Свое и чужое время

— Тереха, — оборвал Макс коллегу, — проверь паспорта!

И пока тот, взяв паспорта, стоял, соображая, что бы еще сказать, Макс взял лист бумаги и, прощупывая каждую вещь, стал вносить в протокол, предварительно приглашая освидетельствовать ее понятым.

Синий, уставший от затянувшейся процедуры, нелепо пялился на ящик в ожидании часа, когда наконец доберутся и до него.

Тереха исчез с паспортами за дверью навести справки по коду. Пока щелкал телефон и бюро выдавало Терехе «пищу», у нас шла кропотливая работа. Разворачивались и читались бумаги десятилетней давности. Попав в очередной протокол, они складывались вновь, но уже отдельно от еще не проверенных. Кононов, отвечая время от времени на вопросы, сам заглядывал в них, словно боясь нарушения хронологической последовательности.

Мы же с Синим продолжали стоять с вывернутыми наружу карманами, в распахнутой верхней одежде, являя, наверно, сцену не менее любопытную, чем давешняя с кононовскими вещичками.

Когда от вещей перешли к пересчету купюр, мы наконец облегченно вздохнули. И впрямь, прощупав Кононова до нервической щекотки, перешли к Синему, у которого на груди обнаружили лишь нательный дешевенький крестик, взывавший простить и помиловать.

— Пролетарий старорусского образца! — пошутил Макс, щекоча под мышками Синего.

Таким же пролетарием оказался и я, только не старорусского толка.

Изъяв у меня потертую бумажку с номером телефона, существовавшего, но не могущего дать желаемой связи с той, чьим именем он был помечен, мне разрешили привести карманы в надлежащий порядок. Подписав подсунутый протокол, я сунулся в угол, где уже сидели, дожидаясь своей участи, Синий и Кононов.

Понятые поодиночке удалились, оставив нас с Максом. И тот, долго ждавший этой минуты, воспользовался предоставленною возможностью, пронзив нас тяжелым взглядом профессионала, умеющего безошибочно разглядеть того самого главного нарушителя, каковым представлялся ему Кононов.

— Значит, — выдохнул он, — по-прежнему партизаним… Под откос пускаем социалистический принцип и внедряем частнособственническое предпринимательство… Так куда ж вы держали путь на этот раз?

— Как куда? — простодушно отозвался Кононов. — Конечно, по норам… «Коммунар» отказался от нас… Рассчитались еще на той неделе. В общем — законный развод!

— А где ж ваша техника? — поинтересовался Макс, переводя взгляд на Синего, затесавшегося между Кононовым и мной, с видом стороннего наблюдателя.

— Технику другая смена еще до получки всю демонтировала! — упредил Кононов Синего и на дерзкий профессиональный взгляд ответил не менее дерзким взглядом злостного нарушителя, но не пойманного с поличным.

— Говоришь, расчет получили? — вдруг как-то кисло промямлил Макс, переходя на удобное «ты». — А откуда ж тогда у тебя такая сумма в кармане? Считай, целая штука…

— А куда ж мне эту штуку девать, если нет ни семьи, ни жилья? — вопросом же отвечал ему Кононов.

Макс неплохо знал нашего брата. Знал, что многие в нарушение паспортного режима живут в Москве и с семьями, хоть и семьями их назвать было бы трудно. Знал, но не возразил, нутром чуя подвох в этаком выяснении.

— Однако ты выглядишь барином… Шкурки чужие, что ли? — поднял Макс со стола шариковую ручку и повертел ее перед собой, должно быть, обдумывая очередной вопрос.

Кононов благодарно хмыкнул на замечание.

— От своей мало что уцелело… так приходится лататься чужой.

Макс откликнулся на ответ Кононова улыбкой, но от слов воздержался. Вошел Тереха, положил паспорта с записями по каждому из владельцев.

