Суперкарго. Путевые заметки грузового помощника капитана
Шрифт:
Порт Бангкока почти рядом с центром города. Мы становимся возле нового контейнерного терминала, нам предстоит выгрузить остатки железа и генерального груза.
Я постепенно привыкаю к работе. Являются стивидоры, и я с удовольствием замечаю, что их появление не вызывает больше у меня тряски конечностей и провалов в памяти. Быстро обговариваем план работ со стивидорами и чекерами, даю необходимые указания нашим матросам, и работа начинается.
К трапу подкатывает белый «форд» с темными солнцезащитными стеклами салона. Из него выходят уже знакомые мне агент, стивидор и большой, тучный человек в легкой белой рубашке и тапочках на босу ногу, оказавшийся чиф-сюрвейером, старшим инспектором по грузовым операциям. Мистер Чусак, так зовут этого господина, оказался невероятно любезным человеком, он сказал мне несколько комплиментов по поводу моей молодости и даже знания английского языка, преподнес презент — пепельницу и, в конце концов, сказал, что имеет намерение пригласить меня
Я, в общем, не против бы присутствовать на ужине, но времени нет: надо руководить погрузочными операциями. Мастер отправляется к мистеру Чусаку со вторым механиком, вторым помощником и начальником рации. Увидев солидную компанию, мистер Чусак и глазом не моргнул: деньги не собственные.
Наступает вечер. С реки и каналов тянет болотом. Тишина нарушается лишь скрипом шкентелей на лебедках да голосами сигнальщиков. Воздух теплый и кажется даже липким. Пахнет гнилью от зарослей травы и мангровых деревьев, расположенных в сотне метров от причала. Там, над зарослями, вьются тучи москитов, долетают они и сюда, не дают покоя даже в каютах. А погрузка идет полным ходом и при хорошем порядке. Через каждый час тальманы приносят мне на проверку и подпись тальманские записки, стивидоры то и дело вызывают по возникающим вопросам. Вот и сейчас на палубе послышалась какая-то тревожная беготня. Оказывается, топенантный шкив на стреле выработался, и стальной трос разрезал его на две части. Увесистый кусок стали грохнулся с высоты на палубу. К счастью, все обошлось. Но грузчики с криками набросились на меня, требуют немедленно проверить все блоки, оттяжки и шкентеля. Я и так уже все проверял, но железо есть железо, рано или поздно оно изнашивается. Однако грузчики правы. Вместе со стивидором осматриваем рангоут. «Можно продолжать», — машет бригадиру мой напарник. И снова взвыли лебедки, заревели мощные автопогрузчики.
С агентами и мастером обговариваем, в каком порядке делать завтра погрузку. Нам необходимо взять отсюда каучук, тик, фанеру, стекло и прочий генеральный груз. Ломаем голову, куда упрятать маниоку. Мука эта имеет большой погрузочный объем и малый вес. Чусак настаивает, чтобы ее погрузили в первую очередь, а мы с мастером сопротивляемся, потому что остальной груз некуда будет разместить: мука займет все твиндеки.
Бедный Анатолий Лаврентьевич, трудновато ему принимать решение: надо быть и дипломатом, и судоводителем.. Надо, чтобы и клиенты остались довольны, и безопасность плавания не была нарушена. В ответе, в конечном счете, он, капитан. Поэтому занят он практически днем и ночью. Сужу по себе. Мне все-таки далеко еще даже до тридцати, а к вечеру выматываюсь так, что еле держусь на ногах. И ночью никто не даст мне отбоя — надо следить за работами. Да, нелегок хлеб моряка, что там говорить!
Ко всему прочему, на все трюмы выделен мне всего один матрос. Ему уж не до наблюдения за погрузкой: только и успевает открыть трюмы, вывесить люстры освещения или заменить вышедшую из строя скобу. А вся укладка, крепление, сепарация и прочие работы лежат на мне, и никто не спросит, устал ли грузовой помощник.
Но как ни тяжела работа на стоянке, выпадают часы отдыха. Рядом с портом отличный интерклуб с бассейном и баром, и, освободившись, мы бежим туда, чтобы немного расслабиться после тяжелых трудов. Вместе со мной идут в интерклуб два моториста. Доставляет нас к причалу выделенный компанией катер. Он швартуется у борта, где уже шныряют скоростные моторки с руль-моторами. Эти прибыли разживиться досками и фанерой. На прощание наказываю матросу смотреть в оба, чтобы не исчезла сепарация. Шкипер катера, высадив нас на берег, протягивает ладонь за вознаграждением. Мы машем ему на судно: там получишь! И отправляемся к интерклубу.
Здесь все оборудовано для отдыха. Теннисный корт, прекрасный бассейн, столики в тени навесов, магазинчик сувениров. Все есть. Все за хорошие деньги. Кроме нас в интерклуб «загреблась» компания английских моряков. Еще утром мы наблюдали, как в реку заходили два английских миноносца «с дружеским визитом», как написали газеты. Сейчас парни с военных кораблей резвятся возле бассейна, как дети, гоняясь друг за другом.
«Сейчас будет фокус!» — объявляет один из них, громадный детина с ухмыляющимся лицом. Нужны два добровольца. Добровольцы находятся. Детина кладет парней на кафель, сплетает им руки и ноги и связывает взятыми у них же ремнями. Остальные с любопытством наблюдают, что будет дальше. Детина спокойно берет у себя со столика два коктейля со льдом и выливает одному из связанных за шиворот, а другому — под джинсы. После этого он разводит руками, как бы говоря, что фокус закончен. Парни рычат, катаются по кафелю, а толпа ревет от восторга. Детина на всякий случай прыгает в бассейн.
