Свет проклятых звёзд

— Клянусь вечно преследовать огнём и мечом, своим гневом любого, будь то Вала, Майя, эльф или иное творение Эру, что уже живёт или родится позже, великое или малое, доброе или злое, кое завладеет или попытается завладеть Сильмарилем, будет хранить у себя или станет препятствовать отвоевать святыню рода Феанаро Куруфинвэ! Да падёт на меня вечная тьма, если отступлюсь от своего Слова! Клянусь! Клянусь! Клянусь!

— Клянусь! Клянусь! Клянусь! — эхом громового раската отозвались сыновья, и глава Первого Дома Нолдор опустил клинок. Теперь никто не посмеет усомниться в его решимости.

И никто более не посмеет швырнуть эльфов во тьму, потому что побоится даже пытаться присвоить Сильмарили.

Семейная ценность

Её не замечали.

Во тьме, озарённой пламенем, абсолютно все светловолосые эльфы казались рыжими, и главная гордость и повод для похвальбы — прекрасные волосы цвета меди теперь ничем не выделялись на фоне остальных. Это было катастрофой гораздо более страшной, нежели угасание Древ: все разумные аманэльдар ведь понимали — темнота наступила ненадолго. Валинор — земля Айнур, Владык и Творцов самой Арды! Неужели они не вернут к жизни Телперион и Лаурелин? Этого просто не может быть.

Да, поначалу многие испугались, даже отчаялись, но разве можно по-настоящему и долго испытывать страх, находясь бок о бок с Валар? Случившееся в Форменоссэ, конечно, ужасно, однако очевидно — это кара от самого Рока за дерзость в адрес Айнур. Эрухини всем обязаны Творцам, и нельзя проявлять непочтение к благодетелям. К тому же, Валар сами верили, что Мелькор исправился, поэтому винить их в неподготовленности к предательству — жестоко и несправедливо.

Ах, да, так думают только разумные аманэльдар. Увы, Феанаро Куруфинвэ к ним не относился никогда.

Слушая вполуха произносимую мужем речь, чувствуя протест против каждого слова, однако видя, что сыновья с отцом единодушны, Нерданель ощутила возрастающую обиду. Это чувство ещё не выбрало мишень, но жить уже мешало.

А ещё в сердце зарождалось странное понимание, что пути её и Феанаро всё дальше расходятся. Сначала он сбежал создавать Сильмарили, потом ушла она, устав от безумств супруга, контролировать которые более не представлялось возможным, а Пламенный Дух не позвал назад… Но, несмотря на это, живя у родителей, Нерданель надеялась однажды вернуться, когда Феанаро изменится и снова станет послушнее. Он же любит её — не может не любить! Нерданель не сомневалась — значит, должен учитывать мнение. Однако пути снова разошлись, на этот раз ещё дальше: изгнание проложило между бывшими супругами путь во много миль, пересечённый глубокими оврагами непонимания, злости, обиды и гордости. Сыновьям и вовсе стало не до матери. Нельо писал хоть и часто, но слишком сухо и формально, Куруфинвэ-младший заезжал с сыном по пути к Вала Ауле, только каждый раз ненадолго, письма близняшек были тёплыми и заставляли прослезиться, но приходили слишком редко.

А теперь семью разделит море. И это точно надолго. Нерданель снова ощутила обиду. Почему её вечно все бросают?! Даже этот влюбленный дурак Аклариквет куда-то опять исчез!

Радовало одно: Феанаро поклялся вернуться, победив Моргота, и эльфийка верила, что убедит мужа остаться в Валиноре. Как можно спорить с красивой чувственной эльфийкой? Поцелуи и ласки убедят кого угодно и в чём угодно! Особенно, любящего мужа после долгой тяжёлой разлуки с самой лучшей супругой в Арде! Феанаро ведь знает, как сильно завидуют главе Первого Дома Нолдор все мужчины Амана, а его друг Менелдил и вовсе не может скрыть восхищения каждый раз при встрече. Как бы этот чудак ни пытался выглядеть строгим, Нерданель чувствовала истинное отношение к себе. Всегда безошибочно. И всегда была довольна таким приятным знанием.

