Табельный наган с серебряными пулями
Шрифт:
— Я думал, вы не знаете, что с ним делать…
— Думал он… Думают индейские петухи…
А потом, написав это самое стихотворение, он позвонил Ягоде и попросил прийти. И тот пришел. А Есенин изловчился — и пришлепнул ему на лоб бумажку с чародейным стишком. Что было дальше — я практически видел.
— Отпусти меня.
— Лежи, герой-самоубийца…
Да где там Бениславская бродит…? У меня уже руки затекли!
Протопали по коридору сапоги, в комнату ворвались ребята в кожаных куртках, которые быстро и надежно скрутили ремнями и Есенина и меня, даже дернуться не успел, и даже лежащего на полу Ягоду.
Я раскрыл было рот… Но тут в комнату внесли Бениславскую, перевязанную веревками, как колбаса, да еще и с завязанным ртом, и решил помолчать. Чтоб они не решили и мне заткнуть… У меня после того случая в Туркменистане до сих пор мерзкие ощущения.
Молчаливые парни в кожанках, закончив вязку, рассредоточились по комнате, и следом в нее вошел Чеглок. Окинул взглядом три спокойные колбасы и одну извивающуюся — Бениславская была крайне недовольна — и наклонился над телом Ягоды, рассматривая бумажку у него на лбу.
— Не трогайте! — выкрикнул Есенин, — Он вырвется!
— Да уж вижу… — Чеглок к бумажке и пальцем не прикоснулся, — Кровью писали?
А я-то думаю, чего у Есенина запястье перебинтовано…
— Да, — пробурчал поэт, — так надежнее…
— «…милый мой, ты у меня в груди…». В себя его вызвали и в груди запечатали?
— Да.
— Ох уж эти поэты… Пишут стихи, вкладывают в них душу, а на что такое стихотворение, да еще и кровью написанное, способно — не задумываются…
Так-то товарищ Чеглок прав… Только зачем нужно стихотворение, если оно без души написано?
— Да уж, — подытожил Чеглок, глядя на Есенина, — смелости и самопожертвования в вас хоть ковшом отчерпывай. А вот веры в советскую милицию — ни на грош.
Поэт обиженно засопел и отвернулся.
— Прибыл, — заглянул в комнату один из «кожаных».
— Отлично, — мой начальник подошел к телу Ягоды, — Хотите фокус? Але-оп.
И он отклеил бумагу со стихотворением ото лба мертвеца.
— НЕТ!!! — отчаянно закричал Есенин и выгнулся дугой. А потом…
Раздвоился.
Один Есенин упал обратно на пол, а второй, прошедший сквозь ремни, как сквозь дым, встал на ноги, качнулся… Пошел рябью, превратился в одноглазого старика с седыми бакенбардами — настоящего Нельсона — снова сменил облик, став неотличимым от лежащего на полу Ягоды, глумливо ухмыльнулся, крутанулся на месте — только полы плаща взметнулись — бросился к двери, высоко поднимая ноги…
— Сгинь.
…и лопнул. Исчез, оставив после себя только гниловатый запах, какой бывает в давно непроветриваемом подвале.
Я закрыл рот, так и не успев спросить, что творит Чеглок и зачем он освободил колдуна. В дверях комнаты стоял крепкий старик, с широкой черной бородой, чуть побитой сединой, посохом в руке… белым куколем на голове.
Патриарх Иосиф.
Кто еще смог бы одним словом отправить душу колдуна туда, где ее уже давно заждались?
Теперь я окончательно понял, что истории Нельсона, колдуна и двоедушца, пришел конец.
Дело номер… очередное… (эпилог)
— А это тебе, чтобы покушать днем, — Маруся впихнула мне плотный сверток из пожелтевшей газеты.
— Да я в столовую зайду… — вяло попытался отбиться я, зная, что моя любимая жена, при
других обстоятельствах мягкая и покладистая, становится неуступчивой, как скала, когда нужно позаботиться обо мне. Что тут можно сказать? Приятно…— Охотно верю. Что ты и впрямь собираешься в нее зайти. Сколько ты уже собираешься это сделать?
— Ну…
— Ты до сих пор не знаешь, где она у вас!
Ну, да, не знаю… Во-первых, с моей женой голодным ты все равно не останешься, а во-вторых — у меня просто нет времени ходить, искать эту столовую. Я вообще не был бы уверен, что она у нас в МУРе есть, если бы не бутерброды с икрой, которые оттуда иногда таскает Хороненко, щедро угощая всех в отделе.
— Степушка… — меня обняли и поцеловали в щечку, — Ты агент уголовного розыска, ты знаешь в Москве все места, где можно купить все, что угодно, от самогона до ручного демона. И ты до сих пор не узнал, где у вас столовая.
— Ну…
— Вот поэтому бери бутерброды и не сопротивляйся. Один с форшмаков…
— С чем?! — какое-то подозрительно звучащее название…
— Паштет такой селедочный. Меня Елизавета Аполлоновна научила делать. Очень вкусный!
Упомянутая Елизавета Апполлоновна, она же Грилович, вдова профессора, бывшая хозяйка нашей квартиры, а теперь такой же жилец, как и мы все, сейчас спорила с Оксаной, женой одного из моих коллег, тоже живущих в квартире, какими травами лучше пользоваться, чтобы избавиться от эфирников. Оксана упирала на «очень хорошие» сборы от Моссельпрома, Грилович же заверяла, что всю жизнь пользуется своими собственными составами, рецепт которых достался ей от мамы, а той от бабушки…
— И вообще, Лизавета Упалоновна, — уперла Оксана руки в боки, — вы зачем вчера полы в коридоре мыли? У нас график!
— Вы же меня в него не включили.
— Потому что мы все — девки молодые та здоровые. А вы женщина уже в возрасте, зачем же вам спину ломать?
— Мне неудобно…
— Очень даже удобно!
— … а второй бутерброд — с жареным мясом…
— Ага… — рассеяно кивнул я и спохватился. Пристально посмотрел в лицо своей внезапно засмущавшейся Маруси, — С каким мясом?
— Ну…
— Маруся.
— С зайчатиной, — призналась она.
— Опять чакли приходили?
Вот проныры мелкие. Я с ними познакомился еще тогда, когда они жертв упыря нашли, а потом, после дела о мираге, малый народец, открывший в Москве мясную лавку своего зайцеводческого колхоза, посчитал, что мне обязан и постоянно подсовывал мне угощения. Я отказывался, ругался, пытался их прогонять, но вы пробовали когда-нибудь избавиться от чакли, если они уже решили тебя облагодетельствовать?
— Гони их в три шеи в следующий раз.
— Мне их жалко. Они такими глазками смотрят… — Маруся попыталась изобразить, какими именно, и от этого зрелища я растаял и простил мелких доставал.
— Вот буду покупать у лотошниц бутерброды с вареной колбасой.
— Не вздумай! Кто их знает, что они в ту колбасу пихают!
По Москве ходили слухи, что после Курной войны многие тушки курочудищ — не пропадать же добру — были растасканы по ледникам и мясным лавкам и в городе не было колбас, в которые не добавляли это дармовое мясо. С одной стороны — хоть и гигантская, а все ж таки курица, с другой — стоит ли есть кур, которые ростом выше тебя?