Судебный дознаватель фараона

В груди стало горячо и больно.

— Ты мой, писец Гормери! Ты мой!

— Нет!

Он распахнул глаза. Над ним в черном небе сверкали миллиарды звезд.

— А я уж отчаялась, — их загородила темная тень, щекоча вполне реальными волосами, — Час назад я уже подумала, что ты ушел за горизонт.

— Тамит? — он покрутил головой.

— Нет, золотая богиня Хатхор, не узнал? — он различил во мраке ее темный силуэт. Она сидела возле него.

— Ты лучше, — это вырвалось случайно.

— Неужели?! Рада, что ты снова в этом мире. Расскажешь, что случилось?

— Сначала ты, — он с трудом выдавливал из себя слова. Губы словно окаменели. Горло и язык стянуло от сухости.

— Ну, ты же приказал оставаться на месте. Вот я и ждала. Сначала все вокруг танцевали, потом пели, потом снова танцевали. Потом стали болтать о том, как бы им все переделать. Я такое не люблю. Знаешь, это все похоже на бестолковые рыночные разговоры. А потом все разошлись. И я осталась в этом зале одна. Жутко вообще-то. И вот тогда я подумала, что это все неправильно.

— Только тогда? — он усмехнулся, несмотря на то что губы пронзила острая боль.

— Я послушалась начальника. Вообще-то это и называется дисциплиной, — на губы его полилась вода тонкой струйкой.

Он тут же открыл их. Вернее, постарался это сделать, но они его совсем не слушались. В результате удалось лишь слегка их раздвинуть, чтобы влага по капле пробивалась к горлу.

— Видел бы ты себя, — кажется она вздохнула, — Я, конечно, слышала о жарких ночах, но вот чтобы видеть последствия на живом человеке…

— О чем ты? — говорил, он, понятно, тоже с трудом. Сам себя не понимал, а уж как Тамит удавалось разбирать его мычание…

— У тебя губы такие, как будто ты с раскаленной болванкой в кузнеце целовался. И пальцы тоже. Надеюсь, у вас дальше поцелуев не продвинулось. А если продвинулось, прими мои соболезнования.

— Чего?! — он резко сел, повертел руками, вгляделся.

Звезды не самое лучшее освещение. Но даже в этой почти темноте он смог понять, что кожа на его руках здоровая и совсем не обожженная. На всякий случай потер ладонью о ладонь. Было искушение заглянуть и под рубаху, но там, как он ощущал, тоже ничего не пострадало. Болели только губы. Зато Тамит расхохоталась от всего сердца. И он едва сдержался, чтобы не треснуть ее как следует. Сейчас он прекрасно понимал ее соседа, как там его, Гормина, кажется, который лупил ее почем зря. Наверняка же было за что! Когда такая язва живет через улицу по неволе станешь раздражительным.

Пока она веселилась, катаясь по земле, истерично всхлипывая и подвывая, он ощупал действительно пострадавшие губы. Они показались ему вспухшими, с сухими корками, в общем здорово обгоревшими. Облизав их языком, он только утвердился в своем подозрении. Вырвав и рук Тамит флягу, он вылил воду в ладонь, сложив ее ковшиком, и опустил губы в живительную влагу. Бес толку. Только пить еще больше захотелось. Что же с ним случилось? Неужели этот жуткий демон действительно сжег его губы поцелуем? Остатками воды в руке он брызнул в девчонку. Та уже немного успокоилась, и лишь всхлипывала, лежа на земле, раскинув руки по сторонам. Странное желание лечь рядом, он отмел сразу. Это все от усталости.

— Говори, — потребовал он.

Она подняла голову, наверное, попыталась встретиться с ним взглядом, но они сидели под ночным небом, на котором луна почти сошла на нет, превратившись в тонкий месяц. В таком мраке сложно поймать чужой взгляд. Он видел лишь ее силуэт. Она села, выпрямила спину, плечи ее слегка передернулись:

— Не думаю, что расскажу тебе больше, чем знаешь ты сам. Я спряталась за колонной и дождалась, пока последний человек покинет зал. Потом пошла искать тебя. Я видела, как ты побежал за фигурой в красном, и, как по мне, это был не самый умный поступок. Все-таки лезть в одиночку в самое логово заговорщиков — такой себе план. Но тебе, конечно, виднее. В колонном зале уже никого не было. Я хотела бежать дальше, но вдруг услыхала возню у дальней стены. Ну, а потом увидела вас, с той… в красном.

— Нас? И что мы делали?

