Табельный наган с серебряными пулями
Шрифт:
Пресвитер посмотрел на него безумными, ничего не видящими глазами, и внезапно заорал:
— Он заставил! Он меня заставил!!!
А потом он, крупный, здоровый мужчина, зарыдал.
— Да ты не плачь, Ваня, — приобнял его за плечи начальник, — Не плачь. Расскажи мне все, а я уж тебе выслушаю, не хуже пресвитера. Сам знаешь, нет таких проблем, чтоб разрешить нельзя было. Расскажи, а мы уж решим, как тебе помочь. Степа, ты товарища поэта проводи, водички ему, что ли налей — а мы пока с Ваней побеседуем.
Мы с Есениным вышли в соседний кабинет. Я налил ему воды из жестяного чайника
— Спасибо, товарищ Есенин, — искренне произнес я, — Хорошо сыграли.
Шленов благодаря этой сценке раскололся, как сухое полено. Не зря он мне сразу не понравился!
Поэт поднял на меня глаза:
— Я не играл. На этом вашем… гражданине… и вправду следы Черного человека.
У меня в голове как будто колеса провернулись, аж перед глазами на секунду всё закружилось.
Шленов — предатель, работает на Нельсона.
Есенин видит на нем следы Черного человека.
Черный человек — это Нельсон и есть! Не зря ж Чеглок сказал — так общение с сильным колдуном может выглядеть!
— Товарищ Есенин! Вы сейчас очень заняты?
Поэт удивленно посмотрел на пустой стакан в своей руке, потом на меня:
— Да нет. Сижу вот, воду пью…
— Нет, я не это имел в виду. Можете ли вы у нас задержаться еще немного? Мы тут, кажись, на след вашего Черного вышли.
— Конечно, можете мной располагать.
7
Чеглок вернулся где-то через полчаса, как раз на том моменте, когда окончательно успокоившейся Есенин рассказывал мне о своей поездке в США:
— … вот это их владычество доллара, страсть к зарабатыванию денег — оно съело у американцев всё, любое стремление к сложным вопросам…
И вернулся мой начальник очень сильно озадаченным, тут же вызвав меня в коридор:
— Загадка, Степа, стала еще запутаннее…
— Что Шленов-то?
— С ним-то как раз неинтересно. Поймал его Нельсон на крючок без всякого колдовства — у махновцев наш Ваня побывал во время войны, да не в плену, а в строю. И скрыл, иначе кто б его в пресвитеры МУРа пустил. На страхе разоблачения его и подсекли, как жереха на стремнине и приказали обо всем, что у нас в отделе творится, доносить. Это ладно, не суть дело. Нельсона он видел, вот как я тебя сейчас, внешность описал в точности, как ты видел в куриной ферме… на рисунке, говорит, сразу его узнал… да дело в том, что он его, Нельсона, однажды уже видел помимо тех случаев, что с ним общался. Знаешь, где?
— Где?
— В ОГПУ.
— Его что, взяли уже?!
На мгновенье я почувствовал какую-то детскую обиду: вот так стараешься-стараешься, ищешь-ищешь, а тут все без тебя уже сделали.
— Да не арестованным, Степа. Говорит, шел Нельсон по коридору, как у себя дома, да и другие к нему, как к начальнику относились.
Вот дела…
— Нельсон — из ОГПУ?
— Выходит, что так…
Мне вспомнилась вдруг одна фразочка, вскользь брошенная военным, проверявшим наши документы при въезде в оцепленную зону, где обитали чудища-куры: «Ходят тут…». КТО ходит? Если в зоне мы никого, кроме Нельсона, не встретили? Получается, он не лез ползком через кусты, а, точно
так же, как и мы, прошел внутрь, просто показав документ. Документ сотрудника ОГПУ.— … вот только не выходит, Степа. Нельсон — колдун. Сильный, опытный, матерый. А в ОГПУ колдунам хода нет. Лично товарищ Дзержинский проверял, как там обереги установлены, а он в этом деле понимает. Да и проверяют сотрудников на одержимость, на подменность, на околдованность… да на всё! Почему ж Нельсон не прокололся?
Я задумался. Самый простой ответ, который пришел в голову — Шленов просто лжет. Чтобы запутать нас, сбить со следа, а то и запугать. Мол, с ОГПУ свяжетесь — хуже будет. Вот только не тот человек мой начальник, чтобы его так просто обмануть было…
У меня вообще иногда появлялись подозрения, что Чеглок как будто и сам колдовству не чужд, иногда такие умения походя показывает, каким у простого человека и взяться неоткуда. Но — нас тоже проверяют не хуже, чем огпушников, и колдуну в МУРе не скрыться…
Поломав голову еще немного, я вспомнил про Есенина и рассказал Чеглоку, что Черный человек — это Нельсон и есть. Чем озадачил своего начальника еще больше.
— Черный человек — это Нельсон. Сильный колдун — тут все сходится… А внешность? Есенин-то его совсем иначе описывает — черный, в цилиндре, в наряде старинном… бельмо еще это… Бельмо.
Глаза Чеглока сверкнули:
— За мной!
Мы влетели в кабинет, так что Есенин, уже, похоже, забывший, где он находится и писавший что-то в блокноте, подскочил на стуле. Чеглок шагнул к шкафу и принялся вытаскивать с верхней полки стопки книг, лежавших там, как бы не с дореволюционных времен…
А, нет — именно с дореволюционных: Чеглок хлопнул по столу толстой книгой в красном бархатном переплете — аж пыль взлетела — на котором было написано «III отд??ленiе Е. И. В. канцелярiи: 50 летъ на служб? Государю».
— Еще ж подумал, где-то я похожего видел — цилиндр, бельмо… — бормотал Чеглок, перелистывая страницы, — Вот он!
Есенин с интересом взглянул в книгу и отпрыгнул в сторону:
— Это он! Черный человек!
Я посмотрел туда же. Под тонким листом папиросной бумаги, темнела гравюра мужчины, хмуро смотревшего с картинки. Цилиндра, правда, не было, зато топорщились в стороны бакенбарды и мутно глядело бельмо, вернее, не совсем бельмо — через глаз проходил тонкий шрам, видимо, повредивший его.
А под гравюрой красовалась подпись, объяснявшая, кто же это такой.
«Начальникъ VI экспедицiи (1838–1876), Арчибальдъ Петровичъ НЕЛЬСОНЪ»
— Это — он? — сипло спросил я, — Что за шестая экспедиция?
— Шестая в Третьем отделении занималась тем же, что и мы — с нечистью боролась. А это, значит, ее начальник был… Нельсон. Сука.
Чеглок смотрел на картинку так, как будто хотел прожечь ее взглядом.
— Но это не может быть он… — бормотал начальник, — Этот Нельсон родился в восемьсот четвертом, ему уже сто двадцать лет должно было стукнуть… Не может колдун столько прожить… Тем более, этот помер в семьдесят восьмом… Сын, что ли… да нет, его сыну минимум пятьдесят лет бы стукнуло, а Нельсон на сорок не выглядит… да и внешность другая… Другой человек… Другой… Человек — другой…