Свет проклятых звёзд

— Нет, — твёрдо сказал старший из выживших сыновей. — Войско Дориата — это наша надежда на помощь в беде, численность армии короля Тингола нельзя уменьшать. Да, Дориат никогда не шёл нам на выручку, но и мы никогда не уплывали далеко. Последний шанс, даже невероятный, должен оставаться.

Кирдан кивнул.

— Эронел, — обратился он к юному эльфу, сидевшему за записями, — берись за послание к королю. Мы, как и положено преданным вассалам, сообщаем сюзерену, что захватчик северо-запада Белерианда, напавший на брата владыки Элу и устроивший резню в его городе, вздумал бросить армию в бой против Моргота, но жалеет своих воинов, поэтому собирает соседских. После победы над Морготом братоубийца Финголфин собирается затребовать власть над всем Эндорэ по праву освободителя. И пусть король Элу Тингол сам решает, как поступить.

— Но решили за него мы, — обрадовался юный Эронел.

— Нет, — осадил правнука Кирдан. — Последнее слово всё равно останется за королевой Мелиан.

Примечание к части Песни: Медея «Вестник всех бед»

«Плач Персефоны» из рок-оперы «Орфей»

Он этого не сделает

Ветер влетел в распахнутое окно и бросился бешеным вихрем в раскрывшуюся дверь.

— Айя, — коротко поздоровался с Маэдросом и его оруженосцем Финдекано, оказавшийся на пути шквала. — Я спешил, однако не всё в Арде подвластно мне, даже мои собственные планы. Есть разговор, Нельо.

Феаноринг кивнул, и Хеправион вышел, заперев за собой дверь.

Ветер тут же стих.

В осадном лагере на Ард-Гален давно ждали воинов верховного нолдорана, которых прислали бы для выяснения причин, по которым лорд Маэдрос посмел не просто ослушаться приказа своего короля, но и настроить других правителей против наступления на Дор-Даэделот. Это ведь был бы поворотный момент в войне! Моргот был бы окончательно разбит! Сейчас или никогда! Потом может быть поздно! Как можно не верить мудрости Финвэ Нолофинвэ?! Это неслыханно!

Садясь за стол, Финдекано сразу отказался от вина и остановил взгляд на том, как кузен что-то писал, закрепив перо между подвижными пальцами протеза.

— Это не завещание, — серьёзно произнёс Маэдрос, проследив направление движения глаз брата, — хотя, видимо, стоило бы подумать об этом.

— Смешно, — старший сын Нолофинвэ скривился.

— Твой отец обязан казнить меня, если хочет остаться королём не только на словах.

— Он этого не сделает! — Финдекано сжал кулаки.

Маэдрос покачал головой.

— Когда я получил от отца приказ собирать армию под знамёна верховного нолдорана, — принц сверкнул глазами, — то сразу отправил известие в осадный лагерь, а дождавшись от тебя ответа, поехал в Хитлум. Я решил, что должен сам лично поговорить с отцом, потому что ни один рукописный текст не передаст эмоций. В полной мере. Понимаешь, мне стало обидно за моих… За наших воинов, которые годами сторожат эти ненавистные Железные Горы в метель, мороз, ливни, жару! За погибших разведчиков, за Линдиро, в конце концов! И, знаешь, за себя тоже. Этот приказ… — Финдекано вздохнул, скользнул взглядом по комнате. — Это как пощёчина для меня. Отец всегда принижал мои заслуги и умения, вечно каждый мой поступок оборачивал какой-то мерзостью. Я поначалу злился, но потом, казалось, привык, перестал принимать близко к сердцу, но сейчас… Прочитав письмо, я словно наяву опять увидел эту проклятую Славную Битву со всеми захваченными селениями, Митриэль, какой мы её нашли, потом этого ненавистного червя… Получается, что всё это время мы, а особенно я — никчёмный трус, никудышный воин и бездарный полководец — занимались ерундой, а надо было просто взять и пойти в бой!

