Свирепая справедливость

Двое таможенников проводили Питера в крошечный кабинет для досмотра.

– Пожалуйста, откройте сумки, сэр. – Быстро, но тщательно они просмотрели содержимое его сумки и крокодилового «дипломата»; один из них измерительной линейкой проверил наличие скрытых отделений.

– Должен поздравить вас: вы работаете очень эффективно, – заметил Питер, и голос его звучал напряженно.

– Выборочная проверка, сэр, – ответил, улыбаясь, старший офицер. – Вы, к несчастью, оказались десятитысячным пассажиром. А теперь, сэр... вы не против личного обыска?

– Обыска? – выпалил Питер. Он хотел возмутиться, но потом просто поднял руки и сказал: – Валяйте.

Он представлял себе, что Магда Альтман здесь – такая же знатная дама, как и во Франции, владелица целой группы островов. Достаточно ей просто кивнуть, как посетителя подвергнут самому тщательному обыску.

Таможенник прощупал его руки и бока от подмышек до пояса, а второй в это время пригнулся и проверял ноги.

«Кобру» Питер оставил в сейфе «Хилтона» в Брюсселе. Он ожидал чего-то подобного. Так и должен был действовать Калиф.

– Довольны? – спросил он.

– Спасибо за содействие, сэр. Желаем хорошо провести время на островах.

Личный пилот Магды ждал Питера в главном зале и торопливо пошел ему навстречу. Они обменялись рукопожатием.

– Я встревожился, когда вас не оказалось среди пассажиров.

– Небольшая задержка на таможне, – объяснил Питер.

– Мы должны лететь немедленно, если не хотим садиться на Les Neuf Poissons ночью. Это трудно.

На площадке для обслуживания стоял «Лир» Магды, рядом с ним «Норман трислендер» казался маленьким и неуклюжим. Этот небольшой, похожий на журавля самолет способен взлетать с коротких полос и садиться на них.

В самолет уже погрузили коробки и ящики с припасами: от туалетной бумаги до шампанского «Вдова Клико». Все было увязано и упаковано в сеть с широкими ячейками.

Питер занял правое сиденье, пилот поговорил с диспетчером и повернулся к Питеру.

– Час полета. Едва успеем.

Солнце садилось у них за спиной, когда они подлетали с запада и перед ними открылись Les Neuf Poissons, как драгоценное изумрудное ожерелье на синем бархате океана.

Девять островов характерной круглой вулканической формы окружали лагуну с такой чистой водой, что все изгибы кораллов были видны чрезвычайно ясно, словно не под водой, а на суше.

– Когда барон в тысяча девятьсот сорок пятом году купил острова, у них было полинезийское название, – объяснил пилот на четком французском уроженца юга. – Один из местных королей подарил их своему любимому миссионеру, а барон купил их у вдовы того. Альтман не мог произнести полинезийское название и потому изменил его... – Пилот усмехнулся. – Барон диктовал миру свои условия.

Семь островов представляли собой просто полоски песка с цепочкой пальм, но два восточных были чуть больше, и их базальтовые вулканические холмы блестели на заходящем солнце, как шкура большой ящерицы.

Когда они зашли на посадку, Питер в иллюминатор у своего локтя увидел центральное здание с крышей, крытой пальмовыми листьями и по островной традиции изогнутой, как нос корабля, а вокруг, полускрытые в роскошной зелени, были рассыпаны небольшие бунгало. Самолет снова оказался над лагуной, и Питер увидел длинный причал, далеко уходящий в спокойные воды; у него стояли несколько яхт, большая моторная шхуна, которая, очевидно, использовалась для доставки с Папеэте тяжелых припасов, например бензина, множество моторных лодок для катания на водных лыжах, ныряния и ловли рыбы. Одна лодка шла по лагуне, оставляя широкий волнистый след; крошечная фигурка на водных лыжах подняла руку и приветственно помахала. Питер подумал, уж не Магда ли это, но тут «трислендер» резко накренился, и в иллюминатор стали видны только кучевые облака, обагренные закатным солнцем.

Посадочная полоса, короткая и узкая, была вырублена посреди плантации, на ровном месте между берегом и холмами, и засыпана дроблеными кораллами. На приземление самолет пошел над пальмовой рощей. Питер заметил, что пилот не преувеличил, назвав посадку трудной. Из-за холмов дул сильный поперечный ветер, он раскачивал крылья самолета. Пилот отклонился от курса, повернув отчасти навстречу ветру, и, когда «трислендер» пролетал над самыми верхушками пальм, отключил двигатель, аккуратно опустился на землю в пятидесяти футах от начала полосы, мгновенно включил тормоза и остановил машину.

– Превосходно! – с невольным восхищением воскликнул Питер, и пилот чуть удивленно посмотрел на него, словно это была мелочь, не заслуживающая похвалы. Баронесса Альтман нанимает только лучших.

В конце полосы, среди пальм, ждал электрокар – в таких перемещаются игроки в гольф, – а в нем молодая полинезийка, чуть ниже подмышек завернутая в парео. Цельная полоса алой и золотой ткани спускалась до середины бедер. Ноги оставались голыми, на голове красовался венок из свежих цветов.

Она на огромной скорости вела кар по узкой тропе, вьющейся по саду, полному редких экзотических растений, искусно расположенных, так что за каждым поворотом ждал новый сюрприз.

Бунгало – изолированное, словно это единственная постройка на острове – располагалось над самым берегом, песок начинался под верандой, а океан тянулся до горизонта. Девушка по-детски взяла Питера за руку – жест полной невинности – и провела по бунгало, показывая, как включать кондиционер, свет и видео; все это она объясняла на местном французском и непрерывно улыбалась.

В баре и на кухне оказалось полно припасов, в небольшой библиотеке – самые свежие бестселлеры, газеты и журналы, устаревшие всего на несколько дней. В видеоколлекции – несколько новых фильмов, лауреатов «Оскара».

– Робинзону Крузо следовало бы выплыть на этот берег, – засмеялся Питер, и девушка тоже засмеялась и выгнулась, как веселый дружелюбный щенок.

Два часа спустя она пришла за ним. Он уже успел принять душ, побриться, отдохнуть и переодеться в легкий холщовый костюм с рубашкой-апаш и сандалии.

Полинезийка снова взяла его за руку, и Питер понял, что, если бы принял это за разрешение, девушка бы обиделась и смутилась. Она провела его за руку по тропе, освещенной искусно скрытыми фонарями; вечер был полон рокотом океана и мягким шелестом пальмовых листьев на ветру.

Они подошли к зданию с крышей, напоминавшей длинную ладью, тому самому, что он видел с воздуха. Изнутри доносились негромкая музыка и смех, но когда Питер вышел на свет, смех прекратился и с полдюжины фигур выжидательно повернулись к нему.

Питер не знал, чего ожидал, но определенно не этого веселого сборища, загорелых мужчин и женщин в дорогих элегантных нарядах, с высокими, в изморози, бокалами, в которых пестрели дольки фруктов в соке.

– Питер! – Магда вышла из группы и пошла ему навстречу своей скользящей походкой.