Сверхдержава

* * *

– Привет, человек, – произнес Старик. – Решил навестить старого собутыльника? Ну что ж, садись.

– И как же я могу это сделать? – поинтересовался Краев. – Ты видишь, что со мной сделали?

Николай Краев парил в воздухе, все так же привязанный скотчем к стулу. Он болтался в свободном пространстве, в полуметре от острого края скалы, над глубокой пропастью. На треугольном дне ущелья, далеко внизу, ревел пенистый поток горной реки. Краев старался не смотреть на него. Конечно, все это было очередной галлюцинацией. Но Николай не захотел бы такого даже в бреду – пролететь двести метров, размахивая руками и ногами, грянуться всем телом об пики камней, окровавить их, и снова падать по инерции все ниже и ниже, уже бездыханным трупом, теряя с каждым ударом о скалы очередные части своего бывшего тела.

Старик устроился с комфортом. На широком, ровном и абсолютно горизонтальном выступе скалы стоял столик и два кресла, обтянутых белой кожей. Стол был неплохо сервирован: супница, салатница, горки изысканных блюд, украшенных зеленью и цветами, китайский фарфор, золотые бокалы на тонких ножках, пузатая бутыль вина в оплетке из виноградных прутьев. Сам Старик восседал в одном из кресел. Глаза его были устремлены в тарелку, в ней лежала зажаренная целиком небольшая птица, с коей Старик ловко разделывался ножом и вилкой.

– Ах, вот оно что… – Старик поднял голову и задумчиво посмотрел на Краева. – Тебя привязали к моему стулу. Хороший стул. Жалко его терять…

– А меня тебе не жалко терять? – выкрикнул Краев.

– Ладно. Ты сделал выбор. Избавимся от стула, а тебя оставим.

Старик поднял руку, рассек воздух ножом. Николай услышал скрежещущий звук, словно клейкую ленту, которой он был прикреплен к злополучному предмету мебели, перепиливали тупым зазубренным ножом. Лента лопнула, стул отделился от Краева, полетел вниз, кувыркаясь в воздухе, и раскололся в глубине пропасти на белые обломки.

Краев висел в воздухе в прежнем положении и боялся пошевельнуться.

– Что там со стулом? – поинтересовался Старик.

– Ра-ра-разбился, – зубы Краева громко стучали друг об друга. – Слу-слушай, Ста-старик! Спаси меня, а?

– Иди сюда. Здесь есть чем промочить горло. Сегодня моя очередь угощать.

– Ка-как идти?

– Ногами. Нижние конечности у людей, как правило, называют ногами. Вот и используй их, как положено.

Краев осторожно наклонился, перенес центр тяжести вперед, выпрямился и медленно встал. Все было так, как будто он действительно вставал со стула, находящегося на твердой поверхности. Только не было под ним ни стула, ни пола. Краев висел в воздухе.

– Давай, топай ножками, человек, – Старик взмахнул вилкой как дирижерской палочкой. – Перепелки остывают. Ты же не любишь размазывать застывший куриный жир? Сегодня у меня на редкость жирные перепелки.

Николай, несмотря на оцепенение, делал шажок за шажком и вскоре добрался до края уступа. После чего немедленно свалился на четвереньки и с воплями понесся прочь от ужасной пропасти, напоминая природной грацией африканскую обезьяну павиана.

– Я все же настаиваю, чтобы ты сел в кресло, – произнес Старик. – Я даже считаю, что это несколько неприлично с твоей стороны: я рассчитывал на приятную беседу, а ты носишься в четвероногом положении и кричишь подобно ослу.

Краев встал, отряхнул колени. В самом деле, что это он? Ну провалился сквозь дыру в полу, ну повисел над пропастью, ну прошел по воздуху аки по тверди земной. С обычными, нормальными параноиками и не такое бывает. Нет причин для расстройства. Николай наклонился над столом и омыл руки в чаше с розовой водой. Потом сел в кресло, взял накрахмаленную салфетку и положил ее на колени.

– И где же обещанная перепелка? – поинтересовался он.

Птица немедленно возникла на тарелке сама по себе, словно нарисовалась из воздуха.

– Я так и знал! – заявил Краев. – Все это обман. И жареное пернатое, и пропасть со скалой. Ты, обманываешь меня, Старик. Ты создал очередную иллюзию – к тому же банальную и истрепанную.