Маэдрос указал стальной рукой, державшей перо, на открытую бутыль с вином, однако принц снова отмахнулся.

— Я напомнил отцу, что мы с ним договаривались не лезть в дела друг друга, — продолжил с жаром Финдекано, — но меня, разумеется, не услышали!

***

— Ты снова не одобряешь мои действия? — спросил верховный нолдоран старшего сына, когда тот устал высказываться. — Когда же это случилось? Когда жажда власти снова захватила твоё сердце? Когда ты позволил стремлению к короне разъесть твой разум, словно ржавчине — железо?

***

— Ты понимаешь, что отец сравнил мой разум с любимым металлом Моргота?! — Финдекано вскипел.

Маэдрос поднял глаза на кузена, продолжая что-то записывать. Перо двигалось не так быстро и плавно, как в живой левой руке, однако не царапало бумагу, и тенгвы получались ровными.

— Я сказал отцу, что готов помогать и поддерживать его, защищать и решать дела на границе, — продолжил сын верховного нолдорана, — но командуешь осадой ты, и если ты не считаешь правильным бросаться в бой, значит, тому есть веские основания! Конечно, Хитлум может, не подготовившись, кинуться в атаку на Дор-Даэделот, признав ошибочной тактику всей предшествовавшей войны, но тогда со слишком большой вероятностью нас ждёт разгром.

— Знаешь, Финьо, — старший Феанарион вынул перо из стальных пальцев и бросил в чернильницу, — что услышал твой отец среди всех сказанных слов?

— Что я хочу его корону, потому что мой мозг сделан из морготового железа?

— Нет. Что, несмотря на то, кто носит корону, правлю народом Нолдор я. Мой отец казнил принца Вольвиона просто за факт его существования, за то, что он был на одном из кораблей, когда Тэлери подняли мятеж. А Тэльво, оказавшийся невольным сообщником, потерял статус принца. Понимаешь, к чему я?

— Я сказал: мой отец этого не сделает.

— Скоро узнаем, — Маэдрос отвернулся к окну, неживой взгляд оказался прикован к чёрной скале, — возможно, Нолофинвэ понимает, что моя смерть ничего не даст. К тому же, меня такая перспектива пугает гораздо меньше, нежели возможность броситься в безнадёжный бой и снова оказаться единственным выжившим из всего войска, висящим за руку на Тангородриме, или запертым в темнице, где меня будет истязать любой желающий из морготового войска. Или он сам. Понимаешь, да, что твоему отцу не запугать меня? Он это тоже понимает. Более того, я знаю, что он не сможет даже попытаться действовать, как Моргот. Когда…

Речь химрингского лорда оборвалась на полуслове, губы дрогнули.

— Когда твой отец, Финьо, — с трудом заговорил старший Феанарион, — говорил мне, едва живому после пыток Моргота, что я должен отдать ему корону нолдорана, иначе Второй Дом получит полную свободу мстить Первому, и прольётся кровь, мне стало плохо. Я был уверен, что Нолофинвэ скажет, что не станет звать лекарей или давать мне снадобья, пока я не соглашусь на его условия, однако…

Тяжело вздохнув, Маэдрос на миг оторвался от созерцания скалы и посмотрел кузену в глаза:

— Твой отец позвал лекарей и дождался, когда мне станет лучше, чтобы продолжить уговаривать. Тогда я не оценил его поступок, но сейчас, действуя против королевского приказа, снова и снова вспоминаю тот эпизод. Однако мне немного жаль, что Нолофинвэ меня, скорее всего, не казнит. Порой жизнь кажется невыносимой, но когда смерть становится реальной, откуда-то берутся мысли, что Туивьель будет больно, если я погибну, что некому командовать в осадном лагере, что Химринг без меня не выстоит… Мать почувствует, дочь тоже. Интересно, это действительно разумные рассуждения, или я просто судорожно хватаюсь за жизнь?