Свет проклятых звёзд
Шрифт:
Гвиндор часто задышал. Юный лорд чувствовал — Куруфинвион врёт, однако даже представить не мог масштабов лжи, поэтому уверился, что хотя бы половина сказанного правда, а этому уже можно было позавидовать. Великая слава, воспетая в летописях! А что сказано в книгах про сына лорда Гуилина? Только то, что родился? Вот это действительно заслуга! Почётно! Очень почётно. М-да.
Видя, что гость Нарготронда не выглядит отважным бойцом, хотя бы как тот же ненавистный Эрьярон, но при этом смог проявить такую доблесть в сражениях, Гвиндор решил, что сам однажды обязательно прославится на поле боя.
Если уж
— Не хочу говорить о войне, — дорисовав звезду, вздохнул Тьелпе и полез выше. — Мне и без неё есть, о чём подумать. Ты же знаешь, зачем мы украшаем этот потолок?
— Ещё бы не знать, — младший сын Гуилина продолжил раскрашивать сине-фиолетовые очертания облаков, — ты хочешь жениться, и здесь будет празднование.
— Только есть одна проблема: я считаю неправильным устраивать торжества в отсутствие короля, у которого гощу, но сколько ещё времени Финдарато собирается провести в Дортонионе, никому не известно.
— Было прислано письмо, на совете зачитывали, — обрадовался своей важности Гвиндор. — Я не имею права разглашать содержание послания короля, однако некоторые детали не являются секретом. В частности, государь вёл речь о том, что ни в Нарготронде, ни на Тол-Сирионе Фирьяр не будет, и это вовсе не из-за непростых отношений между Старшими и Младшими, проблема не в том, что пока эльфийский король собирает армию и договаривается с вождями-собратьями, у Фирьяр успевают смениться несколько поколений, и даже если предок что-то пообещал, это вовсе не значит, что его потомки о договоре знают. Да, речь о племени на границе Таргелиона и Оссирианда, которое не помнит, что считалось вассальным для Хитлума и абсолютно уверено в своей вечной изначальной независимости. А завоевать их расположение Хитлуму пока нет возможности.
— Странный народ, — задумчиво сказал Тьелпе, поправляя контур сияющего облака.
— В Нарготронде смертным не место, — с важным видом продолжал юный лорд, — потому что здесь нет лучей Ариэн, а при отсутствии света и без того слабые здоровьем Младшие совсем сникают. Что касается Тол-Сириона, то там причина иная: остров слишком мал для стремительно размножающихся Детей Эру.
Сын Куруфинвэ-младшего равнодушно пожал плечами — пожалуй, особенности восприимчивости смертных к темноте и свету его волновали сейчас меньше всего.
— Учитывая, что обучение Младших — дело непростое, — видимо, вспомнил, с чего начался разговор, Гвиндор, — владыка Финдарато Инголдо ещё долго не планирует возвращаться в Нарготронд.
— Я бы хотел позвать на свадьбу отца, — задумчиво произнёс Тьелпе, — однако в отсутствие короля границы закрыты.
— Даже для Куруфинвэ Феанариона?
Аманэльда задумался.
Да, конечно, можно было бы думать, как… как тот, кто считает, что у королей одни законы и принципы, а у остальных — другие. Как Вала! Как тот, кого больше не зовут Вала!
Нет. Никогда.
— Куруфинвэ Феанарион не попадает под понятие «все»? — язвительно поинтересовался Тьелпе. — Для кого-то, возможно, это и так, но я считаю подобное нечестным.
— Значит, — глаза юного лорда загорелись: эльф придумал нечто такое, что позволило ему праздновать победу, — твой отец в твоих глазах — ровня смертным дикарям. Кстати, почему мы рисуем восьмиконечные звёзды?
Куруфинвион долго боролся с желанием скинуть
наглеца вниз. Хотелось высказать очень многое и про символы рода, и про уважение, и про честность, однако Нолдо представил, как далеко может зайти спор и просто равнодушно ответил:— Звёзды с восемью лучами самые красивые.
О наследстве
Стая волков напала неожиданно. То были обычные звери, не твари Моргота с ядовитыми клыками, однако от этого хищники не становились безопасными для людей.
Конечно, нужно было изначально действовать, как говорил Халиндвэ, однако охотники Беора решили, что и без эльфа разберутся.
Отчаянный крик о помощи разлетелся по лесу, вождь с сыновьями и друзьями бросились на помощь собратьям, схватив факелы и приготовив луки и копья.
— Запасёмся шкурами! — кричал Беор, продираясь сквозь бурелом вслед за рванувшими вперёд собаками. — Псов от пуза накормим!
Люди бодро закричали в ответ, заглушив доносившийся издали отчаянный вопль. Всего один, хотя поначалу звали три голоса.
Деревья, кусты, мох, топкая земля, и снова кусты. Куда ж эти дураки сунулись? Во мраке вечера лес показался практически непроходимым. Спереди долетел лай, визг, рык, а последний человеческий голос стих.
Сыновья Беора, не показывая этого отцу, но, разумеется, соревнуясь друг с другом в храбрости, рванули вперёд, факелы заплясали в сгущавшейся тьме.
Раздалась ругань, хохот, победный клич, и Беор, выйдя на небольшую поляну у оврага, увидел гордых собой Барана и Белена, застреливших трёх волков, и, радуясь за своих уже взрослых мальчиков, не сразу обратил внимание на растерзанного пса, мёртвого собрата, рядом с которым лежал ещё один охотник в разодранной окровавленной одежде, вроде бы пока живой или уже нет, а с дерева начал осторожно спускаться третий неудачливый добытчик.
— Спасибо, вождь! — заговорил единственный уцелевший, с ужасом смотря вниз. По глазам мужчины было ясно — он сам не понимает, как сюда забрался, и каким образом теперь спустится. — Если бы не ты и твои сыны, не жить бы нам, остолопам!
Боясь признаться, что не может слезть, охотник дрожащими руками обхватил ствол, попытался опереться ногой на ветку, но оступился и полетел вниз.
— Баран! Белен! — Беор бросился к собрату. — Ребята! Идём в лагерь! Я потащу Брена на себе, а вы следите, чтоб волки снова не напали! Мёртвых осторожно волоките!
Упавший плашмя охотник, выпучив глаза, судорожно хватал ртом воздух и не мог сказать ни слова. Взвалив на себя собрата, которого начала бить лихорадка, вождь вдруг понял, что уже не так силён, как раньше, однако не признавать же этого! Чувствуя, как тяжело дышать, и колет в боку, Беор осторожно, шаг за шагом пошёл к бурелому, который наскоро расчищал его Белен с друзьями.
До лагеря было ещё ощутимо далеко. И почему-то казалось, что ближе не становится, сколько ни иди.
***
— Да как же так вышло-то?! — причитала одна из вдов, бросаясь на тело мужа. — Как же так?! Здоровый ведь уходил! Кормилец наш! Как мы теперь жить-то будем?!
Две другие женщины молча заплакали, одной стало нехорошо.
— Не донёс живым, — мрачно вздохнул Беор, обняв жену, и та почувствовала, как сильно и неровно бьётся его сердце. — Горе какое… Пойду прилягу, устал я что-то.