А сейчас… Сейчас мужчинам не до женской красоты, и виной тому даже не павшая на Валинор тьма из-за злодейства одного из Валар и беспечности других. Нет. Всё дело в речах Феанаро. Оскорбить того, кто не сделал ему ничего дурного Пламенный Дух, увы, любил всегда, а теперь его слушала восторженная толпа, так почему бы не вспомнить и не рассказать всем, какие Владыки никудышные? Сам-то Куруфинвэ лучше знает, как править Нолдор, да и всей Ардой, видимо, тоже. А семья… Семья нужна лишь в виде армии. Правду говорили во Втором Доме. Жаль. Очень жаль.

Нерданель вдруг поняла, что не помнит, куда положила брошь Тьелпе, и от этого стало невыносимо стыдно. Это ведь символ единства Первого Дома! Разве можно так легкомысленно относиться к столь ценной вещи? Нет, не вещи — реликвии.

«Пока Феанаро не вернётся ко мне, я её не сниму! — решила для себя эльфийка. — Главное — найти. Куда я могла её положить? Ах, да, в шкатулку из мориона, прямоугольную, без украшений. На ней лишь по краям выгравированы цветы, но они не раскрашены, поэтому вещица выглядит слишком уныло. Зачем я вообще туда бросила подарок внука? В любом случае, теперь брошь всегда будет при мне, до тех самых пор, когда наша семья вновь не станет единой».

О верности слову

— Что?! — Нолофинвэ, едва не упав с лошади сам и не уронив дочку Турукано, ощутил просыпающийся в груди вулкан. — Я что… Должен теперь идти за ним?! Да он же сумасшедший! Я не позволю безумцу губить мой народ! Я останусь здесь, в моем дворце! Даже если остальные уйдут на верную смерть, следуя за этим безмозглым слепцом!

Его речь неожиданно оборвалась, потому что Нолофинвэ вдруг обнаружил себя в окружении эльфов в цветах своего дома, которые, однако, были настроены против него.

— Уверен, — звучно произнёс стражник, снимая шлем и кланяясь в седле, — мы ослышались, братья, и наш король вовсе не собирался нарушать слово, данное народу Амана.

Золотые волосы Глорфиндела казались красными в свете факелов.

— Но путь, избранный Феанаро, — это путь войны! — вступился за отца Турукано. — Я ценю жизнь выше любых слов!

Глорфиндел с изумлением, переходящим в уважение и почтение, посмотрел на принца. Прекрасное лицо озарила улыбка.

— Мой господин, — обратился он уже к Турукано, — ты лучший из всех, кого я знаю. Однако, как бы не относился к мятежнику и безумцу Феанаро, я вынужден признать — он прав. Когда самопровозглашенный король ворвался во дворец, я хотел убить его, лишь Эктелион удержал меня. Но теперь, мой господин Турукано, я вижу — Куруфинвэ поведёт нас к свободе и дойдёт в своём намерении до конца. А что может быть важнее верности слову?

Нолофинвэ понимал — это плевок в его сторону, но сейчас ничего не мог сделать.

«Где Аклариквет?!» — мысленно злился король, всё больше сомневаясь в своём статусе.

— Нолдор Валинора! Мои братья! — кричал, воздев факел, Финдекано, скача на лошади среди шарахающейся от него толпы. — От имени моего короля-отца я, его старший сын, поведу вас по дороге великих подвигов! Мы последуем за Феанаро Куруфинвэ и будем купаться в лучах славы! Ведь так? Скажи, отец!

— Да, — пришлось согласиться Нолофинвэ, судорожно соображая, как снова перехватить инициативу, однако ничего не удавалось придумать.

Ни-че-го…

И всё больше интересовал вопрос: почему бездействуют Валар?

На север!

Утонув во тьме, цветы на кустах закрылись, и бутоны печально склонились к земле. Деревья возвышались над головами, качаясь на фоне звёздного неба, дорога казалась серебристой.

Лес становился однообразнее, ветвей на стволах — меньше, пышными остались лишь высокие кроны.

Девять всадников летели сквозь ночь, направляясь на север Валинора.

— Сбавим скорость! — крикнул Нельяфинвэ, скакавший впереди. — Здесь могут валяться деревья.