Она вздохнула. Потом тихо ответила:

— Разве ты сам не помнишь? Вы целовались.

— Что?! Я целовался с Хорит?!

— Если женщину в красном зовут Хорит, то да. Именно с ней ты это делал. Ко взаимному удовольствию, как мне показалось.

В сердце его словно дыра образовалась, куда стремительно утекал поток мыслей. Он уже ничего не понимал и ничего не мог связать хоть в какое-то внятное объяснение. Вместо этого предпочел спросить:

— Ладно, а дальше, что было?

— Я подумала, что ждать тебя уже не имеет смысла и развернулась, чтобы уйти. Ты ведь понимаешь, отец с дедом с меня кожу снимут, если я не вернусь к ужину. Ну… в общем-то теперь бы к завтраку успеть, хотя мне это уже не поможет. Одним словом, я решила вас оставить, но тут та дама меня окликнула и попросила вытащить тебя из храма.

— Хорит тебя попросила?

— Она подумала, что я одна из них. Сказала, чтобы я вытащила тебя и положила возле реки.

— Спасибо, хоть в реку не попросила скинуть.

— Ну… она не исключила такой вариант. Потребовала дотащить тебя туда, куда смогу. Так что я проявила к тебе благосклонность.

— Как выглядела Хорит? Здоровой?

— Я бы так не сказала. Ее качало из стороны в сторону, голос хрипел и губы… такие же как у тебя, жуткие, почерневшие с глубокими трещинами.

— У меня такие губы? — он содрогнулся.

— У тебя немного лучше.

— Где она теперь?

— Не знаю. Помогать она мне не стала. Так что весь путь назад, я тащила тебя в одиночку. А у нее нашлись дела поинтереснее.

— Как же ты справилась? — писец вспомнил крутые скользкие ступеньки и представил как хрупкая девчонка тянет по ним вверх парня, который тяжелее ее если не вдвое, то уж точно на одну треть.

Ее темный силуэт горделиво вскинул подбородок.

— Не зря же я бегаю и занимаюсь упражнениями для укрепления тела.

— Завтра покажешь какими, — Гормери подумал, что такие упражнения и ему бы знать не помешало.

Глава 21

Однажды, будучи еще самонадеянным школяром, Гормери перебрал шедеха на дружеской попойке. Что с ним происходило после третьего сосуда крепкого напитка, который они пустили по кругу, он, к счастью, уже никогда не вспомнит. Но вот хмурое утро пробуждения выкинуть из памяти сердца он был не в состоянии. Тогда, нависая над медным тазом, молясь Атону, чтобы Ба его не вылетела вместе с бурными извержениями, трясясь в лихорадке и покрываясь липким потом, он поклялся, что больше никогда не посмеет злоупотреблять алкоголем. И честно выполнял обещание уже несколько лет. Но разве мог он предположить, что подобные симптомы случатся и после поцелуя с женщиной? Нет, если бы ему довелось по какой-то причине лобызать, скажем, змею или крысу, то такая реакция тела была хотя бы объяснима. Но Тамит уверяла, что застала его в поцелуе с Хорит, дамой, может быть, и не слишком благонравной с точки зрения храма Атона, но все же приятной во всем остальном. Хотя может быть его несчастное сердце взбунтовалось, что он поддался обольщению женщины-старовера? В конце концов, это объяснимо. Ведь он судебный дознаватель храма. Да и с какой стати он вообще полез с поцелуями к Хорит? Ведь ничего к тому не располагало. Только видения… Но видения это из области потустороннего. Это как сны или припадки, с этим нужно к целителю идти. Что он и сделает, едва вернется домой. А пока придется мириться, что то ли он жары, то ли от перемены обстановки, но он то и дело впадает в странное состояние, когда ему кажется, что им пытается овладеть демон Дуата. Кому рассказать… нет уж лучше никому не рассказывать. С такими побочными эффектами можно запросто лишиться нынешней должности. А о продвижении вверх и вовсе придется забыть.

Однако с этим он разберется потом. Сейчас же нужно немедленно привести себя в нормальное состояние. Он решительно поднялся на локти, но тут же со стоном упал назад на кровать.

— Перестань хихикать, Ипет, — строго одернула молоденькую служанку дородная кухарка Сенеб, — Оботри господину лоб полотенцем.

Он закрыл глаза, решив принять заботу как наказание за вчерашнее. Хотя в чем он виноват, он, пожалуй, и не мог точно объяснить. Смех девчонки долбил его по вискам как навязчивый серебряный колокольчик. А лица его касалась прохлада мягкой ткани, смоченной в лавандовой воде.