Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.

Смерть маркиза де Монкальма-Гозона. Эта гравюра, выполненная по картине Луи-Жозефа Ватто, пытается представить гибель Монкальма в том же героическом ключе, что и более известная «Смерть генерала Вулфа» Бенджамина Веста. На самом деле Монкальм был похоронен в городе вечером на следующий день после битвы; его могила представляла собой яму от снаряда в часовне монастыря урсулинок. Здесь одно только отверстие от снаряда остается верным фактам. Решение Ватто показать двух индейских воинов, поднимающих из воронки слева стреляную гильзу, отражает чистую фантазию или, возможно, дань уважения воину-мохавку, которому Уэст отводит центральное место в «Смерти генерала Вулфа». Предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.

Смерть генерала Вулфа. Историческая картина Бенджамина Уэста 1771 года вызвала огромный ажиотаж, когда впервые была выставлена в Лондоне; Уильям Вуллетт сделал эту гравюру в 1776 году и разбогател на продаже тысяч копий. По крайней мере, частично успех Уэста зависел от его способности изобразить так много в одной сцене. Здесь одновременно представлены классически упорядоченная картина с историческими фигурами (Роберт Монктон стоит на вершине левой группы, сжимая раненую грудь, а полковник Исаак Барре в центре прижимает к себе умирающего командира); мифический кульминационный момент (фигура, вбегающая слева, приносит весть о победе, а Вулф возносит благодарственные молитвы Богу и отказывается от призрака); аллегория империи, объединяющая все чины и национальности в символическом свидетельстве о мученической смерти. Центральные фигуры — генерал, полковник, майор и два капитана, справа гренадерский рядовой сжимает руки в молитве, а на заднем плане отряд матросов тащит пушку с реки, где стоят на якоре корабли Королевского флота. Однако самым значительным было решение Уэста поместить на левый передний план воина племени ирокезов, который наблюдает за происходящим в позе классического созерцания, в то время как американский рейнджер и шотландский солдат показывают назад на бегущего гонца и передают умирающему Вулфу весть о победе. То, что ничего этого не произошло, как показывает Уэст, не имело значения. Его задачей было не создание исторически достоверной картины, а апофеоз Вулфа и империи, и это ему блестяще удалось. Предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.

Суровый шевалье не сомневался, что сможет пережить предстоящую зиму, и, более того, зима может оказаться более благоприятной для его интересов, чем для интересов англичан. В кои-то веки его армия располагала достаточным, если не сказать обильным, запасом провизии: Монреаль наконец-то собрал обильный и даже ранний урожай. В большинстве районов Квебека, конечно, урожая не было вообще, но это уже проблема британцев. Когда офицеры «красных мундиров» готовили своих людей к размещению в зимних кварталах города, они прекрасно понимали, чего на самом деле достигла августовская кампания террора Вулфа. Вместе с большим количеством канадских граждан, прибывших в Квебек, чтобы присягнуть на верность королю Георгу, британский гарнизон столкнется с большими трудностями в течение зимы, ведь жить им придется только тем, что они привезли из Англии. Ни один британский провиантский флот не смог бы достичь Квебека до того, как замерзнет река Святого Лаврентия.

Тем временем британцы готовились к предстоящему испытанию. Практически все солдаты, включая больных и раненых, которые, как считалось, могут поправиться, должны были остаться в Квебеке, чтобы гарнизон был достаточно сильным для отражения атаки. Это составляло более семи тысяч солдат, что привело бы к предельному сокращению запасов продовольствия. Кроме того, их всех вместе с вернувшимися гражданскими лицами нужно было разместить в городе, в котором обычно проживало около семи тысяч человек. Немногие строения в Квебеке и его пригородах пережили летнее испытание без повреждений; поэтому месяц между капитуляцией и отплытием флота был потрачен на лихорадочные усилия не только по укреплению городских стен, бастионов и батарей, но и по ремонту достаточного количества разбитых снарядами домов, чтобы сохранить гарнизон до канадской зимы.

