Святые Спиркреста

Но, конечно, я не учла, как сильно счастье меняет человека. Я вернулась в Спиркрест, чувствуя себя по-другому — потому что исчезло давящее одиночество, потому что ушла мрачная тьма отчаяния, — но я полагала, что эти изменения во мне были только внутренними.

Я ошибалась.

Я понял это в первый же вечер после возвращения, когда в своей спальне распаковывал вещи. За стуком сразу же следует открытие двери, и только один человек, не дожидаясь меня, входит в мою комнату.

— С Новым годом, Несс, — говорю я через плечо.

— С Новым годом, Дора. — Инесса обхватывает меня за шею и целует в щеку. — Как прошли каникулы?

Я поворачиваюсь, чтобы ответить ей, но она сужает глаза и отходит от меня, оглядывая меня с ног до головы.

— В чем дело? — спрашиваю я, окидывая себя взглядом.

На мне выцветшие голубые джинсы, белый шерстяной джемпер и белые кроссовки — ничего необычного.

— Ты выглядишь иначе, — говорит Инесса, глядя на меня с подозрительным выражением лица. — Ты выглядишь… я не знаю. — Она размахивает рукой, пытаясь придумать, что сказать. — Ты выглядишь счастливой.

Я смеюсь. — Ты хочешь сказать, что раньше я выглядела несчастной?

— Очевидно, нет. Не несчастной. Но не такой.

— Какой? — Я сажусь на край кровати, скрещиваю ноги и переплетаю пальцы вокруг одного колена. — Используй слова, Несс. Опиши, что ты имеешь в виду.

Она стоит передо мной, причмокивая губами. — Хм. Вся розовая, мягкая и… не знаю. Кремовая.

— Кремовая? — Я снова смеюсь. — Что это вообще значит?

— Ты завела себе парня во время каникул? — спрашивает Инесса, сузив на меня глаза. — И ты мне не сказала? Мы переписывались каждый день!

— Есть вещи, которыми нельзя делиться по смс, — говорю я, слегка пожимая плечами.

— Ты маленькая шлюха! — плачет Инесса. От этого слова мои внутренности неловко сжимаются, и на секунду моя кровь становится холодной. — Ты же знаешь, что я живу только тобой! Я хочу знать каждую деталь!

Я колеблюсь. Слово "шлюха" неприятно напоминает обо всем том, о чем я избегала беспокоиться, когда была с Закари: о моем отце и обещании, которое он заставил меня дать — что я никогда не позволю никому прикасаться к себе до брака, что я никогда не стану шлюхой.

И то, что он сказал мне после того, как я дала это обещание, — слова, которые неизгладимо впечатались в меня.

— Нарушь это обещание, Теодора, и я буду наказывать тебя за это до конца жизни.

— Что это? — спрашивает Инесса, нахмурившись. — Я не хотела давить на тебя, Дора, мне очень жаль. — Она садится рядом со мной и берет мои руки в свои. — Ты не должна говорить мне ничего, чего не хочешь. Я просто рада, что ты счастлива.

— Нет, нет, — говорю я, переплетая свои пальцы с ее и сжимая. — Ты моя лучшая подруга, Несс, конечно, я хочу тебе рассказать. Я просто нервничаю, вот и все. Мне нужно, чтобы ты поклялась мне, что никому не расскажешь.

Она откидывает назад свои длинные волосы и достает крошечный золотой крестик, который носит на шее.

— Клянусь, — говорит она, берет крестик и целует его.

Хотя я уже давно перестала верить в святых и кресты, Инесса верит преданно, и поэтому меня сразу успокаивает торжественность ее клятвы.

— Ладно, — говорит она, заправляя крестик обратно в топик и беря меня за руки, как делала это раньше, — расскажи мне все, скандалистка!

Я смеюсь. — Откуда ты знаешь, что это будет скандально?

— Потому что ты заслуживаешь того, чтобы хоть раз быть скандальной.

К тому времени, когда я заканчиваю рассказывать, мы с Инессой оба лежим на животе на моей кровати, Инесса подперла подбородок руками, а я зарылся головой в бархатную подушку.

— Это так хитро! — говорит Инесса, пинаясь в мою ногу. — Ты подлый маленький дьявол!

— Я не хитрила! Я не знала, что это случится.

— Врешь, зачем еще ты ходила к нему домой? Чтобы посидеть, поговорить и сделать домашнее задание?

— На самом деле мы и этим занимались, — замечаю я, выглядывая из-за подушки.

— Да, да — между поцелуями, облизыванием и трахом.

— Несс! — кричу я, шлепая ее подушкой.

Она вырывает подушку у меня из рук и отбрасывает ее в сторону. — О, значит, тебе можно, а мне нельзя?

— Я знаю, что ты младше меня, но не могла бы ты постараться быть взрослой в этом вопросе?

— Хорошо, я буду зрелой. — Она выпрямилась и приняла торжественное выражение лица, сцепив пальцы и положив на них подбородок. — Сколько раз он заставлял тебя кончать?

Я разражаюсь смущенным смехом, и на этот раз моя очередь бить по ее ноге. — Как это — быть зрелой?

Инесса поджимает губы и вжимает свое лицо в мое. — Отвечай на вопрос, юная леди.

— Я не знаю, хорошо! Несколько раз — каждый раз, когда мы это делали.

— Каждый раз? — Она отшатывается назад. — Сколько раз ты это делала, грязная девчонка?

— Я не помню, я не считала.

— Нет, я уверена! Ты, наверное, сбилась со счета.

Я смеюсь и закатываю глаза. — Ты такая нелепая. В любом случае, я рассказала тебе все, как ты просила, так что теперь твоя очередь рассказать мне о своих каникулах.

— Ты с ума сошла? Ты даже не рассказала мне никаких подробностей!

— Я дала тебе гораздо больше, чем ты заслуживаешь. — Я наполовину спихнула ее с кровати. — Ты не получишь больше никаких подробностей, так что иди уже.

— Ладно, ладно. — Она садится, а потом вздыхает, и выражение ее лица становится более серьезным. — Хорошо, но искренне. Ты была, ну знаешь. Осторожна?

— Конечно. — Я прячу лицо в ладонях. — Нам действительно нужно поговорить об этом, Несс?

— Да, нужно. Я сомневаюсь, что ты рассказала кому-то еще, и это накладывает на меня ответственность.

— Успокойся, — смеюсь я, тыкая ее в руку, — ты не моя мать.

— Нет, скорее твоя богатая, горячая, одинокая тетя. — Она ловит меня за одну руку и сжимает. — Ты знаешь, что я люблю тебя, Дора. Я просто хочу, чтобы для тебя было лучше. Я рада, что ты была осторожна. — Она смотрит на меня, ее серые глаза буравят меня. — И ты счастлива?

Мое сердце учащенно забилось, а на щеках появился румянец. Я честно отвечаю ей. — Думаю, да, Несс.

— Тогда это все, что меня волнует. — Она улыбается и целует меня в щеку. — Ты заслуживаешь счастья больше, чем кто-либо в этом мире, ты знаешь это?