Темнеет.
Надо возвращаться на судно. На выходе нас, как и англичан, окружают таксисты и сутенеры, тянут в кабак, обещают «самых лучших» таиландских девочек. Англичане разъезжаются в разные стороны, а мы, отбившись от торговцев живым товаром, садимся в такси и просим прокатить нас по городу. Ночной город блещет рекламами, неоновые вихри кружат перед глазами. Стоит таксисту остановиться на секунду, и от дверей баров к нам бегут зазывалы — девушки в ковбойских нарядах, с декоративными кольтами. Какой-то монах засовывает в дверь бритую голову, протягивает коробку: «пожертвуйте». А за ним протягивает искусственные цветы нищенка. Подбежал мальчишка лет десяти, попрыскал на стекло из баллончика, протер, но не протягивает руку. Стоит, ждет, бедняга, что мы дадим. Даю ему один бат и вижу, как он бежит к другой машине. А там уже крутятся другие пацаны. Вот как приходится начинать жизнь юному таиландцу.Еще остановка — напротив особняка с ярко светящейся надписью «секс шоу». Возле дверей узнаем детину-англичанина с его дружками. Таксист, подмигивая, смотрит на нас: «Останетесь?» Нет, друг, поворачивай назад, такие «развлечения» не для советских моряков.
На судне Сахиб сразу же потащил меня; на корму, где в котле готовится какая-то пища. Дает мне миску с вареным фруктом, которого я ни разу в жизни не видел, но от одного запаха меня начинает мутить.
— Это что, в ответ на мой обед? — спрашиваю я Сахиба.
На обед я приглашал Сахиба в кают-компанию, и вдруг он обнаружил у себя в борще свинину. Как он изменился в лице! Вскочил и убежал из кают-компании. А мастер покачал укоризненно головой: «Евгений Львович, пора бы знать, что мусульмане не едят свинину».
— Нет, нет, это вкусно! — настаивает Сахиб.
— Спасибо, пусть это останется, — вежливо отказываюсь я, отдавая ему миску.
Еще через день мне снова удается вырваться в город, оставив вместо себя Сергея Петухова.
Отправляемся вшестером в микроавтобусе с кондиционером. За стеклом — пекло, солнце 35 градусов, а в салоне прохладно. Шофер подвозит нас к знаменитому на весь мир храму Золотого Будды. Мы въезжаем в небольшой дворик, мощеный камнем. У входа в храм толпится множество туристов. В освещенном свечами, богато украшенном помещении под самый потолок высится громадная, литая из золота статуя Будды. Он сидит, скрестив руки и ноги, с улыбкой поглядывая с высоты на разномастную публику у его колен. Много веков назад, когда Бангкок захватили враги, рассказывает экскурсовод, город был уничтожен, храмы сожжены. Но один из монахов совершил подвиг, спас национальное сокровище. Он покрыл Будду толстым слоем цемента и вместе с товарищами закопал бесформенный кусок в саду. Враги схватили монаха и подвергли его пыткам, однако тот погиб, не рассказав тайны захоронения. И вот много сотен лет спустя глыбу обнаружили, кто-то случайно отбил кусок цемента — из-под него засияло золото...
Шофер везет нас в следующий храм. Он стоит на горе, дорога спиралью вьется вокруг, поднимая нас все выше. Наконец мы наверху. Чудесный вид Бангкока открывается отсюда. Блестят золотые шпили пагод, отсвечивают на солнце ниточки каналов. В этом храме — школа священников. Бритые бледные мальчики в желтых тогах прохаживаются с книгами по аллеям сада, на коленях стоят перед морщинистым монахом, он читает им выдержки из раскрытой книги. В центре башни за решетками стоят идолы, при свете свечей перед ними усердно молятся на коленях страждущие милости божьей. Тут же неподалеку продают кока-колу, и туристы, сидя в тени каменных стен, потягивают напиток, утомленные разнообразием увиденного.
Возвращаемся на судно перегруженные впечатлениями. Рядом с нами стоит «Иван Котляревский», алеет родной огонек советского флага. В каюте у старпома сидит гость с «Котляревского», пришел к нему и полицейский с пятилетним сыном — показать «рашен шип». Мальчонка носится по палубам, по просьбе матросов показывает приемы таиландского бокса: бьет ногой воображаемого противника.
А погрузка уже заканчивается. У меня накопилась огромная стопка бумаг, я их сортирую и подкалываю в скоросшиватели, чтобы потом разобраться подробнее. Все как будто у меня постепенно начинает получаться... Хотя, стоп! Не все. Не могу никак ладить с нашим «стариком» — боцманом Всеволодом Викторовичем Павлевским. Ему сорок семь лет, плавает давно и всех нас, от матросов до командиров, оценивает с точки зрения морского опыта. А поскольку ему известно, что опыта у меня мало, он то и дело меня учит. Я помалкиваю. Все же он действительно больше меня знает, к тому же впереди еще длинный-длинный рейс, и не стоит портить отношения с людьми, иначе рейс превратится в каторгу.
Но вот все бумаги подписаны, мы прощаемся с мистером Чусаком, с Сахибом, чекерами.
— Ждем вас еще раз, — любезно улыбается мистер Чусак.
И только тут я начинаю, наконец, понимать, что погрузка благополучно, без конфликтов завершена, и что в этом есть и моя, пусть небольшая, доля. Даю себе волю расслабиться после двенадцати суток стоянки, превратившихся в двенадцать суток непрерывной вахты, без единой спокойной ночи. Хорошо, хоть в городе побывал, а то, кажется, не выдержал бы напряжения и темпов...