Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.
Шрифт:
У Ширли, как обычно, были практические соображения для продвижения этой экспедиции — она сулила урожай покровительства, что увеличило бы его влияние на политику Массачусетса, но он также понимал, что она будет популярна среди колонистов Новой Англии, заинтересованных в поиске земель для колонизации за пределами их собственного, все более перенаселенного региона. Вербовка прошла успешно. Поскольку корона согласилась платить жалованье войскам, в ассамблеях Новой Англии не возникло никаких политических возражений, и, как догадался Ширли, народный энтузиазм по поводу экспедиции быстро заполнил ряды. И, по крайней мере, в первый раз все прошло по плану. В то время как Брэддок все еще размышлял в форте Камберленд и ждал прибытия своих лошадей, полк из Новой Англии отплыл к заливу Фанди. 2 июня, когда саперы Брэддока взрывали камни на дороге менее чем в двадцати пяти милях от Уиллс-Крик, жители Новой Англии разгружали пушки и провиант в форте Лоренс, в полудневном марше от форта Босежур. Через десять дней они уже рыли окопы перед французским фортом, а еще через два — обстреливали его. 16 июня, после того как «один из наших больших снарядов упал и разорвался в одной из казарм,
Так легко завершив завоевание, полку Новой Англии оставалось лишь одно задание: разоружить, задержать и депортировать коренных акадийцев в материковые колонии. Этот необычный шаг — возможно, первый случай в современной истории, когда гражданское население было насильственно удалено как угроза безопасности, — вероятно, стал следствием нежелания акадийцев объявить о безоговорочной верности Георгу II. В течение предыдущих сорока лет акадийцы, согласно условиям Утрехтского договора, исповедовали католическую веру и сохраняли свои земли в обмен на клятву верности, которая обещала нейтралитет во всех спорах между коронами Англии и Франции. Теперь, обеспокоенные возможностью восстания, губернатор Новой Шотландии и провинциальный совет попытались заставить акадийцев принести клятву подчинения, которая отменила бы их религиозные привилегии и сделала бы их обычными подданными британской короны. Полагая, что это еще одна попытка лишить их договорных прав обманом — тактика, которую англичане уже пробовали, — акадийцы отказались.
Они не могли знать, что губернатор и совет намерены использовать любое сопротивление как повод избавиться от них, и были ошеломлены, когда губернатор и совет ответили на их непокорность тюремным заключением, объявили все их земли и скот конфискованными и приказали депортировать их и их семьи из провинции. В октябре началось «Великое переселение». Большинство акадийцев из поселений вдоль залива Фанди попали в британскую ловушку и были отправлены в Англию и материковые колонии, где их семьи были рассеяны среди колониального населения. Около 5400 человек были погружены на корабли и отправлены с тем немногим имуществом, которое они могли унести. Те, кому удалось спастись — возможно, от семи до десяти тысяч человек, — бежали на материк или на остров Сен-Жан (ныне остров Принца Эдуарда), заключили союз с абенаки и микмаками и сопротивлялись, как могли, в надежде вернуть себе родину[134].
К концу кампании сочетание депортаций и бегства привело к фактической депопуляции акадской Новой Шотландии. Весь план, до леденящего душу ужаса напоминающий современные операции по «этнической чистке», был выполнен с холодностью и расчетливостью, а также с эффективностью, редко встречающейся в других операциях военного времени. Есть серьезные основания полагать, что архитектором депортации был сам Уильям Ширли, и что его истинным намерением было не столько захватить Босежур и нейтрализовать любую акадийскую военную угрозу, сколько сделать фермы акадийцев доступными для реколонизации жителями Новой Англии и другими протестантскими иммигрантами. Во всяком случае, нет никаких сомнений в том, что жители Новой Англии были главными бенефициарами депортации. Еще до того, как новоанглийские войска вернулись домой, некоторые из них начали подумывать о возвращении на родину; начиная с 1760 года они так и делали. До конца 1763 года не менее пяти тысяч фермеров и рыбаков-янки перебрались в Новую Шотландию, заняв акадские фермы и переименовав акадские города в английские названия[135].
