Свирепая справедливость

– С чего начнем? – спросил он, обеими руками расчесывая свои густые седеющие волосы, отчего они взлохматились еще больше.

– Начни с начала, – предложил Питер. – Как сказал Алисе Червовый король.

– С начала... – Паркер слегка улыбнулся. – Вначале я противился вашему приходу в «Атлас».

– Знаю.

– Я не ожидал, что вы примете командование «Тором». Это ведь было шагом назад в вашей карьере. Вы тогда удивили меня, но не в последний раз.

Слуга-китаец в белой куртке с медными пуговицами внес поднос. Все молчали, пока он разливал кофе, предлагал сливки и темный кристаллический сахар, а когда он вышел, Паркер продолжил:

– Тогда, генерал Страйд, я считал, что вы, несмотря на ваш послужной список, ум и несомненные достижения, – служака-консерватор с застывшими, устарелыми взглядами. Менталитет полковника Блимпа [35] скорее подходит для траншейной войны, чем для тайной. А именно такую войну мы ведем и будем вынуждены вести в будущем. – Он покачал большой косматой головой и, машинально поглаживая гладкую прохладную поверхность клавиш, уселся на табуретку у рояля. – Видите ли, генерал Страйд, мне казалось, что первоначальный круг полномочий «Атласа» излишне умаляет его роль. Я не верил, что, оставаясь исключительно орудием возмездия, «Атлас» способен осуществить то, ради чего создан. Вступая в игру лишь после того или иного враждебного акта, он ставил свои самые жизненные интересы в полную зависимость от других организаций, со всеми их внутренними спорами и пререканиями. Мне нужны были офицеры не только умные, но и способные на нетрадиционное мышление и независимые действия. Я не верил, что вы обладаете такими качествами, хотя изучал вас очень внимательно. Я не мог полностью доверять вам.

35

Герой карикатур Д. Лоу, тучный и важный полковник предотставного возраста, символ консерватора. – Прим. перев.

Тонкие пальцы Паркера, пробежавшись по клавишам, вызвали к жизни беглый пассаж, словно подчеркивая сказанное, и на мгновение показалось, что музыка совершенно увлекла его. Но вот он снова поднял голову.

– Доверяй я вам, операция по освобождению рейса «ноль семь ноль» проводилась бы совсем иначе. Мне пришлось полностью пересмотреть свое отношение к вам, генерал Страйд, и это далось мне нелегко. Продемонстрировав именно те качества, которые, с моей точки зрения, у вас отсутствовали, вы смутили меня. А к тому времени, как я вновь обрел способность размышлять спокойно, вы спровоцировали свою отставку...

– Мне известно, что мое прошение об отставке было направлено к вам, доктор Паркер, и вы рекомендовали его удовлетворить. – Питер говорил холодно, едва сдерживая гнев.

Паркер кивнул.

– Да, вы правы. Я одобрил вашу отставку.

– В таком случае мне кажется, что мы напрасно теряем время. – Губы Питера сжались в тонкую непримиримую полоску, кожа на щеках натянулась, ноздри раздулись и казались сделанными из тонкого фарфора. Он приподнялся.

– Пожалуйста, генерал Страйд... позвольте объяснить. – Паркер протянул к нему длинную руку, словно желая удержать, смотрел искренне – такому взгляду невозможно было сопротивляться. Питер вновь опустился в кресло, глядя по-прежнему сухо и не разжимая губ.

– Чтобы вы поняли суть происходящего, мне придется предпринять небольшой экскурс в прошлое. – Паркер встал из-за рояля и ушел за проигрыватели к стойке с трубками. Тщательно выбрал пенковую, поблекшую до цвета янтаря. Продул ее, прошелся по толстому ковру и остановился прямо перед Питером.

