Сверхдержава

– А ты что сам думаешь по этому поводу?

– Это путь, по которому нужно идти, и по которому мы не идем.

– Не совсем так. – Старик мягко улыбнулся. – Это просто инь , переходящий в ян . В моей собственной интерпретации – без Великого Предела. Я часто рисую инь и ян на своих картинах. Когда-то мы спорили с Чжоу Дуньи [5] об инь и ян . Я утверждал, что между ними не существует границы, есть только плавный переход – состояние, которое является и тем и другим, причем это состояние и есть жизнь. А чистый ян так же мертв, как и чистый инь . Чжоу смеялся надо мной. Он говорил, что как движение, так и покой могут доходить до предела. Говорил, что мудрость древних мне недоступна. Но что он мог знать о древних? Он был просто мальчишкой…

5

Чжоу Дуньи – один из основоположников философского течения неоконфуцианства (Китай, XI век н.э.)

– Ты так стар?

– Гораздо старее, чем ты можешь себе представить. Память моя вмещает тысячелетия, но и она не бесконечна. Мое прошлое скрылось в бездне забвения. Иногда хочется заглянуть в бездну, но от этого так кружится голова…

– Наверное, ты знаешь ответы на многие вопросы, Старик? Что происходит здесь, в нашей стране? Объясни мне!

– Это болезнь. Новая болезнь человечества. Последняя ее болезнь…

– И что? Мы все погибнем?

– Все люди когда-нибудь умрут, – веско сказал Старик. – Не умирают только бессмертные. Но, поверь мне, бессмертие – болезнь похуже смерти. Болезнь, от которой не избавляет даже смерть.

– Я хочу, чтобы ты объяснил мне все, – заявил Краев. – Всю эту белибердень, которая происходит на моих глазах. Ты объяснишь мне все, и я все пойму, и, может быть, решу, что мне нужно делать…

– Ты хочешь заменить свою жизнь суррогатом?

– В каком смысле?

– Познание – смысл твоей жизни. Ты пытаешься познать мир – рискуешь собой, совершаешь поступки, которые кажутся нелепыми, но упорно идешь своей собственной дорогой – шаг за шагом. Сейчас ты предлагаешь мне украсть отрезок твоего жизненного пути – просишь, чтобы я рассказал то, что тебе предстоит познать самому. Я не буду этого делать. Проживай свою жизнь сам, и не позволяй никому делать это за тебя.

– Нет, почему же? – Краев еще пытался сопротивляться. – Я только хочу получить от тебя некую информацию…

– Информация – не познание. Познание – это нечто большее. Иди, человек, иди… Ты слишком задержался здесь…

– Подожди! – выкрикнул Краев.

Поздно… Старик медленно исчезал, растворялся в воздухе вместе со столом, недоеденной перепелкой, горами и пропастью – как изображение на экране, занимающем весь мир. Потом что-то щелкнуло и изображение исчезло совсем. Краев остался в полной темноте.

ГЛАВА 4 СВОБОДНАЯ ИМПРОВИЗАЦИЯ

Николай Краев лежал на широкой прямоугольной кровати в комнате с синими стенами. Над ним наклонился человек по имени Салем. Правой рукой Салем чесал в макушке, выбритой наголо. Салем был очень озадачен.

– Лиза, как ты думаешь, он не того?.. – произнес он.

– Вполне вероятно. – Девушка Лиза тоже склонилась над Краевым – дышащим ровно, но не подающим ни малейших признаков разумной деятельности. – Ты перестарался, Салем. Говорила же тебе – сделай поменьше амплитуду, не с компьютером работаешь, а с человеком! Ты допрыгался, экспериментатор хренов! Агрегат тебе башку оторвет.

– Ничего мне Агрегат не сделает, – огрызнулся Салем. – Я не собирался убивать этого джанга, он мне даже понравился, между прочим. Я только хотел убедиться, что он не опасен.

