Сумерки жизни

Я люблю тебя, потому что над твоей кроватью на простом, узком, деревянном ящике стоит в кожаных синих переплетах полное собрание сочинений Кнута Гамсуна!

Я люблю тебя, потому что ты понимаешь меня, потому что ты понимаешь самое себя, деревья и цветы, и Франца Шуберта, Гуго Вольфа, Иоганна Брамса, и всех красивых кошек, лошадей, птиц, рыб... и священное бремя одиночества!

ПОРЯДОЧНОСТЬ.

Действительно порядочные люди должны погибнуть, потому что непорядочных людей гораздо больше.

Разве это причина?! Да! Потому что непорядочные пользуются, к сожалению, непорядочными средствами.

А что такое непорядочные средства?

Такие, с которыми не могут, к сожалению, бороться порядочные средства.

Почему порядочные средства не могут бороться против непорядочных?

Именно потому, что они порядочны.

Порядочный человек продает носовой платок, который ему стоил 2 кроны 50 геллеров, за 3 кроны.

Непорядочный человек продает платок, который ему стоил 3 кроны, за 1 крону.

Как это он делает?

Разве ему самому он не стоил 3 кроны?

Нет, ему самому это стоило 50 геллеров.

Как он это сделал?

Благодаря своей непорядочности.

«Петер, вы говорите только о торговом мире!?»

Писатель никогда не говорит об одном только мире, а одновременно о нескольких сразу!

ВАЖНЫЕ МЕЛОЧИ.

Субъективность.

Она сказала: «С тех пор, как разрушили старый Bosendorfer-Saal (концертный зал в Вене), я стала несчастной женщиной. Я допускаю, что в мировой войне существуют более глубокие проблемы и трагедии, но для меня, самого бедного существа в этой жизни, к сожалению — или слава богу, нет других. Так много героев погибло, а я горюю о свое «Bosendorfer-Saal. Почему я должна стыдиться, признаваясь в этом? Это было для меня всем; когда я там сидела, я забывала весь мир. Я забывала настоящее и будущее. Потом, за ужином, я не знала, что ем. Мне известны и другие концертные залы. Но в них я не забываю о будущем, о настоящем. Музыкальна ли я? Кто знает... В Bosendorfer-Saal я была музыкальной. Разве нужно, разве можно быть везде музыкальной?! Ведь это возможно только для гениев! Мы же привязываемся к чему-нибудь одному. Там мы оживаем, там мы растем, там мы бываем сами собой! Нет, больше чем сами собой! Из-за меня одной нельзя было сохранить здание. Это само собой разумеется. Но однажды я вышла из себя. Кто-то мне сказала «В нем была плохая акустика». Я подумала: «Если бы я была тигрицей, я бы растерзала его!» Но я, к сожалению, не тигрица.

СВОБОДНЫЕ ХУДОЖНИКИ.

Когда известный артист из Бург-театра в Пильзенской пивной за моим столом познакомился с моей святой подругой, блондинкой, и заметил, что она без шляпы и курит, ходит с открытой шеей и вообще выглядит своеобразно и необыкновенно, то, воспользовавшись тем, что она отошла на несколько минут от стола, задал мне многозначительный вопрос, в котором излилось все его напуганное, измученное, взволнованное буржуазно-добродушное сердце: чем живет эта замечательная, интересная и, вероятно, вполне почтенная дама?!. Она в своей семье поставлена так независимо, что имеет возможность действовать, и жить так, как хочет?!. Она сирота... или миллионерша?!.

— Нет, она бедна и очень ко мне привязана!

Видите, буржуазно мыслящие люди, если даже они по профессии случайно бывают артистами, готовы простить человеку все, все, все, если он только имеет деньги, т.-е. то единственно, к чему и они стремятся, но под другой маской. Я бы должен был ему сказать: моя святая подруга должна получить от своей бабушки наследство в 150.000 крон, и тогда его сомнения сразу бы исчезли и он бы, вероятно от всего сердца поздравил меня!

ТУБЕРКУЛЕЗ.

— Господин Петер, что бы вы посоветовали человеку, у которого «locus minoris resistentiae» — место ослабленной сопротивляемости в организме — легкие?— обратилась ко мне прелестная, дивно нежная двадцатилетняя девушка.

— Прежде всего никогда, никогда не стоять, а лежать, сидеть, ходить до первого легкого утомления, но никогда, никогда не стоять, даже когда нужно раскланяться с важными людьми, затем: взбитые сырые желтки по 3 — 5 штук в мясном бульоне. Два раза в день. Шпинат, шпинат! Молодой сыр, сердечный покой!

— Скажите, вы, кажется, написали кроме вашего диэтического руководства несколько очень славных книг? Не можете ли вы рекомендовать какую-нибудь из них для моего лечения?!

— Ни одной. Вы нуждаетесь в полном покое. В моей книге, поскольку вы умеете читать «между строк», изображена вечная, ужасная борьба между тем, что есть, и тем, что должно быть! Так что для вас, нуждающейся в покое, у меня нет ничего.

УДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ.

Все люди довольствуются тем, что имеют. Это их несчастье, хотя с виду в этом их счастье. Если человек недоволен, то это делает из него в его собственных глазах «мученика этого несчастного существования»! Если ни что тебя не удовлетворяет и ты во всем быстро разочаровываешься, то это в твоих собственных глазах прежде всего «святая неудовлетворенность!» Оглянись кругом с ужасом и отвращением, взгляни, что удовлетворяет людей, как они уступают, молчат и тянут лямку?!? Мог ли бы ты быть счастливым с Анной Б.? Ни одного часа! Но видишь ли, всякая машина подчинена своим неумолимым законам; даже твоим собственным, тебе принадлежащим часам ты не можешь приказать, чтобы после пяти они показали—пять минут четвертого. Довольствоваться чем-нибудь здесь, на земле, означает приказывать своей весьма сложной машине нечто такое, чего она не в состоянии выполнить! «Не довольствуйся ничем!!.» сказал я своей очаровательной, стройной пятнадцатилетней дочурке, с светлыми пепельными волосами, которой у меня нет. «Дитя, не довольствуйся ничем, это благословение я тебе даю на твою цветущую жизнь, я, твой отец, которого у тебя нет!»

КАПРИЗЫ.

Многие сыновья из богатых семейств имеют свои странности, маленькие, неопасные idees fixes. Один, например, хочет иметь от пяти до семи штук часов из Шаффгаузена, чтобы абсолютно верно знать время, хотя он в своей жизни не считается с минутами. Другой играет в карты; третий «расточителен». Причина ясна — эта нежная жизненная машина создает ежедневно, поскольку ее силы не истощаются заботами, посредством питания, ухода за телом, сна, приятных возбуждений, жизненные силы, значительно превышающие то количество, которое она когда бы то ни было вообще способна использовать. Это состояние «перепроизводства» передается мозгу, который старается тотчас же изменить это опасное для машины состояние тем, что он просто-на-про-сто придумывает «глупости», которые занимают жизненную машину и которые пускают в ход ее неиспользованные силы.

«Заботы» — естественный тормоз для организма. Иначе человек лишается сдерживающих начал. А это выдерживает лишь одна машина: настоящий художник!

КОСМЕТИКА.

Мягкая теплая вода в глубокой жестяной чашке.

Нежное мыло за 50 геллеров.

Сон при раскрытом настежь окне.

Легкая пища.

Душевный покой.

Душевное возбуждение посредством музыки и прогулок в лесу.

Безграничное добродушие.

Чарующие движения, как следствие свободной гимнастики.

Быть обожаемой, словно божество, нежно-романическим мужчиной.

Благодарить бога горячо, часами, за то, что всем нравишься и вызываешь симпатию.

При том можно быть такой дрянью, как эта госпожа... тсс!.. не надо имен!!!

LEONTODON.

Первое мая видно по «золотисто-желтому» одуванчику — Leontodon taraxacum. На всех лугах, во всех, еще пустынных, стоящих вокруг вилл садах, одуванчики. На широком поле одуванчики, на лесной опушке одуванчики. Все усеяно светло-зеленым и золотисто-желтым. Их никто не срывает, потому что их стебли содержат в себе белую жидкость. Сорная трава, которая сама защищает себя, к чему?! Милая девочка, с лиловым шелковым крестьянским чепцом на голове, держит в своих руках целый букет одуванчиков. Хороша та няня, которая это позволяет! Она, наверное, сказала: «Подожди же, непослушная девчонка, этот белый яд будет жечь тебе руки!» Вдоль коричневой, бесконечной стены вокруг зоологического сада, цветут одуванчики; одуванчик признак первого мая! Вы скажете, опять что-то исключительное! Для всех майский цветок сирень, этот лиловый благоухающий кустарник. Но ведь все его замечают, его аромат настойчиво лезет вам в нос, в глаза, — он общепризнан, его воспевают и он не выделяет никакой ядовитой белой жидкости; садовники, полиция и хозяева вмешиваются, если вы ее срываете. А кто мешает сорвать одуванчик?! Ну да тот, кто всегда вмешивается в такие вещи, поэт!

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ГОСПОДИНУ ШЛЕЙСУ ИЗ ГМУНДЕНА, ФАБРИКАНТУ ГЛИНЯНЫХ И ФАРФОРОВЫХ ИЗДЕЛИЙ.

Многоуважаемый незнакомец! Тридцать лет назад я пришел в магазин вашего отца и предложил ему всемирно значительное дело, а, именно, производить из прекрасной, зеленой кухонной посуды, ввиду ее чудесной глазури, что зависит опять-таки от глинистой почвы Гмундена, художественные вазы больших размеров, покрытые глазурью, модных, смешанных цветов — коричневого, серого, голубого, зеленого, цвета красной ржавчины, малинового, василькового. Ничего, ничего не было сделано.