– За несколько месяцев до похищения «ноль семидесятого» – точнее, за шесть – я получил некоторые указания на то, что надвигается качественно новая волна международного терроризма. Вначале это были лишь туманные намеки, но они подтвердились, мы получили более веские доказательства. – Паркер набил трубку табаком из кожаного кисета, закрыл его и бросил на крышку рояля. – Налицо были признаки сплочения сил агрессии под неким единым руководством, но мы не знали точно, какую форму примет это руководство. – Он замолчал, посмотрел Питеру в лицо и, по-видимому, решил, что увидел там недоверие, потому что покачал головой. – Да, я знаю, это звучит натянуто, но я приведу факты. Появились сведения о встречах известных командиров групп боевиков с какими-то неопределенными фигурами, возможно, представителями восточных правительств. Мы не были уверены тогда, не уверены и сейчас. Сразу после этого произошло резкое изменение активности террористов – и в части методов, и в части мотивировок. Мне незачем перечислять вам подробности. Сначала – систематическое накопление огромных финансовых резервов путем тщательно спланированных и организованных похищений влиятельных лиц: министров ОПЕК, ведущих промышленников, финансистов... – Паркер зажег спичку, затянулся, и возле его головы заклубился ароматный дым. – Тогда еще можно было думать, что мотивировки в сущности не изменились и боевики преследуют корыстные и ограниченные политические цели. Но потом последовал захват «ноль семидесятого». До тех пор я вам не доверял, а когда вы вылетели в Йоханнесбург, было поздно. Мне не оставалось только одно: попробовать руководить вашими действиями посредством категорических приказов. Я не мог объяснить вам, что мы столкнулись с «новой волной» и должны дать боевикам проявить себя и узнать о них как можно больше. Страшное решение, однако я жертвовал несколькими людьми ради жизненно важной информации... и вот тут вы начали действовать так, как, с моей точки зрения, действовать не могли. – Паркер вынул трубку изо рта и улыбнулся, а когда он это делал, можно было поверить в любые его слова, какими бы нелепыми они ни казались. – Признаюсь, генерал, в первый миг я почувствовал гнев и досаду – а подать сюда Страйда со всеми потрохами! Выдать мерзавца головой! Но потом я задумался и рассудил так: вы доказали, что вы именно тот человек, какой мне нужен, – мой солдат, способный мыслить и действовать не по шаблону. И если вас разжалуют и спишут, не исключено, что боевики «новой волны» распознают в вас те самые качества, какие поневоле признал за вами я. Если я позволю уничтожить вашу карьеру, превратить вас в парию, в человека озлобленного и ожесточенного, но обладающего бесценными умениями и знаниями, тем более, что вы доказали свою способность быть безжалостным, когда это необходимо... – Паркер смолк и сделал виноватый жест. – Простите, генерал Страйд, но я не мог не учитывать то обстоятельство, что вы будете лакомым куском для... – Снова жест, на этот раз нетерпеливый. – ...Нет необходимости называть имена, скажем просто – для «врага». Мне пришлось признать, что вы будете представлять для террористов огромный интерес. – Он серьезно кивнул. – Да, я принял вашу отставку, и, сами того не подозревая, вы стали вольным агентом «Атласа». Мне это казалось наиболее правильным. Вам не нужно было играть – вы верили, что стали парией, оклеветанным, опороченным человеком, созревшим для гибели.

– Я в это не верю, – сказал Питер.

Паркер прошел к своему рабочему столу, взял с японского керамического подноса конверт и протянул его Питеру.

Питеру потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: перед ним – номер банковского счета в швейцарском «Креди Сюис», счета на его имя, и несколько вкладов. Никакого снятия со счета или кредитов. Все вклады одинаковы – месячное жалование генерал-майора английской армии.

– Как видите, – Паркер улыбнулся, – вы по-прежнему получаете жалование в «Атласе». Вы по-прежнему один из нас, Питер. Могу только добавить: очень жаль, что пришлось прибегнуть к притворству – но мне казалось, игра стоит свеч.

Питер снова посмотрел на него, еще не вполне убежденный, но враждебное выражение его лица смягчилось.

– Что вы хотите этим сказать, доктор Паркер?

– Мне кажется, вы снова в игре.

