Табу и невинность

Одна ориентация видит опасность в концентрации внимания на прошлом. Разумеется, необходимо карать злодеев и преступников – настолько, насколько это позволяет существующее право и законодательство. Но только будущее даст нам возможность преодолеть наследие прошлого. Стремясь к построению современного демократического общества, мы будем словно бы мимоходом, по дороге элиминировать сорокапятилетнее наследие коммунизма.

В поддержку этой позиции приводятся и прагматические и моральные аргументы, а именно нас предостерегают от применения коллективной ответственности и законодательства, имеющего обратную силу. Подчеркивается угроза разделения общества, мобилизации коллективных чувств враждебности, тогда как, принимая во внимание громадность стоящих перед нами задач, нужно, напротив, связывать людей воедино, преодолевать и побеждать антагонизмы прошлого. Доказывается, что использование документов тайной полиции создает парадоксальную ситуацию, в которой репрессивный аппарат ПНР будет предрешать будущее многих из своих жертв. Выдвигается требование о необходимости предоставлять процесс отбора элит естественным механизмам, свойственным демократии и рынку; при назначениях на должности решающей должна быть квалификация – столь редкая в странах, которые в этом смысле оказались разоренными. Указывается на риск усиления плебейского, мстительного эгалитаризма. На опасность того, что во имя отхода от коммунизма – под знаменами борьбы с коррупцией и номенклатурой – станут блокироваться необходимые перемены в сфере собственности.

Сторонники противоположной ориентации не верят, что можно устранить «пережитки» коммунизма словно бы мимоходом, в некоторой степени по пути к будущему. Они считают, что это иллюзия и что ее следствием может быть только блокирование реальной дороги к будущему. Если мы действительно хотим строить демократическую, свободную Польшу, то надо в первую голову морально очистить подступы к ней, предполье. Необходимо назвать зло злом, а добро добром. Необходимо четко указать виновных – не только в уголовных преступлениях, но и тех, кто политически и морально ответственны за минувшие десятилетия. Люди этой ориентации, похоже, разделяют мнение одной известной оппозиционерки из Восточной Германии, которая писала недавно: «Восток пытается найти дорогу от организованной безответственности к свободе» – и критиковала людей, пытающихся замазать разницу между правдой и ложью, добром и злом, действуя в союзе с теми, кто, как она говорит, права личности ставят выше истины. Драматически обрисованная ею дилемма истины и справедливости наверняка достойна обдумывания.

Вот поле основных дискуссий. Но наследие коммунизма не удастся ликвидировать с помощью политических и судебных решений. Существует также вопрос ответственности за прошлое, который не удастся свести к проблеме старых правящих элит.

На недавней конференции в Кракове Лешек Колаковский [35] метафорически представил отношение общества Центральной и Восточной Европы к коммунистическому прошлому. Насильник пришел и силком, против воли принудил жертву к тому, чего добивался. Теперь насильник ушел, и жертва снова вернула себе невинность.

35

Лешек Колаковский (1927–2009) – знаменитый польский философ, занимавшийся главным образом историей философии, историей политических идей и философией религии; является также эссеистом и публицистом. В 1966 г. был исключен из ПОРП, после событий марта 1968 г. жил и работал в Англии.

Было совершено грубое насилие над Польшей, Чехословакией, Венгрией, Болгарией, насилие над Украиной, Литвой, а также над Россией. Этого факта не удастся изгладить, убрать из памяти. Есть виновные, на которых можно указать. Но разве этот факт – морально необходимый – вернет нам невинность? Являемся ли мы всего лишь жертвами, которые выжили, или же наследниками насчитывающего много десятилетий прошлого, которое не получится легко выбросить из головы?

Мы все лучше видим, насколько сильно коммунизм врос в нашу ментальность, привычки, рефлекторные реакции, желания. Насколько он сформировал наше отношение к работе, собственности, государству. Насколько повлиял на умение совместно действовать во благо страны. Мы видим, до чего труден процесс построения сильного, демократического, современного государства, новой экономики. И до чего сложным делом является изменение общественной структуры, сформировавшейся под воздействием авторитарной политики размещения ресурсов и распределения доходов, привилегий, власти.

Коммунистическая система развращала миллионы – страхом, мелкими привилегиями, естественной жаждой нормальной жизни. К сожалению, так уж получается, что тирания развращает не только тех, кто держит в своих руках власть, но и своих жертв тоже. Разве можно забыть о молчаливом позволении, о голосованиях, первомайских демонстрациях, о страстном желании приспособиться. Этих фактов не подрывают и не опровергают примеры сопротивления и бунта – особенно многочисленные в послевоенной истории Польши. Не подрывает этих фактов и блистательная эпопея «Солидарности».

