Суди меня по кодексу любви (стихи и поэма)

"Через плечо несу я два хурджина...".

Через плечо несу я два хурджина, Моя хурджины тяжки - погляди. Хурджины стерли мне не только спину, Но грудь и сердце у меня в груди. Любовью истинною, беззаветной Наполнен первый, больший мой мешок, Не жалко мне моей казны несметной, Все у твоих я рассыпаю ног. Но полон и другой мешок до края, И я его порой опорожняю, Непримиримость, злоба там кишат. Их пламенем я сам себя караю В нередкие часы, когда бываю Я пред тобой, родная, виноват.

"День твоего рождения опять..."

День твоего рождения опять Родил в моей душе недоуменье, Ужель земля могла существовать До твоего на свете появленья? О чьей красе печалясь, Пушкин мог Писать стихи про чудное мгновенье? С чьим именем в кровавое сраженье Летел Шамиль, свой обнажив клинок? И я не отступлюсь от убежденья, Что был безлюден мир со дня творенья, Что до тебя земля была пуста, И потому я летоисчисленье Веду с минуты твоего рожденья. А не со дня рождения Христа.

"Я этой ночью неспокойно спал..."

Я этой ночью неспокойно спал, Мне снилось, будто за тобою следом Бежал я, прыгал по уступам скал В краю, что нам с тобою был неведом. Потом вдруг отделилась часть скалы, И уплывала ты в морские дали. Я следом плыл, но тяжкие валы Стеной вставали, путь мне преграждали. И вновь я был в горах, и с высоты, Гремя, лавина снежная катилась. И вдруг земля меняла гнев на милость Светилось небо, и цвели цветы. Я пробудился в этот миг, и ты Вошла ко мне или опять приснилась.

"Ты видела, как пилят дерева?.."

Ты видела, как пилят дерева? Я в жизни сам стволов спилил немало, Потом стволы я резал на дрова, И, словно слезы, их смола стекала. Я молод был, был на работу зол, Пилил дрова, бывало, целый день я. Пилою укорачивая ствол, Поленья обрекая на сожженье. Идут года и, как пила стволы, Наш урезают век без сожаленья. Года сгорают сами, как поленья, Неслышно плача каплями смолы. Но для любви не страшно ни горенье, Ни зубья той безжалостной пилы.

"Ларец опущен с неба на цепях..."

Ларец опущен с неба на цепях, Ларец сокровища любви скрывает. Бери добро, оно не иссякает, Спустил его на землю сам аллах. Ларец волшебный этот тем хорош, Что из него, как воду из колодца, Чем больше черпаешь и отдаешь, Тем больше там сокровищ остается. Мне жаль бывает каждого скупца, Бедняга, что несчастней всех несчастных, Не видит сокровенного ларца Или не знает свойств его прекрасных. А я тебе, как сказочный мудрец, Все отдаю, и полон мой ларец.

"В моих воспоминаньях о весне..."

В моих воспоминаньях о весне, В сознании, что осень наступила, В моей заботе об идущем дне Твое лицо все лица заслонило. Об этом бы не надо говорить, Но ты на грудь мне голову склонила, И понял я, что не могу таить: Ты все передо мною заслонила! Нам многое увидеть довелось, И радость и печаль - все в жизни было, Но светит серебро твоих волос, Как никогда доселе не светило. И все равно - мы вместе или врозь, Ты все передо мною заслонила.

"Передают известья, погоди..."

Передают известья, погоди, Грохочут где-то в небе бомбовозы. И кто-то гибнет, льются чьи-то слезы, Мне боязно, прижмись к моей груди. Прислушайся, родная, погляди: Опять к Луне торопится ракета, И снова атом расщепляют где-то, Мне боязно, прижмись к моей груди. И что бы нас ни ждало впереди, Давай возьмем с тобою два билета На Марс ли, на Луну, на край ли света, Ну а пока поближе подойди, Здесь холодно, а ты легко одета, Я так боюсь, прижмись к моей груди!

"Наш пароход плывет из дальних стран..."

Наш пароход плывет из дальних стран, Он нас несет и на волнах качает, Он, как стекло алмазом, разрезает Великий, или Тихий, океан. На стороне одной, где солнце светит, Вода ведет веселую игру, И волны то резвятся, словно дети, То пляшут, словно гости на пиру. А по другую сторону, в тени, Рокочут волны, будто кто-то стонет, Наверное, завидуют они Товарищам своим потусторонним. Плывет корабль, и каждый божий день Мой разделяет мир на свет и тень.

"Чтоб с ним вступить сейчас же в смертный бой..."

Чтоб с ним вступить сейчас же в смертный бой, Где твой обидчик давний иль недавний? Но то беда, что я - защитник твой. И я же твой обидчик самый главный. Во мне два человека много лет Живут, соседства своего стыдятся, И, чтобы оградить тебя от бед, Я должен сам с собою насмерть драться. А ты платок свой с плеч сорви скорей И, по обычыо наших матерей, Брось в ноги нам, не говоря ни слова, Чтоб мы смирились во вражде своей, Иль собственной своей рукой убей Ты одного из нас двоих - любого.

"Добро и зло на свете все творят..."

Добро и зло на свете все творят, Но правит мной понятие иное: Я слышу речь твою, твой вижу взгляд, И ничего не стоит остальное. Прекрасны в мире звезды и рассвет, Заря и в небе солнце золотое Все то, что на тебя бросает свет, Все остальное ничего не стоит. Озарены твоею красотой Родной аул и край любимый твой, Гора, пугающая высотой, Любой цветок и камешек любой. Мне свято все, что связано с тобой, Все остальное ничего не стоит.

"Я звезду засвечу тебе в угоду...".

Я звезду засвечу тебе в угоду, Уйму холодный ветер и пургу, Очаг нагрею к твоему приходу, От холода тебя оберегу. Мы сядем, мы придвинемся друг к другу, Остерегаясь всяких громких слов, Ярмо твоих печалей и недугов Себе на шею я надеть готов. Я тихо встану над твоей постелью, Чтоб не мешать тебе, прикрою свет, Твоею стану песней колыбельной, Заклятьем ото всех невзгод и бед. И ты поверишь: на земле метельной Ни зла людского, ни печали нет.