— Спасибо, — быстро пробежал Макс листочки, после каждого поднимая глаза. Пробежав, откинулся на спинку стула и, посмотрев на меня долгим взглядом, выплеснул:

— Выходит, Максима Горького задержали.

Тереха весело подхихикнул:

— А говорил, банк ростовский ограбил.

— Ладно! — раздраженно перебил его Макс.

Неопределенность была тягостна и бесконечна, поскольку ни Макс, ни Тереха, вернувшийся за свой стол и машинку, уже ни о чем не спрашивали.

Хлопнула дверь, вошедший доложил внятно, почти по-армейски:

— Обмер показал границы в пределах нормы… В нулевом цикле также не наблюдается отклонения… — И тут же ушел, пропустив давешних молодчиков, теперь уже в новом облике, в куртках на меху, мало чем похожих на деревенских парней, несмотря на бутылки с портвейном и банки с маслятами.

— Максимилиан Прохорович, — воскликнул один, — куда же девать реквизит… Бойко на месте нет! А нам на занятия…

— Отнесите к Люсе! Будут целее…

Ребята покинули кабинет, одарив нас улыбками, на что Кононов ответил брезгливой гримасой.

Было очевидно, что облава не удалась.

Такого рода охота предполагала загнать в угол вожака нашей стаи, чтоб предъявить ему обвинение… Обвинять оказалось не в чем и некого. Вожак сидел в этот час в теплой квартире, а подставное лицо могло удовлетворить лишь честолюбивый зуд. А ведь, наверное, ставилось целью схватить мошенника во время сбора денег, что редко делалось на местах. Предусмотрительные бугры рвали свою долю из нас в следующие за зарплатою дни в назначенном месте и в назначенный час, хотя такой обычай был небезопасен Непринесший, правда, рисковал много большим — увольнением. А работу можно было получить лишь у бугра, потому что подобным нашему брату контингентом мало кто интересовался. Словом, буграм нужна была рабочая сила, а рабочей силе — бугры за отсутствием других предложений. Вот и ходили в одной упряжке чуть не враждующие стороны и не предавали друг друга даже в пору немалых испытаний, что никак не вязалось с логикой правоохранительных органов. И все же, несмотря на подобного рода предусмотрительность, многие бугры попадались время от времени. На это рассчитывали и в данном случае, но сорвалось.

Между тем время шло к вечеру. Дневной свет уступал силе электролампы.

Макс и Тереха время от времени перебрасывались шутками относительно того, что будто кто раньше сядет, тот раньше и выйдет… Шутки, хоть и казались безобидными, не были лишены адресата.

Но вот наконец мы все друг за другом вывалились из парадного — Гришка Распутин, Кононов, Синий и я. Наполнив легкие чистым морозным воздухом, вдыхали всю бездну свободы. Последним финишировал дядя Ваня, возбужденный от внезапной радости до опьянения.

— Вот что, — заговорил он, — вертайтесь втроем.. Надо срочно пресс вывозить… Видать, все перешуровали в колхозе… — Мы с Гришкой пойдем в соседний район, может, там до весны притулимся.

— Ладно, — сказал Кононов, сдавая ему полномочия главнокомандующего, и, досадуя на изъятие записной книжки, проворчал: — Зачем им мои телефоны?

Часа через два, кое-как добравшись до ближайшего поселкового центра на попутной машине, мы решили эту ночь переночевать в ночлежном доме, где не раз приходилось хорониться.

Забившись в комнатушку все втроем, мы заглушали неприятные последствия облавы, пока Синего не потянуло в сторону. Он сидел прямо под ночником, какой то неестественно малиновый, словно библейский персонаж, и лил откровение, такое ненужное в нашем обиходе барахло.

— Когда я работал в Воркуте… — тянул он.

— А что так далеко? — подначивал Кононов, не удерживая Синего от излияний. — Жил в Москве, а работал аж в Воркуте?

Но Синий не думал обижаться. Изобразив подобие улыбки, упорно продолжал: