Суженый смерти

– Не плохой вариант. Единственный, который есть у меня.

– У тебя - да. Но не у Марьи. Ты попроси мою сестренку пригласить твоих предков в помощь.

– И что? Они стрелять хорошо умеют?

– Если все твои пращуры были холопами, то они ничего не умеют, но если по крови ты воин, то в роду найдется немало умельцев, которые саблей или мечом порубят оборотней на капусту. Ты даже не знаешь, что из себя представляет человек, умеющий с рождения обращаться с поющей сталью клинка, - ее взгляд стал отсутствующим, она наверняка вспомнила что-то или кого-то.

– Хорошо. Я помню фильмы, где мастера клинка творили неописуемое... Только где клинки достать? Да еще и серебряные? Оружейную палату Кремля поехать ограбить?

– Не надо ничего грабить. Ты не в курсе, что воинов когда-то хоронили с их оружием? В чертогах Мораны никто не посмеет отобрать у воина его меч.

– Насколько я знаю, серебряное оружие мягкое, мечи стальные были.

– Несомненно. Но в старину фальшивомонетчики умели покрывать медяки серебром, да так, что только напильником слой счистишь. Хороший кузнец может знать, как это сделать.

– Спасибо за хороший совет, - Свечкин устало протер глаза.

Она прижала его голову к своей груди и нежно пригладила волосы.

– Мне важно, чтобы ты остался жив.

Ни о чем не думая, Александр крепко обнял ее обеими руками за талию и замер.

– Спасибо тебе за все, Леля.

Ирландия. Донегол. Январь 1567 года

Солнце било сквозь мутноватые стекла в свинцовых переплетах рам, тяжелых и серо-тусклых, как сама боль его народа и его страны, столетиями разрываемой внутренними войнами, завоевателями, и проклятыми англичанами. Эти ненасытные животные который век опустошали землю его предков. В прошлом году один из таких, наместник английского короля, лорд заместитель Ирландии, сэр Генри Сидни, приезжал "погостить с проверкой", а на деле получить как можно больше денег и молодых любовниц в ответ на благосклонные отписки королеве Елизавете. Принц Гарвер Руад ОЄДоннелл, младший брат короля Тирконнелла Хью Макмануса Ри ОЄДоннелла, скрипнул зубами, вспомнив сальное лукавое лицо проверявшего англичанина, и как ему, потомку древних великих королей Ирландии, правивших более тысячи лет этими землями, приходилось мило улыбаться английскому лорду, предок которого всего триста лет назад разводил коз. Королевство Тирконнелл было последним королевством ирландцев в Ирландии, вся остальная территория страны стонала под английским игом, и чтобы не произошло подобного и с их землей, королю и его брату приходилось мило улыбаться. От них отвернулись даже графы Макдоннелл, младшая ветка королевской династии, ведущая нескончаемые войны то с кланом ОЄНейл, то с теми же англичанами. Графы считали ОЄДоннелл отступниками, но королевской семье Тирконнелла просто хотелось мира. Никто не забыл, как папаша королевы Елизаветы, безумный маньяк Генрих VIII, тридцать лет назад усмирял попытку сэра Томаса Фицджеральда противиться введению англиканской церкви и порабощению его страны. Повешение было самой безобидной мерой борьбы с мятежом, и когда сэр Томас добровольно сдался в руки англичан, чтобы те не чинили зверств с простыми крестьянами, вероломный король не смотря на обещание сохранить жизнь, казнил того вместе с пятью дядями в Тайберне.

Гарвер потянулся под медвежьей шкурой, и нехотя вылез из теплой постели. Он разбил кулаком тонкий слой льда в деревянной кади и умылся.

– Чертов Пиарас, опять мало дров в камин с вечера кинул, - молодой принц поежился, но открыл окно, и накинул на голое тело шубу. Его слуга со звучным именем, которое переводилось как "скала", соответствовал имени лишь отчасти - он не вышел телосложением, зато более скудоумного и медлительного парня нельзя было сыскать во всем Ольстере, от Донегола до Белфаста, земле семи королевств великих кланов. Гарвер терпел его из жалости.