Если к середине августа 1755 года кампания в Новой Шотландии, как казалось новому главнокомандующему, была на пути к безоговорочному успеху, то экспедиция Джонсона против Краун-Пойнта вряд ли вообще могла начаться. К тому времени Ширли уже знал, что бумаги Брэддока, в которых содержался полный план кампании, были брошены на поле боя при Мононгахеле. Таким образом, существовала, по крайней мере, большая вероятность того, что французы знали о намерении Джонсона атаковать форт Сен-Фридрих и что Дьескау пришлет подкрепление для его обороны. Ширли предупредил Джонсона, что в случае появления сильного французского сопротивления он должен быть готов перейти к обороне и защитить Олбани от возможного нападения. Быстрый удар в направлении Краун-Пойнта мог бы предотвратить французские контрмеры, но только в начале сентября войска Джонсона расположатся лагерем на южной оконечности Лак-Сент-Сакремент, откуда они должны были отправиться на лодках в Краун-Пойнт[136].
Причин для задержки было много, начиная с конкуренции за припасы, которая помешала Ширли отправиться из Олбани. Необходимо было построить сотни мелкосидящих лодок, или бато, для перевозки людей и припасов из Олбани на север, к Большому перевозочному пункту за Саратогой (место старого контрабандного поста Лидиуса); построить там новый форт, названный Форт-Эдуард в честь герцога Йоркского, как базу для снабжения; проложить портовую дорогу от Форт-Эдуарда до Лак-Сент-Сакремент, расстояние около шестнадцати миль; лодки, пушки и снаряжение экспедиции должны были быть перетащены из форта Эдвард на озеро; а сами войска — около 3 500 человек из провинций Новой Англии и Нью-Йорка — должны были пройти хотя бы некоторую подготовку. Наконец, хотя Ширли еще не знал об этом, Джонсона также отвлекали от подготовки армии к походу его требовательные обязанности заговорщика, поскольку он был занят интригами с де Ланси и Поуналлом, чтобы отстранить Ширли от командования. Например, 3 сентября, вскоре после того, как он собрал свои силы на озере, Джонсон провел большую часть своего дня, написав одно письмо графу Галифаксу, в котором осуждал Ширли как дурное
влияние на индейские дела, а другое — Пауналлу, в котором осуждал его как «плохого человека, преданного страсти и порабощенного негодованием» — высказывания, которые, как он знал, Пауналл незаметно передаст своим английским знакомым[137].С началом сентября провинциалы Джонсона все еще переправляли к озеру бато, припасы и боеприпасы. Союзники Джонсона — ирокезы во главе с вождем Хендриком — только прибывали в лагерь. Сам Джонсон решил, что необходимо построить вооруженную галеру и возвести еще один или, возможно, два форта, прежде чем он сможет безопасно выступить против Краун-Пойнта. Погода уже становилась холодной, и сезон кампаний стремительно ускользал, а единственным его достижением на сегодняшний день был жест — не похожий на то, как Селорон захоронил свинцовые пластины — дать озеру Сент-Сакремент новое название — озеро Джордж, чтобы предъявить права на него английскому королю. Никогда не стремившийся к сражениям и сомневавшийся в своих генеральских способностях, Джонсон рассчитывал уйти в зимние покои, не столкнувшись с неприятной перспективой битвы[138].
Однако у барона де Дьескау были другие планы. Он прибыл в Квебек 23 июня вместе со своими войсками и маркизом де Водрёй, новым генерал-губернатором Новой Франции. Дизкау и Водрёй оценили ситуацию, сложившуюся в начале июля — Брэддок шел на форт Дюкен, жители Новой Англии вытеснили защитников из форта Босежур, Ширли продвигался к Ниагаре, а Джонсон готовился к нападению на форт Сен-Фридрих — и поняли, что наибольшую угрозу представляет Ниагарская кампания, которая в случае успеха уничтожит способность Канады поддерживать связь с западными крепостями. Поэтому Дизкау собрал в Монреале около четырех тысяч французских регулярных войск, канадцев и индейцев, проживавших в Канаде, и к началу августа был готов подняться по реке Святого Лаврентия и укрепить форт Ниагара[139]. Однако в этот момент Водрёй начал получать срочные, преувеличенные сообщения о силах и передвижениях Джонсона и решил, что ему придется отвлечь Дьескау и около трех тысяч его людей на защиту форта Сен-Фридрих, стены которого были в таком плохом состоянии, что не выдержали бы даже короткой канонады. Таким образом, как только в Монреаль пришло радостное известие о поражении Брэддока, Дизкау со своими людьми отправился к озеру Шамплейн и Краун-Пойнту, чтобы провести аналогичную кампанию по уничтожению экспедиции Джонсона.
Форт Эдвард, Нью-Йорк. Форт Эдвард, изображенный на сборнике планов североамериканских фортов, опубликованном в Лондоне после окончания войны, превратился из торгового поста на верхнем Гудзоне в значительный (хотя и неудобно расположенный) форт, обороняемый почти тридцатью пушками. Здесь он предстает тем, кем стал, — главной базой снабжения для проведения операций в коридоре между озерами Джордж и Шамплейн. Из книги Мэри Энн Рокк «Набор планов и фортов в Америке, уменьшенных с реальных съемок» (Лондон, 1765). Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса в Мичиганском университете.
Форт Сент-Фридрих, 1737-59 гг. Грозный форт, использовавшийся в качестве базы для набегов французов и их индейских союзников на границы Нью-Йорка и Новой Англии, этот пост в Краун-Пойнте был одним из самых внушительных элементов оборонительной сети Новой Франции. Бомбоупорная башня, или редут, показанная здесь как изнутри форта, так и со стороны озера, доминировала над узорами озера Шамплейн, а весь форт был оснащен сорока пушками. Однако к 1755 году сооружение пришло в негодность, и французы понимали, что в случае осады его придется покинуть; поэтому на полуострове Тикондерога, в верховьях озера, срочно построили форт Карильон. Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.
Прибыв в форт Сен-Фридрих, Дизкау отправил разведчиков, чтобы оценить положение ничего не подозревающих провинциалов Джонсона. По их донесениям он решил совершить набег на частично достроенный и слабо защищенный форт Эдвард, уничтожив хранившиеся там лодки, пушки и припасы до того, как они смогут быть использованы для наступления вниз по озеру. Такой удар был бы еще более разрушительным, чем тот, который Контрекур недавно нанес Брэддоку, поскольку он не только предотвратил бы дальнейшую угрозу Краун-Пойнту, но и отбросил бы оборону Нью-Йорка и Новой Англии к самому Олбани. Посоветовавшись с командиром смешанного контингента из абенаки и каунавага — капитаном Жаком Легардером де Сен-Пьером, тем самым суровым офицером, который отбросил Вашингтона в форте Ле-Бёф зимой 1753 года, — Дизкау решил оставить большую часть своих регулярных войск для защиты форта Сен-Фридрих и совершить рейд с силами, состоящими в основном из канадцев и индейцев. Для европейского регулярного офицера такой шаг был, мягко говоря, нетрадиционным; он никогда бы не пришел в голову, например, Брэддоку. Но Дизкау, который когда-то был адъютантом великого маршала Арминия Мориса, графа де Сакса, приобрел у него уважение к использованию иррегулярных войск в Европе, и, похоже, он принял сходство индейцев и канадцев с партизанами, которых Сакс использовал против британской армии во Фландрии во время Войны за австрийское наследство[140]. К 4 сентября он и пятнадцать сотен отборных людей — около двухсот регулярных гренадеров, шестьсот канадских ополченцев и семьсот абенакисов и ирокезов Каунавага — продвинулись к месту слияния озера Джордж и озера Шамплейн, стратегическому пункту, который французы называли Карильон, а англичане — Тикондерога. Оттуда они спокойно проплыли на юг до конца Южной бухты, разложили свои каноэ и двинулись через лес к форту Эдвард.