Поскольку ни один здравомыслящий человек, имеющий право уехать, не остался бы в Квебеке при таких обстоятельствах, Монктон, который достаточно оправился от ран, чтобы принять командование, но все еще был далеко не в форме, решил вернуться в Нью-Йорк, чтобы подлечиться. Тауншенд, которому нужно было заботиться о своем политическом здоровье, предпочел вернуться в Англию. Поэтому 18 октября, когда флот адмирала Сондерса снялся с якоря и понесся вниз по реке во время отлива, именно младший бригадир Джеймс Мюррей остался в качестве коменданта гарнизона Его Величества и губернатора Квебека. Вряд ли он был в восторге от своих перспектив. Однако, как бы неприятно ни выглядело его будущее, люди Мюррея наверняка знали, что их будущее будет еще хуже^[514].

ГЛАВА 37

Осенние разочарования

октябрь-ноябрь 1759 г.

18 ОКТЯБРЯ СТАЛО днем, когда взволнованный Джеффри Амхерст наконец узнал, что Квебек пал. Известие дошло до него на озере Шамплейн, где он осторожно вел свои войска на север, чтобы атаковать Бурламака на острове О-Нуа. Капитан Стобо, которого Вулф отправил с письмами еще 7 сентября, прибыл в Краун-Пойнт 9 октября. К несчастью для Амхерста, он прибыл без депеш; французский капер настиг его корабль недалеко от Галифакса, и он выбросил письма Вулфа за борт, чтобы их не обнаружили среди его имущества. Поэтому он смог сообщить Амхерсту лишь общие сведения, оставив главнокомандующего в глубоком разочаровании. «Я ни на йоту не стал мудрее, — жаловался он, — за исключением того, что [Стобо] говорит, что генерал Вулф почти со всей своей армией поднялся над городом и [Вулф] думает, что не возьмет его»^[515].

Как бы неубедителен ни был доклад капитана, он все же убедил Амхерста в том, что ему нельзя медлить с атакой на остров О-Нуа, ведь если Вулф действительно потерпел неудачу, то все силы Монкальма в Квебеке вскоре будут готовы к подкреплению Бурламака. Прибытие в течение следующих нескольких дней трех долгожданных кораблей с верфи в Тикондероге — бригантины «Герцог Камберленд», «Лигонье» и шлюпа «Боскауэн» — обеспечило Амхерсту желанную военно-морскую защиту, и днем 11 октября он наконец-то приказал своим людям сесть в бато и отправиться на север. Но с тринадцатого по семнадцатое число штормы, холод и «северные и встречные» ветры задержали лодки и заставили армию укрыться на берегу озера. Поэтому письмо из Нью-Йорка, прибывшее 18 октября с известием о падении Квебека, было для Амхерста огромным облегчением. На следующий день, когда «появление зимы» стало очевидным, он отменил экспедицию. Через два дня он вернулся в Краун-Пойнт; в течение двух недель он уволил своих провинциалов и приказал своим регулярным войскам расположиться в зимних кварталах^[516].

Англо-американские войска официально встретили новость о падении Квебека с feux-de-joie (салютами) и благодарственными проповедями, но для провинциалов северные кампании закончились обычными раздражениями по всем обычным причинам. Как и в каждый предыдущий год, в их лагерях с наступлением лета становилось все больше больных; провизия оказалась скуднее и менее полезной, чем обещал; и они беспокоились о том, что их оставят на службе после истечения срока договора о призыве. Например, по дороге из Краун-Пойнта в форт № 4 в Нью-Гэмпшире, где капитан рейнджеров по имени Джон Старк руководил работой 250 провинциалов из Новой Англии на последних этапах строительства, люди все чаще жаловались на скудный паек, тяжелую работу и плохую погоду, пока 13 ноября не подняли мятеж. Несмотря на то, что Старк был популярным командиром, ничто не могло убедить их бросить инструменты и отказаться от работы. Только своевременное прибытие провизии, близость строителей к концу дороги и обещание Старка освободить их в Номере 4 предотвратили массовое дезертирство^[517].

