Свет в окне
Шрифт:
Парень в охапку схватил конспекты и тубус и ринулся по проходу.
– Спать надо ночью!
– наставительным басом пожурил водитель, но дверь снова открыл, выпуская студента на свободу.
– Эх, молодежь.
– Раздался чей-то укоряющий возглас.
– Ничего-ничего, сами все такие были.
– Тут же вступились за студента.
Трамвай поехал дальше. И только сейчас Туполев заметил, что в спешке парень обронил несколько листов конспекта и прямоугольный сверток. Журналист наклонился и поднял. Сверток бережно упаковали в газету, обмотали веревкой и завязали на бант.
Григорий посмотрел в окно, но трамвай уже набрал скорости, и здание библиотеки скрылось
В целом Туполев остался доволен решением. Уже собираясь сходить, мужчина взял сверток и обнаружил, что при падении газета в одном месте порвалась и видно, что внутри находятся листы бумаги, исписанные от руки. Снова конспекты?
Любопытство у журналистов в крови. Где другой человек пройдет мимо, ты обязательно остановишься. Григорий осторожно развязал узел веревки...
РАССЛЕДОВАНИЕ В ИНСТИТУТЕ ИЛИ НАСТОЙЧИВЫЙ ЖУРНАЛИСТ
– Татьяна Владимировна, еще раз благодарю, что нашли свободное для меня время.
– Ну что вы, Григорий.
– Женщина замешкалась, и журналист поспешил сообщить:
– Александрович.
– Ну так вот, Григорий Александрович, - продолжила она, - с удовольствием помогу вам, разумеется, чем смогу. Тем более, раз за вас очень просил Владимир Андреевич.
При этих словах Туполев немного смутился. Прибыв в институт Григорий не мешкая направился прямиком к ректору. И уже тот направил Туполева к заведующий кафедры русского языка и литературы - Поляковой Татьяне Владимировне.
Татьяна Владимировна оказалась дамой глубоко бальзаковского возраста, статная, напоминающая, что еще не перевелись люди дворянской крови, пусть и весьма разбавленной временем. Вежливая улыбка и внимательный взгляд из-под очков. Григорий не преминул отметить, что будь он студентом, то перед таким преподавателем вел бы себе весьма тихо и сдержанно. Чувствовался в этой женщине стальной прут несгибаемой воли. Кровь предков? Или насыщенный опыт долгих лет преподавания?
Они разместились на кафедре, благо сейчас в помещение было пусто и тихо, и никто не мог помешать беседе, большая часть преподавателей находилась в занятиях.
Первым делом Татьяна Владимировна усадила Григория в кресло, затем вскипятив чайник, принялась за заварку. Спустя несколько минут душистый аромат трав витал в воздухе. Лишь после того, как чай был разлит по красивым чашкам из белого фарфора, с золотой каймой, а перед журналистом появилась тарелка с песочным печеньем, Татьяна Владимировна посчитала, что можно продолжить разговор.
– Так позвольте полюбопытствовать, какова цель вашего визита к нам, Григорий Александрович? Не статью же, вы право, решили написать про наш институт.
– Моя история возможно покажется вам немного чудаковатой, - будто извиняясь, начал журналист.
– Я в отпуске. Прибыл в гости к другу детства. Развеяться, отдохнуть. Однако, сам того не желая, я неожиданно оказался в центре одного небольшого события. В трамвае я подобрал рукопись, утерянную
Татьяна Владимировна оказалась хорошим слушателем. Женщина не перебивала, и лишь иногда кивала, будто говоря: "продолжайте". И Туполев поведал, как вместо того, чтобы сразу отправиться в институт, он прочитал рукопись.
Легкая и завораживающая история о молодом художнике, полюбившем девушку, приходящую ему во снах. Об одержимости, с которой влюбленный в мираж, рисовал все время один и тот же портрет. О том, как он пытался найти ее, путешествуя из города в город, выставляя свои картины на всеобщее обозрение. Он жил ею, он грезил лишь этим образом. Шли годы, он старел и продолжал видеть сны, наполненные яркими и лживыми воспоминаниями. Со временем он стал знаменит, его картины с девушкой прославились на весь мир. Не было такого места, города, где бы ни висела эта картина. Тысячи картин с единственным запечатленным лицом. Смеющаяся, плачущая, расстроенная и задумчивая. Разная, но всегда одна.
Его длинные волосы некогда черные как смоль, поседели, превратились в цвет пиков заснеженных Альп. Его руки покрылись старческими пятнами и толстыми прожилками вен, они утратили крепость и больше не могли держать кисть. Его сердце уже не билось размеренно и сильно в могучей груди. Он старел и продолжал грезить о любви всей жизни. В конце концов организм совсем обветшал, и престарелый художник попал в больницу. Его мучили боли, и докучала вечная слабость. Белый потолок, и зеленые обои находились перед глазами день изо дня. И тут в один день он увидел ее!
Девушка, чей облик врезался в сердце. Та самая девушка, чьи портреты он писал всю свою жизнь. Молодая. Тот же блеск ярких зеленых глаз. Та же милая улыбка. Даже родинка на губой, и та имелась. Мираж ожил, став реальностью.
Глав врач больницы нанял для художника сиделку, видя, как тоскливо и одиноко старику встречать смерть.
С тех пор он видел не белый потолок, и не зеленые обои. Он любовался той, кому посвятил всю свою жизнь. А она сидела рядом и ничего не подозревала. Она читала ему книги, а он любовался ею, благодаря, Бога. По ночам он плакал. И сам не знал от счастья или от горя. Ведь он обрел ее, отыскал, пусть даже так не вовремя. Он стар, а она молода.
До самого последнего вздоха, до последнего удара сердца художник видел ее. Старик завещал девушке все, что имел. И разглядывая картины, на которой была запечатлена она сама, девушка не могла понять: как? Ведь портреты были старше, чем она.
Эта тайна так и осталась неразгаданна.
Повесть произвела сильное впечатление на Туполева. Как опытный литературовед, а также человек, получивший филологическое образование и имеющий весьма солидный опыт, журналист нашел немало огрех в произведении. Хватало и нарушений в лексике, и ошибок орфографических и пунктуационных. Невооруженным взглядом было ясно, что написавший повесть - человек новый в литературе и еще не имеющий опыта в публицистике. Ошибок и замечаний хватало. Но, если отбросить сорняки, то получалась весьма интересная и живая история. Возможно, идея и не нова. Да и что ново под луной? Однако, написано было хорошо! С душой. Читалось легко и главное на одном дыхании. Подобную рукопись Туполев посоветовал бы отдать в издательства, правда, прежде воспользоваться услугами хорошего корректора.