Сверхдержава

– А я знаю! – произнес вдруг Савелий. – Подумаешь, секрет! У нас в отделе пяти лингвистам командировки в Калининград выписали. Так один мне проболтался, что они новую программу для "Телероса" составляют. Всякие там вербальные формулы. Ну, типа, технология словесного воздействия. Калининград ведь на Германию вещает. Ты прикинь, смотрит какой-нибудь немец наш "Телерос", передачку про зебр в Африке, а ему неслышно в подкорку вдалбливают, что нужно купить русский эмобиль. Продажа поднимается на пять процентов.

– Вранье все это, – сказал Краев. – В Германии очень строгая система тестирования телепередач, особенно иностранных. Суггестивные методы телевоздействия запрещены полностью.

– Ха! – Савелий хитро подмигнул. – Это немцы так думают, что они все это дело могут контролировать. Они ж не знают, что у нас здесь, в чумных карантинах могут сделать! Нам это все ихнее тестирование обойти – раз плюнуть!

– А может быть, потому нас в зонах и заперли? – грустно сказал Василий. – Нас, чумных. Ведь мы – интеллектуальный цвет нации, если подумать. Перевоспитать нас не получается. А вот мозги наши поэксплуатировать – это пожалуйста!

– Да… – Савелий почесал за ухом. – Вот говорят, что карантины – временные. Что изготовят новую прививку от чумы, введут нам, неиммунным, и отпустят всех по домам. Да только это "временное" сколько будет длиться? Восемь лет уже сидим в зонах. Причем в наших чумных городах Россия осталась самою собой. А вот снаружи, во внезонке, все изменилось. Каждый раз как в командировку выезжаю, как будто в другую страну попадаю. Ты как, Серега, что по этому поводу думаешь?

– Как на другой планете, – в сердцах сказал Краев.

– Во-во. У нас в отделе отказ за отказом идет. Не хотят чумники в командировки идти. Не желают покидать свои зоны – и все тут. Возвращаются все в депрессии. Ты помнишь – нам первые три года карантин чуть ли не тюрьмой казался. А теперь – дом родной. Я что-нибудь учиню, ей-богу, чтоб в командировки не ездить. На меня как эти бараны посмотрят – у меня дрожь по коже. Мне кажется, они только притворяются тупыми, на самом деле они умнее нас, чумников, стали. Они знают о нас все, мы для них – пройденный этап цивилизации. А мы о них знаем все меньше и меньше. Они не говорят нам чего-то, чего знать нам не положено. Создали нам в карантинах райские условия, хочешь – работай, хочешь в потолок плюй. Но на самом деле они просто отгородились от нас. Перевоспитать чумников не удается. И они откупились от нас, вот что! Вот вам, дорогие российские неиммунные чумники, все, чего душа пожелает! Жрите деликатесы до блевотины! Пейте свою вредную водку до зеленых чертиков в глазах! Трахайтесь, рожайте детей, купайтесь в бассейнах и смотрите телевизор! Только не высовывайтесь из своих временных зон. Вы ведь заразные, дорогие наши чумники!

– Как ты думаешь, чумники действительно заразные? – осторожно спросил Краев.

– Естественно! – Савелий горько усмехнулся. – У вас что, в "четверке" никто не умирает?

– Нет, вроде бы, – Краев недоуменно развел руками.

– Странно. У нас в седьмой – пять смертей за последний месяц. Чума, будь она неладна. Якутская лихорадка.

– Так почему же все не перезаразятся?

– Нет, ты в самом деле как будто с луны свалился! – Савелий посмотрел на Краева с подозрением. – А зачем нам уколы-то делают?

– А, ну да, – махнул рукой Краев. – Я не об этом. Это я знаю. Ладно… Не будем о чуме. Что-то грустно стало. Может, еще по рюмочке махнем?

Зеленая машина мчалась по сверхскоростной трассе в чумной карантин номер семь. Трое людей внутри нее молча пили синтетический алкоголь. Каждый думал о своем.

* * *

Краев ожидал, что чумной город окажется кусочком прежней России – родной и знакомой, какой он покидал ее восемь долгих лет назад. Но то, что он увидел, не походило ни на что.