Пока Старк пытался удержать своих людей от исчезновения в лесу, на лесопилке форта Тикондерога сержант Руфус Патнэм из Массачусетского отряда провинциалов также переживал из-за нарушения контракта, в котором он, по его мнению, состоял. Как рабочий, руководивший строительством мельницы (которая, в свою очередь, распиливала доски для кораблей «Боскавен», «Лигоньер» и «Герцог Камберлендский»), Путнэм был слишком ценен, чтобы его отпустили вместе с товарищами-провинциалами, и его оставили в качестве бригадира пильщиков на месте. Только обещание, что за его услуги ему будут платить дополнительный доллар в день, удержало его от ухода по истечении срока службы. Однако в конце ноября штатный офицер, командовавший в Тикондероге, отказался выплатить Путнаму оговоренную сумму и вместо этого выдал ему только сержантское жалованье. Возвращаясь домой в суровую погоду, Патнэм размышлял о том, как часто он «разочаровывался в наградах, обещанных за дополнительную службу». Вернувшись в Брукфилд, он «решил никогда больше не работать паяльщиком»^[518].

В семистах милях от нас рядовой Гибсон Клаф из Салема примерно в то же время пришел к такому же выводу. Он записался на службу в экспедицию в Краун-Пойнт, но узнал, что его подразделение отправили стоять в гарнизон Луисбург и отпустили регулярные войска, чтобы они сопровождали Вулфа в Квебек. Это и так разочаровывало, но по мере того, как сентябрь переходил в октябрь, жизнь в крепости становилась все более мрачной. Все более вероятным казалось, что «мы останемся здесь на всю зиму в каменных стенах», — ворчал он в своем дневнике, не имея даже перспективы получить «хорошие спиртные напитки для поддержания духа в холодные зимние дни». То, что его держали дольше срока контракта, было почти невыносимо для Клафа, который жаловался, что «хотя мы и англичане по рождению, мы лишены английской свободы», и мрачно отмечал, что «теперь мы видим, что такое быть под военным положением и быть с регулярными войсками, которые немногим лучше рабов своих офицеров». Солдаты полка Клафа согласились с этим, и 1 ноября они подняли мятеж, отказавшись от дальнейшей службы. Даже прибывшее письмо от губернатора Массачусетса с известием о том, что Генеральный суд согласился выплатить премию за службу в течение зимы, не успокоило их. Только угроза применения силы, невозможность бегства с мыса Бретон и обещание полковника вернуться в Бостон и добиться их освобождения убедили солдат вернуться к исполнению своих обязанностей^[519].

Подобные эпизоды разочарований и откровенных мятежей среди провинциалов — а их можно было бы добавить еще немало — свидетельствуют о том, в какой степени опыт военной службы формировал их мнение о регулярных войсках, рядом с которыми и под чьим командованием они служили. Даже в таком успешном году, как 1759-й, главное воспоминание, которое провинциал Новой Англии мог бы увезти домой из армии, вряд ли было приятным. Для тысяч простых людей, таких как Руфус Путнэм (который «принял решение больше не участвовать в военной службе») и Гибсон Клаф (который решил, что «когда я выйду из их загона [т. е. Луисбурга, но в более общем смысле — из-под власти регулярных войск], я буду заботиться о том, как попасть туда снова»), чистым эффектом провинциальной военной службы стало разочарование. Как бы колонисты в целом ни радовались британским победам, для самих провинциалов война была не более чем затяжным, часто болезненным уроком различий между ними и регулярными войсками: различий более глубоких, чем почти каждый из них, полагая, что они ни больше, ни меньше, чем «англичане по рождению», имел основания ожидать^[520].