Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.

Форт Питт. В отличие от тесного форта Дюкейн, который он заменил, форт Питт был мощным пятиугольным фортом со стенами толщиной почти шестьдесят футов у основания, значительными укреплениями вдоль берега реки, а также рвом, крытой дорогой и ледником, которые простирались по всей ширине полуострова. Однако он был плохо защищен от других врагов: во время наводнений 1762 и 1763 годов вода стояла в стенах на глубине от пяти до семи футов. Так и не отремонтированный до конца, форт ветшал, пока не был окончательно заброшен в 1772 году. Из книги Rocque, A Set of Plans and Forts. Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса в Мичиганском университете.

Уже 9 июля Писктомен «приставал» к Джеймсу Кенни, управляющему магазином Израэля Пембертона, «с просьбой рассказать, что… генерал [Стэнвикс] имел в виду, придя сюда с большой армией». Все, что смог сказать честный лавочник, это то, что, насколько ему известно, солдаты прибыли сюда лишь для того, чтобы помешать французам вернуться, и что «когда они будут покорены, ваша армия будет отозвана домой». Пискумен тоже хотел думать, что это так, и хотя он напомнил Кенни, что «квакеры всегда должны говорить правду и не лгать», он «похвалил» ответ и отправился дальше. К тому времени, когда Кенни покинул Питтсбург два месяца спустя, ни он, ни Писквомен уже не считали этот ответ правдоподобным. Никто не мог принять форт Питт, в десять раз превышающий размеры форта Дюкейн, за торговый пост^[460]. Это был символ господства, эмблема империи; и к осени индейцы Огайо начали слишком хорошо понимать его значение.

ГЛАВА 34

Шесть наций присоединяются к битве

июль 1759 г.

ПОЛОЖЕНИЕ англичан в Питтсбурге, столь шаткое в начале лета, к его концу превратилось в господствующее — не потому, что в фортах Огайо произошло что-то решающее, а потому, что в июле в двухстах милях к северу англо-американская армия захватила форт Ниагара. Ниагарская экспедиция под командованием бригадного генерала Джона Придо первой вышла на поле боя, начав свой поход вверх по реке Мохок из Скенектади еще до конца мая. Не может быть лучшего свидетельства резкого изменения баланса сил в Северной Америке, чем тот факт, что когда англо-американские войска Придо достигли Освего 27 июня, тысяча ирокезских воинов и сэр Уильям Джонсон ждали, чтобы присоединиться к ним^[461].

Новая готовность Онондаги поддержать британцев объяснялась вполне обоснованными опасениями, что шони и делавары собираются создать на западе независимую индейскую конфедерацию — новую региональную державу, в которую потенциально могли бы войти французские союзники, такие как майами и мунси, заинтересованные в исключении ирокезского влияния из области к югу от Великих озер. По Истонскому договору Шесть наций подтвердили свои претензии на сюзеренитет над Страной Огайо, но лидеры Конфедерации прекрасно знали, что в том же соглашении было признано право делаваров вести переговоры напрямую с правительством Пенсильвании, а ни делавары, ни другие народы на Огайо с радостью не подчинятся ирокезскому владычеству. Где-то осенью или в начале зимы 1758 года Совет Лиги, похоже, пришел к выводу, что единственным средством восстановления существенного влияния на жителей Огайо является прямое сотрудничество с британцами, и поэтому начал посылать необходимые сигналы. В начале января делегация ирокезов в Питтсбурге отвлекла коменданта Хью Мерсера, чтобы в частном порядке предупредить его, что «шаванцы и делавары [намерены] вступить в конфедерацию против [ирокезов, и что] их разорение скоро будет завершено, если англичане не окажут им очень мощную помощь». Представители Шести наций были вынуждены соблюдать строгую секретность, сообщал Мерсер, поскольку «по их наблюдениям, между народами Огайо и французами существует слишком большая близость». Однако, продолжал он, «в то же время они, похоже, убеждены, что французов можно легко вытеснить из этой страны; что одно или два поражения заставят их индейцев отказаться от союза и повсеместно присоединиться к англичанам»^[462].

Вскоре после этого эмиссары Онондага, очевидно, также обратились к сэру Уильяму Джонсону и предложили то, от чего он, как они знали, не мог отказаться, — военную помощь в экспедиции против форта Ниагара. 16 февраля северный суперинтендант поспешил к своему столу, чтобы сообщить Амхерсту, что ему потребуется «большое пополнение» индейских даров для встречи весной. Если он получит необходимую поддержку, писал он, то «сможет привлечь большое количество индейцев» для кампании против последнего французского оплота на озере Онтарио. «Я льщу себе, — писал он, — и имею некоторые основания ожидать, что (при нынешнем положении дел), если бы экспедиция была направлена против Ниагары… через страну Шести Народов, я смогу убедить большую их часть, если не всех, присоединиться к оружию Его Величества»^[463].

Это была действительно поразительная перемена, особенно в предположении Джонсона, что, возможно, даже «все» ирокезы «присоединятся к оружию Его Величества». За исключением тридцати или сорока онейда, сопровождавших Брэдстрита в Катараки в предыдущем году, только ирокезы (с которыми Джонсон состоял в брачном родстве) проявили готовность помочь англичанам, но даже они мало что сделали после смерти вождя Хендрика в 1755 году. На протяжении всей войны ирокезские воины, особенно сенеки, помогали французам, если не как официальные союзники, то как участники пограничных рейдов. Однако когда полевые войска Придо достигли Освего, их встретили воины всех Шести наций, включая значительное число сенеков.

