Судьба
Шрифт:
— Так у меня внучек есть? — воскликнула Ульяна сквозь слезы…
— Да…. Старик ваш покойный видел его. Семенчик…
— Сколько ему сейчас?
— Восемнадцатый пошел.
— Были бы живы, давно бы навестили меня, — всхлипывая, говорила Ульяна.
Фекла поставила на стол вскипевший чайник, расставила чашки.
За ужином Ульяна ни о чем не спрашивала Федора. «Пусть поест с дороги спокойно», — подумала она.
После ужина гость начал готовиться к отъезду.
Хозяйка остановила его:
— Ночью и путникам полагается спать. За это не взыщут твои начальники, — разговаривала теперь
Готовый выслушать самые тяжелые упреки, Федор поведал все, что желала знать страдающая мать. Но добрая умная Ульяна ни в чем не стала упрекать Федора, почувствовав материнским сердцем, что Федор не меньше страдает от неизвестности и нет для него большего счастья, чем встреча с Майей, ее дочерью, и Семенчиком. Ульяна поняла, как сильно любили друг друга Майя и Федор.
Уйдя к себе после ночного разговора с зятем, Ульяна до утра проплакала.
Утром, прощаясь, Федор сказал:
— Как только разыщу наших, сообщу немедля. Или сам приеду. А если они тут появятся, дайте мне знать в Якутск, в милицию.
— Ты тоже не пропадай. Найдешь их или не найдешь, приезжай. Кроме тебя, у меня ведь никого… Не забывай старуху.
Когда Федор запрягал в сани лошадь, к нему подошла Фекла.
— Ищи Майю, пока не найдешь, — строго сказала она. — Я все еще живу в этом доме только потому, что не могу забыть ее доброту. И старуха вся извелась. Нет ни одного дня, чтобы не вспомнила о дочери и не плакала. А как мы живем, ты сам видел. Не дай бог никому так жить. В несчастье Ульяны виновен ты. Больше никто! Вот ты и разыщи Майю! Умри, но найди!..
IX
По наслегам и улусам пошли слухи, будто на востоке, на Аянском тракте, появились бандиты. Одни верили, другие сомневались.
Богачи, бывшие наслежные князьки, улусные головы, с надеждой ждали восстановления старой власти.
О красном отряде Семена Владимирова, посланном на восток, знало только областное начальство.
Перед самым Новым годом к Иннокентию в Кильдемцы пожаловал нежданный гость. Это был Федорка Яковлев.
Иннокентий сделал вид, что обрадовался ему, и засыпал вопросами: «Откуда? Куда? Почему так долго не заглядывал?»
Вислогубый, загадочно улыбаясь, важничал:
— За делами некогда по гостям разъезжать.
— Какие же у тебя дела при нынешней-то власти? Большим начальником стал?
— Большим. Только большевики тут ни при чем. Хочу обрадовать: не пройдет и месяца, как все переменится к лучшему.
— Да что ты говоришь?! — Иннокентий вытянул морщинистую шею, готовый слушать новости.
— Большевиков вот-вот прогонят.
Иннокентий махнул рукой. Наслышался он подобных разговоров, теперь они только раздражали его.
— Поздно, братец. Пословицу знаешь? Потерянного не найдешь, ушедшего не вернешь, утонувший не вынырнет, мертвый не воскреснет.
— Иногда и мертвые воскресают.
За чаем Федорка «разоткровенничался»:
—
Мы уже сколотили огромную армию. Большевики сунулись было к нам, да все до единого полегли в снегу. Пять тысяч одних трупов.Купец сокрушенно покачал головой:
— Опять кровь… Мало пролили ее? Никак не уйметесь.
— Выгоним из Якутии коммунистов и заживем припеваючи. Еще лучше, чем раньше.
— Дай то бог! Но что-то плохо верится. У здешних большевиков за спиной Россия! У них орудия, аэропланы…
— А у нас — Япония, Америка. И орудий тоже навалом! Знаешь, сколько их у нас? — Вислогубый наморщил лоб. — Триста сорок штук из Японии прислали. На деревянных колесах. Огромные! Мы в них оленей запрягаем. Американцы — чуть поменьше — двести семьдесят. Стрельнешь из такой — земля гудит!..
У Иннокентия, который, как ни странно, верил этой болтовне, удивленно округлились глаза.
— Господи! Сколько же их получится, если сложить? Четыреста десять! Не дай бог! И все против людей? За что же американцы и японцы дают вам пушки? Даром-то они вряд ли…
— За золото и пушнину.
— Вот как! За золото и пушнину. — Иннокентий вздохнул. — За золото и пушнину — пушки. У них этого добра, должно быть, много. Ох, лучше бы не связываться с американцами. Пустят они нас по миру, попомни мое слово, если жив будешь.
— Правительству виднее.
— Какому правительству? — не понял Иннокентий.
— Да ты что, старый гриб, с неба свалился? — искренне удивился вислогубый. — Нашему правительству! У нас же теперь свое правительство! Что, не слышал? И что почти все восточные улусы очищены от большевиков, тоже не слышал?
— Господи, да откуда же мне?.. Живу, как в лесу, людей не вижу.
— Через три дня в Чурапче собирается наше якутское правительство. Мне надо успеть туда. Господин Куликовский строг, наш премьер-министр. Умнейшая голова! И всегда интересуется, кто сколько пожертвовал на приобретение оружия и боеприпасов. Шарапов дал двенадцать фунтов золота и пятнадцать тысяч беличьих шкурок, господин Юшмин дал полон чулок империалов. А чем ты, старикан, готов помочь свободной и независимой Якутии? — Федорка уставился на Иннокентия.
Купец отодвинул от себя стакан с недопитым чаем, с недоумением поглядел на собеседника.
— А вдруг красные пронюхают? Что тогда?
— Если пронюхают, быть тебе без головы. Поэтому я и не обращаюсь с просьбой нашего правительства к первому встречному. Мы опираемся на людей верных и надежных. Если нет золота, давай пушнину, продовольствие, одежду. Надо во что-то одевать армию.
— Господи, да откуда у меня пушнина, продукты, одежда? Не видишь, гол как сокол, с хлеба на воду перебиваюсь. Дырка у меня в кармане… И рад бы дать, да нечего.
— Небось припрятал золотишко? Знаем, знаем. Не от большевиков, от нас припрятал. С хлеба на воду… А большевиков поишь и кормишь! А случается, и укрываешь их от нашего суда. Говорят, ты сына Федора Владимирова у себя прятал. А?
Иннокентий тяжело встал, вышел из-за стола. Он с трудом сдержал себя, чтобы не указать вислогубому на дверь.
— Раз люди говорят, значит, правда. Ты же сам видел его.
— Я видел?.. Когда?
— Сидели рядом за столом и ужинали.
— Помню, парнишка какой-то тут сидел… Так это…