Сумерки жизни

ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ В ГОРОДЕ.

Вдруг становится прохладно, и мы моментально забываем о том, как мы скучали по «прохладным дням». Все стараются уберечь себя от долгожданной прохлады, и даже мне почти неприятно ощущать свою непокрытую лысину и босые ноги в сандалиях. Никто не ходит гулять, не сидит на воздухе. Все механически, глупо, как автоматы, защищаются от долгожданных прохладных дней, вечеров и ночей. Такова, собственно, вся наша жизнь, во всех ее частях, vita ipsa!

PARALDEHYD.

Святое средство от бессонницы; как и все на земле, им нужно пользоваться правильно, осторожно, разумно, идеально, тогда оно дает больному, страдающему бессонницей человеку, глубокий, почти естественный спокойный сон с восьми часов вечера до семи часов утра без сновидений. Аминь! В 1912 году оно действовало на меня таким образом в течение шести месяцев, когда я жил в санатории. Я спал с восьми часов вечера до семи часов утра, и никогда не ощущал ни утомления, ни слабости, ни желания спать в течение всего длинного, жуткого, скучного, проникнутого глубоко мрачной печалью дня. Да, в восемь часов вечера я был так же свеж, как утром. Но в это время ко мне входили с рюмкой «Paraldehyd», и я снова быстро засыпал до семи часов утра.

Каким образом это святое средство, принятое в определенной дозе, дает нам освобождающий от жизни сон; заставляет наши нервы постепенно приспособляться к организму и его грехам, а увеличенная доза нас в конце концов парализует, нет, отравляет?!? Рюмка Paraldehyd, выпитая непосредственно перед сном; когда ты уже приготовился на ночь, в твоей обычной постели, на твоей обычной подушке, дает тебе, если ты только перед этим осторожно поужинал, спокойный сон без сновидений с восьми часов вечера до семи часов утра. Но если ты согрешишь, то ты сам себя отравил, а не Paraldehyd. Всякое ненужное преувеличение является в конце концов ядом для гениально добродушного, сказочно-эластичного организма. Кто в этом виноват?!? Ты, казалось бы, мыслящий, правильно рассуждающий человек, только ты один!

КАРЛСБАД.

Врач: «Ты должен проводить каждый год три недели в Карлсбаде, пить Мюльбрунн и соблюдать диету, это все же самый простой способ расплатиться за физиологические грехи, совершенные за целый, жуткий для организма, длинный год!»

Диететик: «Живи весь год так осторожно, разумно, согласно с диететикой, чтобы эти три недели Карлсбада были тебе ненужны!»

Все же этот трехнедельный, очищающий курс лечения нужен для тех, кто не соблюдал весь год чистоты желудка. Разве может природа любовно простить за три короткие недели все вредные грехи, совершенные против нее в беспомощном организме за долгий год?! Она бывает так милостива лишь иногда!

Principiis obsta! Потом будет поздно! Например: я настойчиво рекомендую тебе, без всякого Карлсбада, чудесное, святое, омолаживающее слабительное средство, одну чайную ложку утром Rheum et Magnesia usta (50%).

Затем продолжительный сон при широко раскрытых окнах и т. д. и т. д.

Или порошок Kurella.

Столько-то и столько-то лет назад Сократ проповедывал просто, гениально: «Gnoti seauton!» — познай самого себя! Но по сегодняшний день, 19/6, 1918 они никогда еще не попытались правильно изучить свою несчастную жизненную машину. Они предпочитают таскать на три редели развалину своих собственных телесных ошибок и грехов в Карлсбад! Тьфу!

ГМУНДЕН.

