Табельный наган с серебряными пулями

Мой начальник выпрямился, подошел к стене, снял кепку и несколько раз ударился лбом о побелку. Мы с Есениным смотрели на него с одинаковым испугом. Чеглок повернулся ко мне:

— На обложке, Степа, — сказал он, — Прямо на обложке было написано — «Двойной Нельсон». Двойной, понимаешь?

Ну да, на обложке бумажной папки, в которой Чеглок держал материалы по Нельсону, и которая досталась ему по наследству от погибшего учителя, так и было написано: «Двойной Нельсон». И что?

Я не понимал.

— Я, — продолжал Чеглок, — думал, что это просто описание, мол, опасный, как прием борцовский «двойной нельсон». А он, Нельсон этот — и впрямь двойной! Все сходится! Он- двоедушец!!!

Двоедушец.

У меня в голове начало все складываться одно к одному, как колесики в часах цепляют друг друга — и почему Нельсон еще жив, и как он внешность сменил и почему в ОГПУ его не разоблачили…

Начало, но не успело.

Дверь в кабинет распахнулась и к нам влетел Седьмых, наш знакомый из ОГПУ.

— Повезло, — выдохнул он, — Вы-то двое мне и нужны. Поехали!

— Седьмых, мы тут на одного колдуна вышли…

— Я тоже. Того, что кур в монстров превратил. Поехали!

Дело номер 38: Розмарин

1

Для скорости Седьмых взял автомобиль, похоже, из служебных машин ОГПУ — старый, потрепанный «шаррон» грязно-красного цвета, видимо, из национализированных после революции таксомоторов. У авто стоял, привалившись спиной, гражданин в кепке и кожаной куртке. Увидев он, он сплюнул окурок и крутанул заводную рукоятку.

Седьмых немного приврал — он вышел не непосредственно на колдуна, превратившего кур в чудищ и устроившего Куриную войну, то бишь, на Нельсона. Он сумел найти того, кто перенастроил установку профессора Нектарова. А уж от него добиться информации — кому это понадобилось. Он попытался рассказать и подробности, но «шаррон» так тарахтел, что можно было только кричать. Помню, у нас на фронте был трофейный «шаррон», так от него кони шарахались, когда тот заводился.

Пока мы скакали по булыжным мостовым Москвы, я обдумывал то, что пришло нам в голову с Чеглоком касательно Нельсона, вернее — того, что это не просто колдун, а двоедушец.

Это много объясняло.

Скорее всего, тот, царский Нельсон, что в охранке руководил экспедицией — так тогда отделы называли — выслеживая нечисть, колдунов и ведьм, сам понабрался опыта в колдовских штучках. А, может, попала ему в руки книжка, из черных, где описывалось, как двоедушцем стать. Могу поспорить, изначально он был честным служакой… ну, насколько вообще могли быть честными царские чиновники… честно вычищал колдовство, искоренял нечисть, ловил ведьм… Вот только… Как там товарищ Чеглок говорил? С восемьсот четвертого года он? А начальником экспедиции был аж до семьдесят восьмого, когда книжку издали. Когда человеку за семьдесят — он может испугаться смерти. Настолько сильно испугаться, что пойдет на что угодно, даже на то, чтобы стать колдуном-двоедушцем. Ну а дальше все просто — Нельсон захватил себе новое тело… скорее всего, даже не одно: насколько я помню, не очень сильный колдун может вселиться только в тело младенца, ему ведь нужно подавить душу предыдущего владельца, с младенцем это попроще будет, да и крещение дает определенную защиту от всякого колдовского вторжения. Но все равно — даже вселись он в младенца, ему сейчас было бы около пятидесяти, а нашему Нельсону я б, навскидку, больше сорока не дал. Так, что, скорее всего, поднабравшись опыта, Нельсон опять сменил тело. Тут уж не знаю, сразу он в какого-то несчастного огпушника вселился, или же пришел в ОГПУ уже двоедушцем — и пропустили ж такую тварь! Хотя, надо сказать, двоедушец — тварь и впрямь редкая, насколько я пособие помню, их в истории по пальцам пересчитать можно, а способы обнаружения обычных колдунов для них бесполезны. В общем, попал Нельсон в ОГПУ, а, сами понимаете, рулить преступниками Москвы намного проще, когда ты — из тех, кто с ними бороться должен. Вот Нельсон и творил, что хотел, сколько смертей на его совести — один бог знает. Да и есть ли вообще у него совесть. Чего он с преступниками связался — тоже понятно, где еще можно массовые смерти людей для своего жертвоприношения организовать? Для чего ему эта жертва нужна — тоже пока неизвестно, но могу предположить, что этот тип бессмертия ищет, хочет кем-то вроде Кощея Бессмертного стать…