Невинность невозможно получить обратно. Наследие коммунизма можно преодолеть, не сводя его исключительно к их вине, но рассматривая это наследие как проблему ответственности нас всех. Необходимо полностью узнать всю правду о прошлом. Нужен акт справедливости, необходимо также великодушие, способность к прощению. Разговаривая с самими собой, мы можем лучше узнать проблемы, перед которыми стоим, лучше понять соображения и истины, которыми руководствуемся мы и которые руководят нами.

Что будет, если выиграет СЛД? 1993

Через две недели на выборах могут победить две партии, которые только что довольно-таки неряшливо перекрасили свои вывески. На них без труда можно прочитать старые названия: Польская объединенная рабочая партия и Объединенная народная партия.

Лагерь, ведущий свою родословную из демократической оппозиции, проиграл общественную борьбу за память. И здесь находится важный источник сегодняшних успехов посмертных детищ усопшей ПНР, которые родились после ее кончины.

Память не тождественна истории. Память по своей природе субъективна, изменчива, фрагментарна. Каждая группа переживает прошлое иначе, по-своему. Стирает большие его зоны, придает несоразмерное значение неким сегментам, которые для других отнюдь не важны. Память с одними связывает и соединяет, от других отделяет, а каких-то третьих радикально противопоставляет себе. Чем больше общество интегрировано, сплочено и устойчиво, тем больше похожи между собой картины прошлого в сознании разных групп.

В недемократическом обществе нет возможности сличать, соотносить воспоминания, впечатления, оценки. Отсутствие такой альтернативы, такая несопоставимость представляет собой существенный элемент атомизации общества. Свержение диктатуры ведет, как правило, к восстановлению общности, к воссозданию общей памяти. Революция, восстание часто сопровождается насилием, радикальным сломом непрерывного характера власти, глубокими общественными переменами. Но вдобавок еще и ярким, ослепительным светом, брошенным на существовавшую до сих пор историю. Люди открывают прошлое как нечто новое, хотя этому сопутствует такое чувство, словно они находят самих себя. Осознают обиды, о которых до этого момента предпочитали не думать, видят пережитые индивидуальные и коллективные унижения, вспоминают факты, которых предпочли в свое время не замечать, дабы избежать жгучего, унизительного чувства бессилия или собственной слабости.

Новая память, впрочем, необязательно должна быть справедливой или объективной. Однако этот блеск новизны, это резкое, контрастное освещение испытывают все или почти все. И революционное братство, чувство общности, которое столь часто описывают участники подобных событий, имеет свои глубокие корни во внезапно отыскавшейся, совместно создаваемой общей памяти.

В Польше отыскать общую, единую для всех память не получилось.

Потому что не было настоящей революции. В 1980–1981 годах мы имели революционное движение без революционных последствий, после 1989 года революционным переменам не сопутствовало революционное, охватывающее широкие массы движение. Процесс приближения к свободе, Круглый стол, неизбежно сложные отношения между старыми и новыми элитами, которые принимали решения об изменениях, сравнительная апатия масс – все это блокировало перемены в сознании.

Наши бедные памяти еще не успели соединиться, сыграться, сладиться, притереться, когда начался процесс их развода. Каждый очередной конфликт менял видение прошлого. «Войнушки в верхах», битвы между паном и плебаном [36] , страх – у одних перед прошлым, у других перед настоящим и будущим – отдаляли людей друг от друга.

В итоге мы имеем память боевую, ветеранскую, диссидентско-радикальную, на сегодняшний день – весьма правую. У людей с такой памятью ПНР – это Содом и Гоморра, оккупация, тоталитаризм, вырываемые ногти. Для них нет никакой разницы между, скажем, 1952 годом от Рождества Христова и годом 1988-м. Их лозунги – люстрация, декоммунизация. На колени, сволочь, и тогда, может быть, мы по-христиански пожалеем твоих деток.

36

Это отсылка к произведению классика польской литературы Миколая Рея (1505–1569) «Краткая беседа между тремя особами: Паном, Войтом и Плебаном» (1543) как представителями трех разных общественных сословий: помещиков-землевладельцев (Пан), крестьянства (Войт) и духовенства (Плебан, то есть приходский священник); из этой беседы видны интересы каждой группы.