Свет проклятых звёзд

Пальцы Айканаро пробежали по телу, каким-то непостижимым образом не щекоча, но возбуждая и заставляя изнемогать от желания. Движения бёдер ускорились, Андрет напряглась, задержав дыхание, и как только достигла пика наслаждения, эльф остановился и вдруг очень ласково поцеловал любовницу в кончик носа. Это было столь неожиданно мило, что девушка не поняла, как ответить на такое проявление нежности.

Осторожно выскользнув из тела Андрет, Айканаро поднялся с ложа ловким завораживающим движением и налил в два бокала вино.

— Не одевался, пожалуйста, — вдруг озвучила свои желания девушка, — я хочу полюбоваться.

Как ни странно, лорд не засмеялся и остался обнажённым.

— Тогда ты тоже, — улыбнулся он. — У тебя очень милые родинки. Я сосчитал их все и могу сделать это снова.

Андрет, искренне смутившись, рассмеялась. Никогда ещё не чувствуя себя настолько счастливой, девушка схватилась за вино и угощение, время от времени вспоминая, что сидеть надо в красивой позе. После третьего съеденного пирожного в форме орешка, юная соблазнительница, наконец, вспомнила, как вести себя с мужчиной, захихикала и, ловко подпрыгнув со скамьи, села Айканаро на колени и поднесла к его губам крошечное угощение из мёда и семечек.

— Похоже, сегодня мы не поговорим о делах, — улыбнулся лорд, касаясь пальцев любовницы поцелуем, игнорируя сладость.

— Это слишком грустно, — очень мило сдвинула брови Андрет, — я хочу всё забыть. Я была дома, и видела умирающего брата, плачущую маму, а ещё я видела озлобленных Фирьяр, которые желали смерти моей семье. У меня есть защитник, но чтобы пользоваться его силой, я должна делить с ним постель, но я больше не хочу! Не могу, понимаешь?

— О чём ты хотела говорить? — спросил Айканаро, начав считать родинки на шее девушки, касаясь их губами.

Понимание, что заготовленные речи уже нет желания произносить, заставило вздрогнуть. Андрет представила, как просит защитить её семью, жестоко наказать бунтовщиков — пусть впредь неповадно будет! Возможно, её просьба была бы исполнена, но что дальше? Жить среди ненавидящих её подданных? Это очень страшно! А если всё оставить, как есть, бунт неизбежен снова: дед не уступит главенство, а значит…

— Давай сбежим отсюда, — дрожащим голосом прошептала внучка вождя. — Нам ведь хорошо вдвоём! Мы сможем поселиться где-нибудь далеко на юге, где нас никто не знает, где нас не найдут!

Айканаро замер, его губы остались прижатыми к родинке на плече Андрет. Рука скользнула к груди, слегка надавила, палец тронул сосок. Прервав поцелуй, эльф поднял голову и посмотрел в глаза любовницы.

Сине-звёздный взгляд выразил сомнение. Сомнение! Не насмешку или отказ!

Едва не взвизгнув от радости, Андрет бросилась обнимать возлюбленного.

— Прошу! Пожалуйста! Давай сбежим! Проживём вместе счастливую жизнь без всех этих войн и пожаров! Без вечной делёжки главенства, без лишних людей в нашей жизни! Только вдвоём!

Айканаро задумался.

— Я не могу просто сбежать, — взял он любовницу за щёки, умиляясь ямочкам, — это ты вольна делать, что вздумается, а я — нет.

— Но ты ведь правитель! Сделал любую глупость — а тебя всё равно воспевают мудрецом!

Ответом был искренний смех, который Андрет могла бы слушать бесконечно.

— А ведь ты права, — сияющие глаза посмотрели с нежностью. — Только я не из таких правителей.

Андрет поёрзала на коленях эльфа, рассчитывая затуманить его разум страстью. Айканаро всё понял — это было видно по взгляду, однако отказывать себе в удовольствии лорд не собирался. Губы снова принялись считать тёмные точки на теле девушки, и Андрет с томным выдохом запрокинула голову.

— Тогда, — прошептала соблазнительница, — я просто не пойду домой. Останусь у тебя. И пусть эта ночь будет прекрасной!

Папа!

Весь путь до Барад Эйтель Белемир пытался возродить воспоминания детства, когда вместе с дядей ехал в Дортонион. Порой казалось, будто узнавались повороты дороги или водоёмы, но это могла быть просто игра воображения. С другой стороны, деревья с тех пор выросли, либо засохли или оказались срублены, появились новые кустарники, ямы, оттого и не возникало в голове ясных воспоминаний. К тому же Белемир понимал — встреть он сейчас дядю Баранора, не узнал бы и его.

Только, увы, дяди Баранора, видимо, давно нет в живых.

С волнением размышляя о доме, книжник успокаивал себя тем, что уже много лет ни с кем сильно не ссорился, а значит, мстить его семье соплеменникам не за что.

Думать о матери было страшно. Белемир вспоминал знакомых сумасшедших, пытался убедить себя, что большинство из них ничуть не вреднее или опаснее, нежели родственники-пьяницы, однако получалось плохо. Одно дело — кто-то где-то, и другое — собственная мать. Как с ней себя вести?

Дорога повернула в горы, лошади пошли медленнее, и это злило, но и успокаивало одновременно: сын Бельдир осознал, что отчаянно хватается за последние мгновения без тяжкой ноши, отказ от которой, однако, книжник бы себе никогда не простил.

Поняв, что уже давно сидит с открытым томиком стихов разных эльфийских поэтов, смотря сквозь страницы, Белемир убрал книгу в сумку и тяжело вздохнул: извозчик сказал, ехать осталось совсем недолго.

Почему-то закралась мысль, что, может быть, путь проделан зря, и матери уже нет в живых. Решив не думать об этом, чтобы не возникало лишних рассуждений, историк достал подшивку листов и начал писать свои опасения, чтобы потом сверить их с действительностью.

И пусть всё окажется не так ужасно!

***

Погода была замечательная. После затянувшихся дождей, наконец, выглянуло солнце, и на небе засияли радуги, словно крепость Барад Эйтель особо приветствовала гостей.

Врата твердыни были заперты, и стражники в фиолетовых плащах с гербом-стрелой сказали ждать позволения ступить на территорию Истока.

— Сюда без вопросов пускают только военных, — махнул короткой мощной рукой торговец-гном, стоявший перед длинной вереницей телег. — Остальных проверяют.

Белемир с любопытством присмотрелся к соседям по стоянке. Наугрим редко появлялись в дортонионском Фиримаре, торгуя в основном в эльфийских городах, поэтому книжник практически не встречался с Детьми Ауле. Теперь же предоставился шанс поболтать, удивляясь непривычной манере речи и акценту гостей из подгорных королевств.

— Я думал о многом, я думал о разном, смоля своей трубкой во мгле, — пел пьяный бородатый торговец, подыгрывая себе на эльфийской лютне. Видимо, поэтому музыка и получалась красивой, несмотря на состояние исполнителя. — Я ехал в тележке по самой прекрасной, по самой прекрасной земле.