Ты снова вдруг всплываешь властно-меланхолически в моей омрачившейся душе шестидесятилетнего старика (9/3 1919), как светлая, незабвенная, трогательная, вдохновляющая меня сказочная страна! Двадцать три лета и двадцать три осени для моей больной жизненной машины, слишком впечатлительной, неподходящей для обстоятельств обычной, неидеальной, суетливой жизни; для машины моей, очищающейся, отдыхающей в этой «идиллии покоя» от глупого неутомимого жизненного водоворота, — этого мало, слишком мало! Я помню о тебе, ты — почти единственная моя родина, которую я когда-либо имел! По вечерам волны бились нежно-меланхолически о берега темной, одинокой эспланады, и узкая дорожка вдоль пенистых вод Трауна была тиха.

Как хороши эти поездки в лодке на противоположный тенистый берег, заросший лесом (дамы охотно перевозили меня); и там бесконечно тихая местность Яузен, где мы отдыхали вдвойне после отдыха на том берегу (Гмунден).

Попаду ли я туда еще один раз накануне великого полного отдохновения, чтобы еще раз пережить вдохновение поэта?!? Гмунден, родина моей души (я ничего другого не люблю с такой силой)! Благодарю тебя и благословляю!

ЛОЖЬ.

Все ложь и обман, обман и ложь. Никто не решается, хотя бы лишь на один святой день, посмотреть прямо и решительно в глаза правде глубоко скрытой в нем жизни, которая никогда, никогда не даст себя победить; и где-нибудь, когда-нибудь, каким бы то ни было способом, восстанет против навязанной ей жизненной лжи. Каждый мужчина, каждая женщина стараются спрятаться от самих себя и своих недостатков (отступлений от идеала) в физической, а главное, в духовной, душевной области своей мелочной жизни; все предпочитают политику страуса; он прячет голову в песок, ничего не видит и потому надеется и ждет, что охотник его тоже не увидит! Но охотник видит его, видит! Мы себя тоже видим, как бы глубоко ни старались спрятаться от нас самих и наших собственных опасностей! Нас видно!

Начиная с кожи на нашем лице, которую следует оберегать при помощи воды, мыла, воздуха, диеты, спокойного сна при открытых окнах, возможного духовно-душевного покоя, и которую вместо того покрывают розовой пудрой; и кончая самыми важными и таинственными функциями — везде самообман, все обман и ложь, ложь и обман! Это с виду любезное, добродушное отношение к подчиненным — «Доброе утро, добрый вечер, Рози», за которым кроется самая отвратительная, самая подлая эксплуатация; которое беспрерывно подчеркивает бесконечную рознь. Боже, я постоянно проповедываю!! Довольно, довольно! Но к чему молчать, если я лучше других вижу, ощущаю и знаю?! До шестидесятого года жизни, я все еще продолжаю делать свои знаменитые три упражнения, обеспечивающие мне юношескую гибкость, чтобы сохранить хотя бы телесную энергию эластичности. А это означает: быть человечным, т.-е. духовнодушевным!

НОЧЬ БЕЗ ЛЕКАРСТВА ПРОТИВ БЕССОННИЦЫ.

В четыре часа утра 11 июня 1918 года начало светать. Божественная тишина, в спящем отеле ни звука. Я вспомнил о тех ужасных страданиях, которые испытал от всяких средств против бессонницы (Paraldehyd, прописанный врачом в 1912 году одна рюмка ровно в восемь часов вечера гарантирует сон без сновидений; с восьми часов вечера до семи часов утра, как после прогулки в горы!), я вспомнил о безднах своей опасной, эксцентрической, непокорной, неумолимой, не знающей компромиссов жизни! Никто еще не дожил да своего шестидесятого года так, как я, не зная компромиссов и не сводя концов с концами!

Ужасный фанатик своего духа и своей души! «Ты должен идти всю свою жизнь по краю бездны, рискуя разбиться! А снизу подымаются ленивые испарения повседневности и спокойное, убивающее дух и тело равномерное удобство». В пять часов стало совсем светло. Кто-то прошел в клозет, слышно, как открылась дверь, как лилась вода. Тихо. В шесть часов я вышел, чтобы спастись от своего одиночества. Как будто я выкупался, освободился от грязи и ошибок! Долго ли еще?!

***