Пока я размышлял, мы уже прикатили на место. Особняк на Малой Никитской, 28. Бывал я возле него, насколько знаю, при царе в нем какая-то купчиха жила, потом в нем ВЧК находилось, а сейчас ОГПУ под какие-то свои нужды заняло.

Возле входа нас ждал незнакомый мне гражданин в форме ОГПУ. Лицо сухое, прям-таки костистое, на голове — залысины, на вид гражданину где-то за сорок. Я поймал себя на том, что присматриваюсь к нему, пытаясь понять — непохож ли он на Нельсона, которого я видел на куриной ферме.

Видимо, такая же мысль пришла в голову и Чеглоку, потому что он достал из папки с материалами по Нельсону, которую взял с собой, листок с рисованным портретом и показал Седьмых. Тот с интересом посмотрел:

— Нет, не из наших. По крайне мере, из тех, кого я знаю. Хотя… — он присмотрелся повнимательнее, — Кого-то очень напоминает, но не могу понять — кого.

Он и мне кого-то напоминает, ничего нового Седьмых не сообщил.

Мы подошли к гражданину:

— Бокия, — протянул тот руку.

— Чеглок.

— Кречетов.

— Ну что, соколы, полетели? — он быстро взмахнул рукой и, не оглядываясь, шагнул к дверям.

— Седьмых… — прошипел я, — Это как? Это же сам товарищ Бокия! Я его по Туркестану знаю!

— Я тоже его знаю. И, что важнее — он знает меня. Я ему рассказал, что происходит и он согласился помочь. Без него нас сюда попросту не пропустили бы.

— Почему?

— Потому что это — специальная лаборатория ОГПУ.

2

Красноармейцам на входе Бокия показал бумажку пропуска, коротко произнес «Это с мной», и мы двинулись по коридорам. Пока шли, Седьмых вкратце рассказал, что вообще происходит.

Установку по превращению кур в чудищ ОГПУ сразу же забрало себе. Толку от нее, конечно, после того как над ней поработал Хороненко, было чуть, но огпушники надеялись выйти на след того, кто ее переоборудовал. Отдали ее для исследования в специальную лабораторию — где она и канула в неизвестность. Как моль посекла. Опять-таки — никто, в том числе и Седьмых, участвующих в расследовании, вопросов задавать не стал. Не отвечают — значит, не положено. А кому положено — те знают. Служба в ОГПУ быстро отбивает привычку задавать лишние вопросы. А потом к Седьмых обратился руководитель спецлаборатории…

— Профессор Розмарин, — пояснил Седьмых, — к нему мы и идем.

У меня сразу возникло много вопросов, но, после только что прозвучавшего заявления насчет лишних вопросов, задавать я их не стал. Да и Чеглок ухом не повел, видимо, посчитав, что не стоит забегать вперед — все и так расскажут.

Этот самый профессор каким-то образом смог узнать, кто ведет расследование по куриному делу, и обратился к Седьмых с просьбой о тайной встрече. Почему тайной? Потому что, как рассказал он при встрече, именно этот профессор получил установку для изучения и сразу же понял, кто ее сделал.

Он сам и сделал.

Я дернулся, но опять сдержался. Понятное дело, что Нельсон — в ОГПУ, он мог дать профессору задание переделать установку Нектарова, тот ее узнал, понял, что оказался невольным виновником Куриной войны, и решил рассказать о том, что знает. Но наотрез отказывается говорить, кто дал ему это задание, без присутствия сотрудников МУРа.

— Мы-то ему на кой?

— Вот у него и спросите.

Провести в лабораторию ОГПУ двух посторонних не мог ни Седьмых, ни даже сам профессор — охрана ему не подчинялась, поэтому пришлось выходить на кого-то чином повыше.