Город был обнесен большой бетонной стеной, на которой огромными красными буквами было начертано: "ВРЕМЕННЫЙ ЭПИДЕМИОЛОГИЧЕСКИЙ КАРАНТИН N 7". Коротко и ясно. На пропускном пункте с Краевым разбирались недолго. Регистратор – бритый наголо парень с зеленой татуировкой на черепе – был явно не из "баранов". Сунул карту Краева в опознаватель, удивленно качнул головой, приподнял зеленые шестиугольные очки, всматриваясь в необычного визитера.

– Что, брат, из четвертого Врекара пожаловал? – поинтересовался он с ехидной усмешкой.

– Из него, родимого.

– Ну и как там?

– Поезжай, узнаешь.

– Да кто бы меня еще туда пустил! Говорят, там чумных научились перевоспитывать? Чуть ли не поголовную веру в Учителя вводят?

– Мало ли чего говорят… – уклончиво ответил Краев, и сразу стало ясно, что он знает намного больше, чем говорит.

– Ну ладно, брат, устраивайся. Встретимся скоро, я думаю. Поговорим по душам. Салем меня зовут. Запомнил?.

Запомнил, конечно. Запомнить было легко. На блестящем загорелом черепе молодого человека была изображена пачка сигарет "Salem" – ментоловых, зелененьких. Пачка была открыта и одна сигарета соблазнительно высовывала оттуда белый фильтр. Краеву сразу захотелось курить.

Краеву, конечно, хотелось поговорить по душам. Только боялся он такой беседы. Краев начал уставать от игры в загадки-отгадки. Конечно, он уже привык жить под чужим именем, и смена личности Шрайнера на личность Перевозова сперва не вызывала особых затруднений. Но все-таки между Шрайнером и Перевозовым было значительное различие. Немец Шрайнер был обычным человеком и жил в обществе более или менее обычных людей. Краев знал про Шрайнера все – он сам придумал его. Про Перевозова он не знал ничего, и не мог узнать. Покойный Перевозов был чумником, к тому же выходцем из четвертого Врекара, где, как выяснялось, все было как-то не так…

Краеву нужно было поговорить с кем-нибудь просто, по-человечески, без боязни быть разоблаченным. Но с кем? С чумниками? Пока он еще не знал, можно ли доверять им. Не знал…

– Встретимся, Салем, – сказал он. – Поговорим. Если ты захочешь со мной говорить. Я не люблю игры в одни ворота, Салем.

Поскольку Краев, он же Перевозов, был новоприбывшим, ему предложили на выбор список жилья, в котором он мог бы поселиться. В списке было около пятидесяти квартир и отдельных домов – в аренду или на продажу. За все нужно было платить, никаких общежитий не предусматривалось. Это было несколько неожиданно для Краева – он ожидал увидеть во Врекаре нечто вроде усовершенствованного социализма. Цены на жилье показались ему чудовищными – ни один немец не потянул бы такие огромные рублевые счета. Свинство какое-то! И это они называют жить на всем готовеньком?!. Однако, когда Краев проверил карту Перевозова в банкомате и получил информацию о его счете в банке, он воспрял духом. Денег там дежало столько, что можно было жить пару лет безбедно, не ударяя пальцем о палец. Перевозов, оказывается, при жизни был богатеньким. Интересно, чем он занимался?

Конечно, Краев мог бы снять деньги и со своего немаленького счета. Это было бы честнее, чем грабить чужого человека, пусть даже покойного. Но Краев прекрасно понимал, что это невозможно – в Москве давно обнаружили его исчезновение и теперь, само собой, землю роют носом в его поисках. Стоит только номеру личной карты Краева промелькнуть в сети… Он не успеет отойти и на десять шагов, как его скрутят.

Нет уж. Свобода дороже.

Николай не слишком задумывался о последствиях своих незаконных поступков. В конце концов, он совершил первое преступление, когда воспользовался чужой картой и выдал себя за другого человека. Какая разница теперь – одним преступлением больше, одним меньше. Если они захотят наказать его, то накажут и без вины. Если захотят простить – простят.