– Ага, понравился он тебе… – Лиза сморщила физиономию и стала похожа на обезьянку. – Да ты обгадился от страха, когда узнал, что к нам пожаловал метаморф из "четверки". Все, можешь считать, что обезопасился достаточно. Ты все мозги ему выжег!

– Эй, очухивайся! – Салем начал хлестать Краева по щекам. – Эй ты, слышишь? Не отъезжай, брат! Ты нам нужен!

Голова Краева моталась туда-сюда под звонкими пощечинами полминуты, а потом глаза его широко распахнулись и уставились на Салема вполне осмысленным взглядом. Ничего хорошего этот взгляд не выражал.

– Как ты, брат? – в голосе Салема прозвучало облегчение.

– Херово, – шепеляво сообщил Краев. – Давай я настучу тебе по морде, Салем. Тогда ты поймешь, что чувствует человек, когда его лупят по физиономии.

– Ладно, извини! – Салем широко улыбнулся. – Я-то уж думал, ты того… концы отдал.

– Отдашь тут с вами концы… – Краев медленно занял сидячее положение, полез пальцем в рот. – Черт… Ладно, хоть зубы не сломал, реаниматор хренов… Ну давай, рассказывай.

– Что рассказывать?

– Что ты про меня узнал?

– Да так, ничего интересного… Пусто у тебя в башке, брат. Ты хоть что-то вообще помнишь?

– Мне стерли память за последние восемь лет…

– Эту байку я уже слышал, – перебил его Салем. – А что перед этим было, помнишь?

– Мало чего.

– Излагай что есть.

– Ладно, изложу, – согласился Краев. – Расскажу тебе все как на духу, братишка. Я помню себя в двухтысячном году – тогда, когда началась гребаная Большая Смута. Тогда меня тоже задержали на улице – как и тебя. Привезли меня в какое-то военное учреждение, а дальше ничего не помню. Очухался я только неделю назад – в Москве, прямо на улице. И обнаружил, что нахожусь в другом времени, в стране, которая совершенно не похожа на Россию. Я оказался в фантастической сказке. Люди вокруг странные, манера их поведения – дебильная, порядки – просто неописуемые. Пропустить стаканчик пива – и то негде. Целый день я шарахался по Москве, подыхал от голода и жажды, а вечером меня загребли менты. У меня попросили документы, я показал им пластиковую карточку, которая валялась в моем кармане. Меня привезли в какое-то учреждение – то ли тюрьму, то ли больницу, и объяснили просто и ненавязчиво, что восемь лет моей жизни вылетело в трубу. Сообщили, что я неиммунный из четвертого Врекара и теперь перевожусь в седьмой Врекар. Абракадабра, бессмысленный набор слов. Я умолял рассказать еще хоть что-то, но меня и слушать не стали – пихнули в машину и отправили сюда.

– И все-таки ты знаешь достаточно – и о чумниках, и о баранах, и о Врекарах. Откуда? Позволь полюбопытствовать.

– Добыл информацию методом тыка от первых двух чумников, которых встретил в рейсе. Вася и Савелий – знаешь таких?

– Знаю. Савелий сказал, что ты задавал вопросы, странные для чумника.

– А какие еще вопросы я мог задавать? Я беспомощен в вашем мире как только что родившийся младенец. "Правильные" не жестоки, но холодны, как рыбы. Вы, чумники, насколько я вижу, – живые, чувствующие люди, но держите меня под прицелом. И что мне теперь делать? Неужели в этой стране нет людей, которые могли бы отнестись ко мне по-человечески? Я хочу знать, кто я такой…

Краев опустил голову, закрыл лицо руками. Изобразил, что ему очень плохо.

"Неплохая импровизация. Главное – верить в то, что говоришь, жить этим. Тем более, что жить пустотой не так уж и трудно".

– Скажи ему, Салем, – произнес голосок Лизы. – Он должен знать.

– У тебя паранойя, брат, – Салем опустил руку на плечо Краева. – Ты знаешь это?

– Сообщили уже в эпидцентре. Там проверяли мои мозги.

– Ты знаешь, что это значит?

– Знаю. Я – псих.

– Не только это. Не только.