– Я директор торгового отдела «Северной компании по производству вооружения». [36]

– Да, конечно, а «Нармко» – часть империи «Альтман Индастриз», а барон Альтман и его прекрасная супруга – чрезвычайно интересная... вернее, были чрезвычайно интересной парой. Например, знаете ли вы, что барон был одним из главных агентов МОССАД [37] в Европе?

36

«Narmco» —сокращениеот«Nothern Armaments Compa–ny». – Прим. перев.

37

Израильская внешняя разведка. – Прим. перев.

– Невозможно. – Питер раздраженно покачал головой. – Он был католиком. Израильская разведка не использует католиков.

– Да, – согласился Паркер. – Дед убедил его перейти в католичество и изменил название семейного поместья на «Ла Пьер Бенит». Решение, наверняка продиктованное деловыми соображениями. Во Франции девятнадцатого века оставаться евреем было не очень выгодно. Но дед и мать оказали на молодого Альтмана большое влияние. С самых юных лет он был сионистом и неуклонно использовал для этой цели все свое огромное влияние и богатство – до самой своей смерти. Но делал это так искусно, так тонко, что мало кто подозревал его в связях с иудаизмом. Он не сделал ошибки, не вернулся к религии своих предков, понимая, что может свободнее действовать, оставаясь христианином.

Питер быстро думал: «Если это правда, тогда картина совсем другая. Возможно, это объясняет причины смерти барона – и совершенно меняет роль Магды Альтман в его жизни».

– А баронесса? – спросил он. – Она знала об этом?

– Ах, баронесса! – Кингстон Паркер выпустил из зубов трубку и улыбнулся с неохотным восхищением. – Замечательная женщина! Нам известно о ней не очень много. Красива, исключительно талантлива. Родилась в Варшаве. Отец – доктор медицинских наук, университетский профессор. Бежал на Запад, когда баронесса была еще ребенком. Несколько лет спустя погиб – дорожное происшествие в Париже. Его сбила машина, когда он выходил из здания своего факультета в Сорбонне. Шофер скрылся. Гибель профессора все еще представляется довольно загадочной. После его смерти девочка как будто переходила из семьи в семью, жила у друзей отца, у дальних родственников. Она уже тогда проявляла склонность к наукам, музыкальные способности, в тринадцать лет была многообещающей шахматисткой – потом в течение определенного периода о ней нет никаких сведений. Как если бы она бесследно исчезла. Единственные сведения – слова ее приемной матери, пожилой дамы, у которой нелады с памятью: «По-моему, она на некоторое время уехала домой. Она говорила мне, что поедет домой». – Паркер развел руками. – Кто знает, что это значит – домой? В Варшаву? В Израиль? Куда-то на Восток?

– Вы занимались ею очень прилежно, – сказал Питер. То, что он услышал, заставило его встревожиться.

– Конечно. Мы изучали все ваши контакты после того, как вы оставили «Атлас». Не сделать этого было бы небрежностью. И особенно нас заинтересовала баронесса. Уж очень она очаровательна – вы понимаете это, я уверен.

Питер кивнул, утратив желание задавать вопросы, и продолжал ждать. Это казалось ему предательством по отношению к Магде, чем-то мелким и недостойным, и все-таки он ждал, а Паркер негромко рассказывал:

– Потом она вернулась в Париж. Ей было девятнадцать. Способный, компетентный личный секретарь, говорит на пяти языках, красавица, всегда модно и со вкусом одета... вскоре ее окружили влиятельные и богатые поклонники, в том числе ее наниматель барон Аарон Альтман. – Паркер снова смолк, ожидая вопросов, вынуждая Питера сделать шаг.

– Она тоже из МОССАД?

– Мы не знаем. Возможно – но она тщательно скрыла все следы. Мы надеемся, что вы сможете это установить.

– Понятно.

– Она не могла не знать, что ее муж – сионист. Не могла не заподозрить, что это имеет какое-то отношение к его похищению и убийству. А потом, остается вопрос о шести годах неизвестности – с тринадцати до девятнадцати лет. Где она была в это время?