– Истрепанная иллюзия? – Правая бровь Старика едва приподнялась. – Оригинальное словосочетание. Что ты имеешь в виду?

– Ну все это… – Краев обвел рукой вокруг. – Что-то вроде виртуальной реальности, да? Почему все так стандартно? Эти горы, эта пропасть… Слушай, и почему ты ешь? Почему мы все время жрем, в конце концов? Этот стереотип уже навяз в зубах: я только что был в забегаловке Пети Стороженко, ел там пончики с ананасами и запивал их пивом, и, смею заметить, еще не проголодался с тех пор. И вот снова стол, снова еда, пережаренная перепелка. Терпеть не могу представителей отряда куриных – в живом виде, и тем более в мертвом. Не мог бы ты предложить мне что-нибудь иное? Например, томно извивающихся дев? Я оценил бы это…

– Как забавно устроены люди… – Старик усмехнулся, качнул головой. – Иногда я думаю: зачем я делаю все это? Зачем оказываю услуги людям, если они не в состоянии оценить их?

– Услуги? И какую же ты услугу ты мне оказываешь?

– Все очень просто. – Старик закончил обгладывать птичью косточку, положил ее на край тарелки и аккуратно вытер руку о полу халата, расшитого серебром. – Дело в том, что некий Салем сейчас сканирует твою память – там, в земной реальности. Это сканирование глубокое, в отличие от того, что тебе делали ранее. Более того, такое проникновение в твое сознание может нанести тебе вред. Скажу тебе по секрету, что оборудование Салема существует в единичном экземпляре – только в том городе, в котором ныне пребывает твое бренное тело. В сем городе, под названием Седьмой Временный Карантин, собрана элита электронных мастеров чумников, и в последние годы они изготовили множество уникальных приборов. Смею также заметить, что чумники не торопятся докладывать о своих изобретениях специальным службам вашей страны. Но спецслужбы догадываются об этом. Они боятся, что шаткое равновесие может быть нарушено, и в общем-то, имеют на это веское основание. В последнее время Салем очень испуган. Он знает, что специальные службы могут попытаться устранить лично его, как одного из главных нарушителей порядка. И в этом он тоже прав. Он думает, что ты – убийца, присланный, чтобы убить его. И если он обнаружит, что твоя память за последние пять лет не стерта, как ты это утверждаешь, то не станет с тобой церемониться, не станет разбираться, кто ты такой на самом деле – он просто убьет тебя, пока ты не пришел в сознание. Причем убьет так, что никто не заподозрит в этом насильственных действий. Тебя спишут как очередную жертву чумы.

– Так… – Краев помрачнел. – У меня есть шансы выжить?

– Ты сделал ошибку, когда затеял эту авантюру. Личную ошибку. Но люди – лишь винтики в огромном механизме. Каждый поставлен на определенное место, каждый вращается в определенном ритме, взаимодействует с другими составными элементами машины. Общая картина, кажущаяся на первый взгляд хаотичной, подчинена определенному порядку. Твоя роль очень важна. Если тебя убьют сейчас – раньше, чем положено, машина даст сбой и начнет двигаться в неправильном направлении. Потому я решил вмешаться.

– Спасибо, Старик! – произнес Краев с трогательной слезой в голосе. – Я ценю твою заботу. Особенно славно звучит то, что меня не убьют раньше, чем положено. А когда меня положено убить? И кто меня убьет? Ты не в курсе, случайно?

– Извини, не знаю. Обычно я не вмешиваюсь в дела людей, только общаюсь с теми из них, кто чем-то заинтересовал меня. Но сейчас я решил вмешаться: в течение того времени, пока мы беседуем, Салем будет находить в твоей памяти только пустоту. Надеюсь, это убедит его.

– Кто ты – ангел? Сам бог? Или, может быть, один из богов? Когда-то их много обитало на Земле…

– Боги никогда не обитали на Земле, – устало пробурчал Старик. – У богов своя обитель… Кто я? Никто. Один из Старых. Последний из Старых, который никак не может умереть. Что мне остается делать? Только наблюдать за людьми, и иногда пытаться помочь им. Хотя это не приводит ни к чему хорошему.

– Слушай, Старик… Твоя картина там, в доме… Этот корабль. Он производит потрясающее впечатление. Что ты хотел сказать этим?