Январь выдался адски холодным; даже старики не помнили столько снега, сколько выпало этой зимой. Кто не бывал в Ирландии, тот не знает, как противна и дождлива там зима, особенно на западном побережье, где снег может не выпасть и за всю зиму, зато постоянно дует штормовой холодный ветер с океана, пробивающийся не то что под одежду, а под саму кожу, и холодящий душу. И потому, хоть и поеживаясь от ледяных порывов, врывающихся в распахнутое окно, Гарвер улыбался солнечному утру. Он с детства любил зимнюю сказку, такую редкую в этих местах. С высокого берега, на котором всего сто лет назад возвели Донегол, прекраснейший замок в позднем якобинском стиле, из окон, выходящих на южную сторону, открывался чудесный вид на речушку Эшке, впадающую в залив, и на город, расстелившийся на другой стороне реки. Хотя замок и был небольшим, а в отдалении так вообще напоминал игрушечный, места в нем хватало всем, и младший брат главы клана с удобствами ютился в самых западных угловых покоях замка.

Стоя у окна, он щурился от ослепительно-белого снега, сверкавшего на черепице крыш, на уступах городского собора, на мощеных булыгой улицах и на причалах для рыбацких лодок, прильнувших к ним, словно испугавшихся шторма, бушевавшего в океане, отголоски которого доходили сюда лишь большим уровнем прилива. Разнообразные флюгеры застыли как охотничьи собаки в стойке на лису, показывая северо-восточное направление, и их силуэты четко обрисовывались в дрожащем ледяном хрустальном влажном воздухе. Воздух был настолько чист, что Гарвер смог вдохнуть полной грудью далеко не с первого раза. На том же берегу залива, что и замок, раскинулось аббатство, обособленно прижавшееся к берегу, и на фоне темной синевы воды вырисовывался крест часовни, охраняющий разрастающееся кладбище, на котором гэлльские кресты перемежевывались с плитами францисканцев. И все это великолепие разбавляли разбросанные везде, где мог достать взгляд, черные скелеты облетевших деревьев, напоминавших о бренности всего живущего на этой земле, и если бы Гарвер бывал в Шотландии в Мельрозском аббатстве, он бы процитировал строчки, написанные на надгробии одной из могил:

Земля проходит по земле

Подчас в наряде золотом.

Земля покой найдет в земле

В свой срок - сейчас или потом.

Земля возводит на земле

Недолговечное жилье.

Земля одно твердит земле:

"Все, что построишь ты, - мое!"

– Ваше королевское высочество, простудитесь ведь, - в комнату вошел тот самый, помянутый ранее принцем Пиарас.

– А, вот и ты, - Гарвер в два быстрых шага оказался рядом со слугой и легко оторвал его от пола, схватив обеими руками за грудки кожаной подбитой мехом куртки.
– Если еще раз ты не доложишь дров, и я простыну от этого, ты выпадешь из этого окошка. Понял?

– Да, ваше...

– Исчезни с глаз моих. Пусть завтрак накроют, - он рывком поставил слугу на ноги и, развернув, придал тому ускорение правой ногой.

Тридцатилетний холостяк Гарвер был уважаем и почитаем слугами не столько за происхождение и титул, перед которым склоняли головы все жители королевства, сколько за жесткий, но справедливый характер. Его неисчерпаемое чувство юмора стало эталонным в тех землях, хотя в Ирландии всегда было немало шутников и просто веселых людей. Наверное, правильно говорят некоторые социологи: чем хуже жизнь в стране, тем живее там юмор. В пору юности от шуток этого сорванца страдала вся дворовая челядь, хотя люди не могли не признать остроту ума и мастерство изворотливости. Весь город болел коликами от гомерического хохота, когда Гарвер подговорил придворного карлика перевоплотиться в леплекона, и попасться на глаза аббату местного монастыря францисканцев. Тот до заката гонялся за карликом, угрожая святой водой и требуя зарытые сокровища, наслушавшись в ответ множество эпитетов о своем загадочном и наверняка нетрадиционном появлении на свет. В другой раз переоделся хромой старухой в лисьих сапогах и непотребных лохмотьях, и постучал в караулку посреди ночи. Ему было очень трудно сдерживать смех, когда стражники исполняли любое чаяние, вплоть до несуразностей, приняв переодетого принца за Маху, королеву фей, которая по легенде приходит в дома людей ночью, в сильную непогоду, и щедро одаривает добрых хозяев. Когда же он скинул капюшон плаща и снял самодельный парик из зимней овечьей шерсти, заплетенный в множество кос, смеялись уже сами воины, поражаясь находчивости и актерской игре молодого хозяина, тем более что он обещал наутро в ответ на свои насмешки бочонок доброго эля.

