармейцами поехал в разведку. Разведчики прискакали к тому месту, где вчера произошла перестрелка с бандитами, и проехали еще две версты. На снегу от дороги в алас проложен был санный след. Кто-то недавно проехал.

Семенчик остановил разведчиков и, велев им подождать на дороге, поехал по следу. Бороздки от полозьев привели Семенчика к занесенному снегом стогу. Пожилой мужик грузил сено в сани. Серый бык, склонив рогатую голову, жевал сухую траву. Мужик, увидев перед собой вооруженного всадника, выронил вилы.

— Здравствуйте, — поздоровался Семенчик. — Не бойтесь, ничего худого вам не сделаю.

— Здравствуйте, — пробормотал мужик, не спуская с Семенчика испуганных глаз.

Всадник улыбался, и это немного успокоило мужика.

— Вы, часом, не из Мяндыги? — спросил Семенчик.

— Из Мяндыги.

— Бандитов там у вас много?

— A-а, так ты красный?.. Раз бандитами их называешь, стало быть, красный. Они не любят, когда их бандитами… Не так много, человек шестьдесят. У меня на постое четверо. Мои постояльцы сказывали, будто вчера к ним, в Мяндыгу, приехал большой тайон-офицер и велел идти в наступление на Абагу. Ждут еще своих из Чурапчи.

— Не говорили, когда собираются наступать на Абагу? — спросил Семенчик, помрачнев.

— Не нынче, так завтра. Грозятся перебить всех коммунистов.

— Ну, спасибо за разговор. — Семенчик повернул коня. — Не говорите никому, что меня видели.

— Красный тойон! — окликнул мужик. — Скоро ли вызволите нас от этих извергов?

— Постараемся поскорей, — не оборачиваясь ответил Семенчик и поскакал обратно.

…Абагинские коммунисты, комсомольцы, члены ревкома, узнав о намерении бандитов, готовились дать отпор. Были расставлены усиленные посты, взяты под обстрел дороги и все тропинки, ведущие к селу.

Вечер. Над селом туманом стлался густой дым. Собаки словно по команде поднимали громкий лай, отзываясь на каждый скрип снега под ногами. Воздух при дыхании шуршал, как сухая трава, когда ее ворошат. По южному склону неба плыл месяц, свет в окнах домов постепенно погас. Из дымоходов перестали сыпаться искры.

Главный пост находился на окраине села, у дороги, ведущей к реке. Бойцы прислушивались к каждому шороху, вглядываясь в темноту. Часов ни у кого не было, и время определяли по ярко мерцающим стожарам.

В полночь послышался однообразный шорох, похожий на шум плывущей по реке шуги. Он доносился со стороны Мяндыги.

— Слышите? — спросил помощник командира отряда.

— Сани скрипят, — отозвался один из бойцов.

— Едут… Вы спрячьтесь за домами, а я побегу доложу комиссару, — шепнул помощник командира отряда красноармейцам.

Семенчик только прилег одетый и задремал.

— Комиссар!..

— Что, идут? — очнувшись, спросил Семенчик.

С шумом распахнулась дверь. Вместе с клубами тумана в комнату ворвался председатель абагинского ревкома коммунист Афанасий Жирков.

— В двух верстах от Абаги бандиты!

Семенчик поднял по тревоге отряд. Держа в руках наган, он бежал впереди к заранее отрытым окопам. Страха не было, были злость и желание поквитаться с бандитами за погибших товарищей.

«Эх, темно, нельзя вести прицельный огонь», — досадовал комиссар.

По его команде бойцы открыли огонь.

Коробейников решил застать красных врасплох. Бандиты, еще не нюхавшие по-настоящему пороха, уже начали привыкать к легкой, бескровной победе. Не встречая нигде сопротивления, они без единого выстрела захватывали деревни и села, грабили, расстреливали коммунистов и ревкомовцев. Такая жизнь была по душе бандитам, распаляла их аппетиты на чужое добро. И на этот раз вояки Коробейникова рассчитывали с ходу захватить Абагу и похозяйничать в ней.

В двух верстах от села Коробейников остановил банду и отдал последние распоряжения:

— Сутакин, бери половину людей и наступай справа от дороги. А ты, Прокофьев, с остальными пойдешь по берегу Амги, слева от дороги. Идите смело! У кого поджилки трясутся, тех могу подбодрить. Красные спят вповалку, и если мы будем двигаться без шума, ни одна собака не проснется. Прикончим большевиков в постелях — и Абага наша. Ну и повеселимся же мы! Ох, и погуляем!..

— А много их там? — спросил один из бандитов.