Святые Спиркреста
Шрифт:
Он пожимает плечами. — Ты никогда не спрашивал.
— А Захара спросила?
— Ха. Нет. Одолжила мой телефон и подглядывала. Маленький гребаный шпион. Хотя из нее получился бы хороший агент ФСБ.
Хотя я потрясен действиями Захары, я также не удивлен. Удивительно, что Яков еще не убил ее. На его месте я бы это сделал, но, возможно, он более терпелив, когда дело касается выходок избалованных богатых девочек.
— Как Париж? — спрашиваю я.
Он машет рукой. — Шумно. Хотя отель был хороший. Еда была чертовски вкусной.
Я смеюсь. — Ты любишь французскую кухню, Яков? Никогда не знал.
— Да. — Он издал сухой,
— Что " petit"?
Он протягивает руку с большим и указательным пальцами на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга, чтобы показать что-то маленькое. — Ну, знаешь. Крошечные пирожные.
Я смотрю на него, совершенно ошарашенный. — Правда?
— Мм.
Я пытаюсь представить себе Якова во весь рост, с его татуировками, синяками, скобками и большими черными ботинками, держащего в руках крошечную, нежную тарталетку с клубникой, и качаю головой от этой нелепой картины.
— Спасибо, что присматриваешь за Захарой, — говорю я вместо этого. — Я беспокоюсь о ней.
— Ничего страшного, — говорит Яков. Он укоризненно смотрит на меня. — Как все прошло с твоей женщиной?
О, как бы я хотел, чтобы она была.
— Она не моя женщина, — говорю я без обиды. Не в силах сдержать улыбку, появившуюся на губах, я продолжаю обводить круг вокруг фонтана, осторожно переступая через колючки и мокрый лишайник. — Все прошло хорошо.
Я показываю на него. — Она сказала, что ты нравишься всем в Спиркресте.
Яков смеется. — Хах.
Он откидывает голову назад и смотрит на меня своими глазами, сузившимися до черных щелей. — Но только не ей.
Он затягивается сигаретой и выдыхает ее. — Судя по тому, как вы двое смотрели друг на друга, я сомневаюсь в том, что являюсь конкурентом.
Его намек понятен — как и обещание, которое я дал Теодоре.
— Думаю, ее семья религиозная, — говорю я, уклоняясь в сторону осторожной правды. — Как бы сильно я ее ни любил — как бы сильно она ни любила меня — я не знаю, сможем ли мы когда-нибудь быть вместе.
Это ложь, за которой скрывается горькая правда.
Мы с Теодорой никогда не говорили о том, какими будут наши отношения теперь, когда мы вернулись в Спиркрест. Несмотря ни на что, я знаю, что никогда не стану для нее чем-то большим, чем секрет. И я могу принять это. Я могу принять это, веря в то, что будущее будет другим, что судьба не будет постоянно разлучать нас — что Теодора однажды сможет сама сделать выбор.
— Да. — Яков мрачно кивает. — Ее отец — мудак. — Он докуривает сигарету и затаптывает окурок. — Жаль, парень. У вас с ней милые отношения.
— Мило?
Я поднимаю брови, пораженный тем, что услышал это мягкое слово в его волчьей пасти.
Он хмурится.
— Ты имеешь в виду милые, как твои маленькие французские пирожные? — спрашиваю я, отступая от края фонтана.
— Несчастный ублюдок. — Он ухмыляется и обнимает меня за плечи. — Давай выпьем наши печали вместе.
— У нас завтра занятия, — замечаю я.
— И что? — Он пожимает плечами, оттаскивая меня. — Завтрашние проблемы останутся на завтра.
Глава 40
Настоящий Святой
Теодора
Следующий месяц — это шквал работы. Нужно выполнить курсовую работу, написать бесконечное количество эссе и, конечно, надвигаются сроки подачи документов в
университет.Я заполняю их безукоризненно и подаю раньше срока. Это горько-сладкое чувство: подавать документы на курсы и в университеты, в которых я бы с удовольствием училась, с единственной целью — скрыть тот факт, что я туда не поеду. Быть одной из самых успевающих учениц в школе — это обоюдоострый меч: мистер Шоукросс, наш староста года, лично следит за моими заявлениями. Если я не подам заявление, мне будут задавать вопросы, и в дело может вмешаться сам мистер Эмброуз. Этого я допустить не могу.
Время, проведенное в поместье Блэквудов, научило меня кое-чему важному.
Счастье, которое, как я думала, всегда будет для меня недостижимым, находится в пределах досягаемости.
Просто я не могу хранить его вечно.
Но если я могу удержать его, хотя бы на время, хотя бы сейчас, то я это сделаю.
Я буду цепляться всеми силами.
И именно так я решила поступить с тем, что осталось от моего пребывания в Спиркресте.
Счастье — это позволить себе погрузиться в учебу, наслаждаться ею. Это значит сидеть с Заком в библиотеке в свободное время и позволять ему уговаривать меня есть. Это значит позволить себе прислониться к нему, когда мы оба работаем бок о бок, или позволить ему накинуть свой блейзер, еще теплый от его тела, на мои плечи, когда мне холодно. Это значит позволить ему заманить меня в тень под деревом, когда он провожает меня обратно в здание для девочек шестого класса, и поцеловать его, задыхаясь от холодного ночного воздуха.
Для остального мира мы точно такие же, какими были всегда. На уроках литературы наши дискуссии такие же жаркие и спорные, как и всегда. На собраниях апостолов мы спорим, как враждующие политики в палате лордов, разрывая идеи друг друга словесными когтями.
Хуже всего — вечеринки. Манящая близость в сочетании с низким освещением, громкой музыкой и жгучим алкоголем в наших венах — это смертельный коктейль из риска и соблазна. Самый безопасный подход — держаться подальше друг от друга, но это практически невозможно.
Мы неизбежно возвращаемся друг к другу.
Тогда воздух между нами превращается в электричество, которое бьет по коже, превращаясь в медленную, неумолимую пытку. Наши тела хотят соприкоснуться, наши рты хотят встретиться, но мы не можем.
Поэтому мы делаем то, что у нас получается лучше всего. Мы спорим, дискутируем и ссоримся.
Любая тема подойдет, и даже когда мы заканчиваем разговор на согласной теме, Зак берет на себя роль адвоката дьявола. Что угодно, лишь бы наш разговор продолжался, лишь бы оправдать то, что мы так близко.
Все, что угодно, лишь бы мы сохранили хоть какие-то остатки самоконтроля.
После каникул проходит полмесяца, и кажется, что они еще короче: последний месяц превращается в бесконечную череду изнурительных экзаменов. К этому моменту в программе "Апостолы" нас осталось всего четверо. Все, включая меня, измотаны и вымотаны.
Поэтому, конечно же, Молодые короли устраивают вечеринку. Они всегда устраивают вечеринки сразу после экзаменов — вероятно, чтобы дать выход накопившемуся стрессу. Послеэкзаменационные вечеринки обычно начинаются медленно и вяло, а затем переходят в насилие или разврат — или и то, и другое.