Тема суеверий была неисчерпаемым источником для подобного рода розыгрышей, ибо народ искал проявление высших сил во всем. Дети, воспитанные на мифах о подвигах старых богов и легендах о нечисти, вырастая, хоть и принимали католическое крещение, но не переставали ожидать чудесного обогащения после визита Махи, прогулки в подземный мир Сид за сокровищами гномов или скорой смерти после встречи с Бин Сидхе - ирландской банши, плакальщицей погибели. И потому никого не пугали и не удивляли рассказы людей об общении с любого рода духами - от брауни, домовых, до богли, привидений, которые почему-то облюбовали именно окрестности замка Донегол. Гарвер и сам не был исключением. Все его детство кормилица, истово крестясь, каждую ночь перед сном рассказывала предания старины, которые впитались в оболочку сердца гордостью за прошлое страны, ныне раздираемой междоусобицами. Маленький принц заслушивался мифами о трех братьях, убивших Киана, отца бога солнца, и за это расплатившихся сполна, претерпев перед тем невероятные приключения, доставая заколдованные вещи, которые помогли богам выиграть битву с фоморами, демонами моря. Рассказы кормилицы были настолько живые, что он в лицах представлял, как хомутали живое отравленное копье Писира, персидского царя, как заколдованная колесница мчала братьев прямо по морю за Фаилинис, страшным псом иоруадхского царя, и как они бились в своей последней битве на холме безмолвия Кнок Миодхаоин. В другой раз его смешили рассказы о весельчаке и добряке великане Дагде, о его чудесном котле, невероятной дубинке и волшебной дубовой арфе с именем Уаитни, за которой он ходил на поклон к Балору, жуткому королю фоморов. Но особым впечатлением были рассказы о леденящей кровь Дикой охоте Гвинна, короля Сида, и о его Квн Аннвн, адских псах, создателем которых была сама тьма. Тогда Гарвер, оставаясь в одиночестве в спальне, дрожал от страха, заслышав любой шорох, и боялся увидеть за окном стелящихся по-над землей в неслышном беге огромных красноухих и красноглазых псов, убивающих все живое под развеселый смех своего хозяина. Конечно, когда мальчик вырос, ему не престало верить этим сказкам, ведь принц, как представитель королевского двора, был просто обязан считаться добрым католиком, но где-то в глубине души все же осталась память образов детских впечатлений.

После завтрака, когда пришло время размяться с мечом, Гарвер просто поражался своей удали. Хороших воинов было не мало, но лишь он один считался лучшим бойцом королевства, а в то время, когда каждый дворянин и воин доверяли свою жизнь и честь лишь стали клинков, это значило много. В то утро принц превзошел сам себя, и усатые воины хором сравнивали его с Кухулином, легендарным воином древности. Эти похвалы Гарвер слышал нередко; он не слышал других похвал, которые шепотом украдкой произносили все девушки двора, сравнивая стать и красоту принца с былинным князем фоморов, красавцем Бресом. Закончив бой против четырех воинов, взяв передышку, покрасневший на морозе и пышущий жаром, он услышал приглушенный разговор двух стражников.

– Гай, я тебе говорю, - спорил один, - неспроста эта птица летает над нами, на таком морозе ворона встретишь нечасто.

– Бэрр, тебе во всем видятся знаки! Все никак не забудешь ночь с Махой?
– вмешался третий стражник, намекая на давний розыгрыш принца, и они заржали над спорившим.

– Да вы глупцы, если не видите в этом вороне вестника Морриган, - не унимался стражник, скоро перекрестившийся при упоминании лютой богини смерти, имевшей сразу насколько имен, одинаково характеризующих ее далеко не спокойный характер: Бадб, неистовая, Немхэйн, ядовитая и Фи, злобная.