Святая Русь - Князь Василько

Г л а в а 8

ОДИН БОГ БЕЗ ГРЕХА

Углич хоть и моложе Ростова Великого на два с половиной века, но насельники его известны с древнейших времен. Еще в седьмом столетии в Углицком крае жили меряне, кои с первой половины Х1 века постепенно слились с новгородскими славянами и смолянами - кривичами.

По некоторым источникам Углич первоначально располагался у Грехова ручья. Бытует предание, что город был основан в 947 году сборщиком дани, присланный в этот край княгиней Ольгой. Насельники у Грехова ручья имели небольшое укрепленное городище, однако, оно было недостаточно надежным. Тогда насельники, собравшись всем племенем, решили уйти на Волгу, что в семи верстах от Грехова ручья, и поставить на высоком крутом берегу мощную крепость. Переселение произошло в первой четверти Х11 века.

Место для сооружения детинца было выбрано удачно - на мысу, омываемом с двух сторон Шелковкой и Каменным ручьем. С юга обе речки соединялись рвом, и на валах вдоль берегов искусственно поднявшегося острова, возвели дубовую крепость.

Впервые город под названием Углич упоминается в Ипатьевской летописи в 1148 году. Под эти же годом помещен рассказ, в коем описывается междоусобная война Киевского, Смоленского и Новгородского князей против Ростово-Суздальского властителя Юрия Долгорукого. Князья подошли к городу Снятину и начали разорять города и веси по обоим берегам Волги и «поидоста оттоле на Оуглече поле», а далее к устью Мологи.

До 1218 года Углич входил в состав Ростовского княжества. Но после смерти Всеволода Третьего могучее Ростово-Суздальское княжество распалось на ряд самостоятельных уделов. Получил самостоятельность и Углич. Его первым независимым князем стал внук Всеволода и родной брат ростовского князя Василька - Владимир Константинович.

Братья никогда не враждовали. Больше того - многие годы князь Углицкий провел в Ростове.

* * *

У своего двоюродного дяди Малея Шибана Лазутке довелось побывать лишь единожды. Давно это было, почитай, годков двадцать назад.

Как-то Егорша засобирался в Углич, молвил:

– Подрядил меня один из кузнецов кусок уклада⁸⁷ в Углич отвезти - Малею нашему.

– И всего-то?
– подивилась Варвара.
– А сам-то чего не поехал? Чудно.

– А какой кузнец без чудинки? Допрежь санные полозья мне укладом оковал, и топор с укладом в руки сунул. Покажи-де полозья, топор и кусок укладный Малею. И боле ничего не изрек.

– Чудной, - вновь повторила Варвара.
– Чай, не без денег в эку одаль послал?

– Не скряга, деньгой не обидел. Заодно, глядишь, на Малея гляну. Давненько его не зрел.

Вот тут-то Лазутка и напросился:

– Возьми меня, тятя. Охота мне другие города посмотреть. Возьми!

Мать было запротестовала:

– Куда мальца в такую дорогу? Да и мороз на дворе.

Отец же вначале малость призадумался, а затем одобрительно хлопнул Лазутку по плечу.

– А что? Пора и тебе Русь поглядеть. Поехали, сынок!

Никогда не забыть Лазутке свой первой ямщичьей поездки.

Летели сани. На Лазутке - теплый малахай и овчинный шубячок. Мороз не в мороз! И какая лепота окрест. Лазутка восторженно закричал:

– Гони, тятя, гони!

Мимо мелькали мохнатые, высоченные ели и сосны. Веселое, златоглавое солнце, сказочный заиндевелый лес, звон бубенцов, ярый бег коней.

– Борзей, тятя! Борзей!

Егорша оглянулся на сына, задорно отозвался:

– Гоню!

Гикнул, взмахнул кнутом - стрелой помчали кони. Дорога широкая, укатанная, спорая. (Две недели не было метелей, ежедень сновали торговые обозы).

Весело, славно Лазутке. Легкие сани будто по воздуху летели в серебре сугробов.

– Гони-и-и!

Блестели глаза, алели щеки, вились смоляные кудри из-под заячьей шапки. Э-эх, как мчат сани! Дух захватывает. Ветер бьет в лицо, пожигает ядреным морозцем; заливисто поют бубенчики, вздымается косматая конская грива.

Любо Лазутке!..

В Угличе впервые увидел он кузнеца Малея - крепкотелого, жилистого мужика с черной окладистой бородой и прищурыми насмешливыми глазами.

– Всё ямщичьей гоньбой промышляешь, Егорша? Не надоело?

– А тебе у горна стоять не наскучило? Вот так-то, Малей. Каждому - своя планида.

Малей долго разглядывал топор, а затем, в сопровождении Егорши и Лазутки, вошел в кузню и размашисто ударил лезвием топора по железной заготовке. На лезвии оказалась лишь небольшая зазубрина. Кузнец крутнул головой.

– Вот те и Ошаня... Дьявол!

Малей удрученно опустился на груду железа.

– Да ты чего закручинился?
– непонимающе уставился на сродника Егорша.

– А-а, - вяло отмахнулся Малей.
– Всего не расскажешь... Дьявол ему помощник.

Кузнец долго не мог прийти в себя. Понуро вздыхал, скреб твердыми, загрубелыми пальцами опаленную бороду.

Уже позднее Лазутка узнал, что между ростовским кузнецом Ошаней и Малеем шло давнее соперничество - кто крепче изготовит уклад. Допрежь в лучших мастерах ходил угличанин, а затем счастье улыбнулось Ошане.

Вот таким сумрачным и запомнился Лазутке его дядя Малей...

Ямщик Сидорка Ревяка распрощался с бежанами за версту от Углича.

– Соваться в город не буду. Я тут среди посадских примелькался. Вспять поверну, от греха подальше... Кузнечную-то слободку не забыл?

– Не забыл, Сидорка. На самом взгорье, у храма Николая Чудотворца... А тебе по гроб жизни спасибо, выручил. Тут нас искать не будут.

– Дай-то Бог, - подтягивая супонь хомута, сторожко кашлянул в черную, торчкастую бороду Ревяка.
– И все же не сглазь, Лазутка. Не берись лапти плести, не надравши лык. Жисть она с выкрутасами.

– Да будет тебе, Сидорка. Всё-то у нас будет славно с Олесей. Не так ли, лебедушка?
– обняв жену за плечо, бодро и уверенно сказал Лазутка.

Олеся доверчиво прижалась к мужу, но глаза её были робкими.

Ямщик развернул сани, попрощался с молодыми и перекрестил обоих:

– Да храни вас Бог!

Скитник и Олеся долго смотрели ему вслед, а затем повернулись к Угличу. Что ждет их в этом граде?

Их лица обдал довольно порывистый и прохладный ветер с мелкой снежной порошей. Вокруг дороги затаился матерый нахмуренный лес. Где-то неподалеку жутко, зловеще ухнул филин.

Олеся еще теснее прижалась к Лазутке.

– Что-то страшно мне, любый мой.

– Выкинь тревогу, лебедушка. В Угличе нам опасаться некого. Всё будет хорошо. Ты уж поверь мне.