Та-Ро
Шрифт:
– Зима.
– Да, Повелитель.
– У нас будут неприятности.
Она посмотрела в лицо Даниллина. Миндалевидные прекрасные глаза зажглись на бледном личике. В толпе застонали.
– Почему, повелитель?
– Узнаешь. А я собирался тихо мирно тебя пристроить. Чем думал интересно? Придется остановиться здесь.
– Это не гостиница.
– Знаю. Но лучше немедленно скрыться. А здешняя обитель у меня в долгу. Очень старом, правда. Может о нем никто и не помнит?
ОН взялся за тяжелое медное кольцо и постучал в дубовые ворота. В узкую щель спросили.
– Кто?
–
Со скрипом отворилась маленькая калитка. Устроенная с таким расчетом, чтобы входящие кланялись. Неудобный высокий порог, низкая притолока. Даниллин пропустил вперед себя женщину, нагнулся и шагнул следом.
Во дворе было невероятно чисто. Особенно по сравнению с замусоренными улицами. Старик привратник запер калитку, повернулся к паломникам и глупо приоткрыл рот.
– Ох, Господи.
На него внешность Зимы тоже произвела впечатление. Даниллин сказал веско и уверенно.
– Мне нужно переговорить с отцом-настоятелем. Скажи, что пришел внук князя Ветрова.
Старик вышел из ступора. Осенил себя знаком.
– Подождите здесь. Я спрошу.
Засеменил, подобрав подол длинного, слишком длинного для него одеяния, через двор.
– Какой смешной.
Громко заметила Зима. Прильнула к плечу Даниллина, запустила пальцы в его рукав. Обняла запястье. Нежно погладила.
– Перестань.
Не обиделась, кивнула соглашаясь, но отстраниться и не подумала. Так, почти в обнимку стоящих у ворот их и застал вернувшийся привратник.
– Пойдемте за мной.
В коридорах пахло мятой и еще чем-то сладким, приятно щекочущем ноздри. Пришлось подняться на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице.
– Вот эта дверь.
Пояснил привратник и прежде чем уйти добавил.
– Отец Филарет ждет вас.
Переписывающий в книгу из лежащих на столе листочков столбики цифр монах, оторвался от своего занятия, поднял голову. Он был слишком молодым для такой должности. Просто невероятно молодым, худым, усталым и спокойным. Жиденькая, буквально в три волоска, бороденка. Очень смуглое лицо. В узких некрасивых глазах, как свет за стеклом - недюжинный ум.
– Добрый день, пришедшие с миром.
– Добрый день, отец настоятель.
– Вы действительно тот, за кого себя выдаете?
Даниллин церемонно поклонился.
– Заслуги моего деда не забыты?
– Нет. Мы в долгу перед князем.
– Или тем, кто придет вместо него. И попросит о помощи.
– Предъявив доказательства.
Даниллин закрыл глаза, что же такое ОН наплел полстолетия назад отцу Варсонофию? Не перепутать бы.
– Лишь для него, единственного,
Пришедшего босиком,
Птицы не пели бессмысленно,
Владел он и их языком.
Лишь для него, непонятного,
Папоротники цвели.
Он ничего не прятал,
И не умел юлить.
Лишь для него безымянного,
Дети прощали врагов.
И выпускали камни
Из стиснутых кулаков...
Даниллин читал и внимательно смотрел в лицо настоятелю. Тот слушал с хмурой сосредоточенностью, явно повторяя про себя каждое
слово.– Все верно. Вы, кстати, очень похожи на князя. Просто невероятно. У нас сохранился рисунок. Небольшой. Отец Варсонофий иногда баловался красками.
Даниллин подумал, что всего не предусмотришь. Ну и ладно. Пусть это будет потрясающее фамильное сходство.
– Что привело вас в обитель?
– Важное дело, отец Филарет. Очень важное.
– Присаживайтесь на скамью. Говорите. Слушаю.
Даниллин окунулся в мягкую волну доброжелательного внимания, исходящую от настоятеля. ОН давно не сталкивался со священниками полными силы. Той особенной, которую может дать лишь истинная вера.
– Меня можете называть, как и деда, князем Ветровым. Эту женщину Зима. Она не знает ни слова по росски.
– Свеянка?
– Нет.
– Очень особенная внешность. Я бы сказал исключительная.
Даниллин грустно согласился.
– Да. И это меня тоже беспокоит. Дела призывают меня уехать крайне далеко. Не знаю смогу ли вернуться. Эта женщина очень несчастна, отец. Она жила взаперти, с детства. Никто никогда ее ничему не учил. Она не знает самых простых вещей. У нее нет ни родных ни друзей. Увы.
Отец Филарет спросил негромко и печально.
– Незаконный ребенок какого-нибудь владыки?
Версия подброшенная священником понравилась Даниллину. Действительно, это многое могло объяснить.
– Да. Но она ничего не знает об этом. Бедняжку держали в совершенном одиночестве, заставляли делать разные... гнусности. Я не могу о ней позаботиться, увы. Мне нужен надежный человек, который помог бы Зиме устроить жизнь. Если это вообще возможно.
– Какой она веры?
– Никакой, отец Филарет. Думаю ей пора войти в сень истинной. Обрести благодать. Просветлиться и все такое. Вы могли бы заняться девушкой? Поймите меня, так уж вышло, что она оказалась со мной...
Даниллин некоторыми гримасами и пожиманиями плеч дал понять священнику, что подробности крайне неаппетитны и ими лучше не интересоваться.
– Тот, кто мучил ее, вместо того, чтобы позаботиться о ней, был моим врагом...
– Понятно.
Даниллин благодарно и коротко улыбнулся священнику.
– Я не смог бросить бедняжку. Но забрать ее с собой было бы безумием. Меня сто раз убьют по пути, а ее продадут в гарем.
Священник сотворил знак. Кивнул, соглашаясь.
– Мир жесток, князь. Особенно к такой красоте.
– Я оставлю Зиму здесь. Ее деньги тоже. Половину вашему храму, как подарок за заботу. Половину ей.
– Можно это устроить?
Отец Филарет задумался.
– Пожалуй да. Не у меня, разумеется. Может быть в женской обители. Или в семье священника. А я буду навещать Зиму. Если она примет нашу веру...
– Примет.
Жестко сказал Даниллин.
– Добровольно, без принуждения. Если она примет нашу веру мне будет намного легче заботиться о ней. В качестве ее духовного отца. Понимаете?
– Да. Вот деньги.
Священник удивленно воскликнул.
– Так много? Но она богата!
– Главное, чтобы ее не убили, не обманули, не ограбили, не выдали силой замуж за жестокого идиота.