Этот поворот был настолько резким, что ни один британский офицер — даже Джонсон — не был уверен в его значении, и никто не подумал заглянуть за пределы самих ирокезов, чтобы понять его истоки. «Нативистский» импульс среди западных индейцев возник так недавно, был продуктом войны и ее потрясений, что англо-американцы вряд ли могли предположить, что они увидят, что происходит в деревнях Огайо. Но сопротивление в долине уже приобретало мощное религиозное измерение, и лидеры Шести Народов не медлили с пониманием его значения, как и белые. Поскольку влияние ирокезов на западе всегда зависело от способности Онондаги дипломатически манипулировать европейцами, любое исключающее сопротивление среди народов Огайо постепенно подорвало бы позиции ирокезов. Однако если корни сопротивления будут религиозными — если индейцы Огайо убедятся, что контакт с европейцами духовно загрязнил ирокезов, сделав их фактически неотличимыми от белых, — влияние Шести наций исчезнет как дым на ветру^[464].

Форт Джонсон, ок. 1759 г. В отличие от своего преемника, Джонсон-холла (1763), элегантного георгианского особняка, база сэра Уильяма Джонсона во время Семилетней войны представляла собой тщательно продуманный утилитарный комплекс, включавший лагерь для приезжих индейских делегаций, несколько складских помещений, мельницу и прочные, защищенные жилые кварталы. Отсутствие выходящих наружу окон в главном доме (в центре справа) говорит о том, что главным приоритетом Джонсона была безопасность. Его скромный первоначальный дом частично виден в излучине Мохаука, сразу за флангом холма слева. Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.

Так, зимой 1758-59 годов вожди Онондага пришли к выводу, что единственным способом восстановить свое господство над племенами внутренних районов является использование британской военной мощи в интересах ирокезов. Если бы форт Ниагара перешел к англо-американцам, французы потеряли бы контроль над важнейшим портом к озеру Эри, и их власть на западе ослабла бы. Однако простое исключение французов из Страны Огайо не позволило бы ирокезам контролировать этот регион. Необходимо было каким-то образом побудить англо-американцев остаться в Форксе, ведь только британская гегемония могла гарантировать влияние Онондаги на западных индейцев. Практически одновременные обращения ирокезских эмиссаров к Джонсону с призывом к экспедиции на Ниагару и к Мерсеру, информировавшему его об опасности, которую представляет собой зарождающаяся западная конфедерация, составили взаимодополняющие половины единой стратегии Шести наций. В итоге не давление со стороны европейцев, а вполне обоснованные опасения совета Конфедерации, что ирокезы не смогут восстановить влияние на свои бывшие народы-клиенты, заставили Шесть наций отказаться от нейтралитета ради открытого военного союза с британцами. Несомненно, вожди Онондага рассматривали этот шаг как временную, тактическую уступку — лишь один из многих прагматичных политических сдвигов в долгой истории отношений между Конфедерацией и британской короной. Но на этот раз крен в сторону британцев окажется бесповоротным, а его последствия превзойдут все, что могли предположить ирокезы. Ведь приверженность активному союзу, если не по названию, то по факту, означала признание зависимости. Как только власть Франции на западе будет сломлена, экономическая и военная мощь Британии будет служить нуждам не ирокезов, а всей империи.

Начавшись, Ниагарская кампания не была затяжной. Генерал Придо — еще один младший полковник, временно исполнявший обязанности бригадира, — не стал задерживаться в Освего. Он отрядил тысячу человек, чтобы начать восстановление форта, а затем 30 июня с остатками своих войск и воинами Джонсона поспешил к Ниагаре. Четыре дня они гребли на запад вдоль дикого южного берега озера Онтарио, а затем остановились примерно в трех милях от своей цели — красивого «замка» из серого гранита, возвышающегося над озером с отвесной скалы в устье реки Ниагары. Форт Ниагара был отнюдь не такой легкой мишенью, как форт Фронтенак в предыдущем году, поскольку его комендант, сорокасемилетний капитан регулярных войск по имени Пьер Пушо, был также опытным военным инженером и значительно усовершенствовал оборону поста. Когда англичане прибыли 6 июля, они столкнулись с единственным фортом во внутренних районах Северной Америки, который был защищен обширными земляными укреплениями в европейском стиле: ледником, рвом и крытой дорогой, протянувшейся по всему полуострову и закрывавшей замок и другие здания в пределах валов^[465].

Осада Ниагары, 10–25 июля 1759 года. На этой карте форта Ниагара и его укреплений из книги Рокка «Набор планов и фортов» показано состояние осады примерно на 20 июля, когда была установлена третья батарея. Любезно предоставлена библиотекой Уильяма Л. Клементса в Мичиганском университете.

Капитан Пушо был одним из самых способных регулярных офицеров в Америке, и в обычных условиях он смог бы защитить форт и его важнейший порт от любого возможного нападения. Это было так по причинам, которые выходили за рамки впечатляющих укреплений, которые он построил. Прежде всего, он позаботился о том, чтобы наладить отношения с ирокезами. Местная группа сенеков столько лет держала монополию на перевозку грузов по Ниагаре, что у него не было причин сомневаться в их лояльности. Они, в свою очередь, заверили его, что у него будет достаточно предупреждений, если какие-либо британские силы пройдут через Ирокез и нападут на его пост, и, поскольку своевременная передача таких сведений была краеугольным камнем ирокезско-французской антанты на западе в течение более чем полувека, он им поверил.