Табу и невинность

Есть и память тех, кто все громче требует слов признательности в адрес ПНР. Кто хвалит ее достижения, ее справедливость. Славит судьбу народных масс. Празднует 22 июля [37] . Хотя сам этот праздник великолепно подходит в качестве символа сплошной лживости ancien r'egime (старого режима): ни дата того манифеста не была правдивой, ни место его опубликования (потому что это был Хелм, а вовсе не Люблин), а готовили и печатали его вообще в Москве.

37

Название главного государственного праздника в период ПНР, учрежденного в ознаменование установления в Польше нового государственного строя и в связи с официально принятой датой опубликования 22 июля 1944 г. манифеста Польского комитета национального освобождения (ПКНО), который был учрежден в Москве за два дня до этого. Этот манифест призывал поляков вместе с Красной Армией сражаться с Германией, определил созданную в ночь на 1 января 1944 г. в Варшаве коммунистическую Крайову Раду Народову во главе с Б. Берутом в качестве высшего органа государственной власти, признавал лондонское правительство РП в изгнании самозваным и нелегальным, провозглашал ПКНО легальной временной исполнительной властью в период восстановления Польского государства, которая основывает свою деятельность на мартовской Конституции 1921 г. С середины 70-х гг. главным элементом празднования 22 июля был военный парад перед зданием Дворца культуры и науки, построенным по образцу московских высоток и «подаренным» Варшаве Сталиным.

Есть и память тех, кто о прошлом предпочитает не говорить. Поскольку настоящее и будущее – важнее. А кроме того, дело это затруднительное, хлопотное. Когда-то подобные люди громогласно обрушивались на тоталитаризм, на власть, предоставленную чужаками, и т. п. Ну и каким же образом этот свой вчерашний радикализм и однозначность примирить с сегодняшней умеренностью, прагматизмом, с формулой «все это не так просто»? Отсюда неловкое молчание и ироническая гримаса, к примеру, в связи с делом полковника Куклиньского [38] .

38

Рышард Ежи Куклиньский (1930–2004) – американский разведчик; с 1947 г. на военной службе в Польше, с 1963 г. в Генеральном штабе, 1976–1981 гг. – начальник отдела стратегического планирования; близкий сотрудник В. Ярузельского, связной офицер Польши в Генеральном штабе Советской Армии. С 1970 г. сотрудничал с ЦРУ (был завербован во время миссии во Вьетнаме), передав США, в частности, секретные планы агрессии СССР против государств НАТО, план вооруженной интервенции СССР в Польшу в 1980 г., а также план введения военного положения в Польше. В ноябре 1981 г. эвакуирован ЦРУ вместе с семьей в США, стал советником Государственного департамента. В ПНР был приговорен в 1984 г. к смертной казни. В мае 1995 г. Верховный суд отменил приговор, и в 1998 г. Куклиньский вернулся в Польшу.

Ну и как, был он предателем или нет? Если был, то кому изменял? Москве? Варшавскому пакту? Своим командирам? Или же народу? Отчизне? Ответы носят не исторический, не моральный характер, а только прагматический: говорится о наших генералах, для которых реабилитация Куклиньского будет оскорблением, о дисциплине в армии, о том, что такого рода нехорошие образцы нелояльности не нужно выставлять на всеобщее обозрение. Но ведь это же безумие!!!

Так кем же мы являемся – жертвами ПНР либо ее наследниками? И как мы поступаем с наследством, оставшимся после нее и доставшимся нам, – отбрасываем или же принимаем?

Эта морально двусмысленная позиция прекрасно гармонирует с тем, что сегодня думает нормальный человек. У нормального человека, который прожил свой кусок жизни в ПНР, сохранились очень разные воспоминания. И сегодня есть масса ностальгии по более простым временам – вроде воспоминаний о войне, тюрьме или армии. В памяти остаются скорее забавные происшествия, а также ощущение безопасности, которое всегда окутывает то, что уже прожито, что не порождает дилемм, не служит источником новой боли.

Нормальный человек, информируют нас опросы общественного мнения, принимает и одобряет сегодня военное положение в большей степени, чем в 1982 году. А героя и патриота видит больше в Ярузельском, чем в Куклиньском. Как же тогда можно после этого иметь претензии к социал-демократии Польской Речи Посполитой (СдПРП) за то, что представители этой партии приглашают на свой съезд Ярузельского и бурно аплодируют ему? И стоит ли удивляться, что такое состояние общественного сознания приносит, как следствие, этой партии избирательные успехи?

Наша экономическая и общественная революция – ибо это настоящая революция – нагнала голосов левому крылу. И не нужно об этом жалеть. Такова плата за радикальные перемены. Раз мы их (слава Богу) не резали, не сажали, не лишали прав – поскольку таковы наши принципы и поскольку они добровольно отдали власть, за что им полагается от нас признательность, – мы заранее вписали в сценарий дальнейшей истории какую-то вероятность их возвращения, хотя нам и в голову не приходило, что это может произойти на самом деле, причем настолько скоро.

Поэтому нечего впадать в истерику. Но отвращение все-таки берет. Потому что история слишком уж свежая.

Почему симпатии избирателей столь радикально сдвинулись влево?

Отчасти картина укрепления левых сил, экспансии их влияния обманчива и вводит в заблуждение. В большей степени это правые провалились, чем левые укрепились. Правые осрамились и стали посмешищем по причине своей неэффективности и сварливости, неспособности ориентироваться в том, что важно, и неумения выйти за пределы честолюбивых амбиций отдельных личностей и узких группировок. Маргинализировались их партии, вспомнить названия которых трудно, да и незачем, – ведь вскоре правые снова их изменят. Исчезла партия «Соглашение центра», исчезли люди, которые когда-то вызывали надежды у своих сторонников. В опасной близости к политическому небытию оказался Александр Халл, когда покинул Демократическую унию – где он имел существенное влияние и шансы воздействовать на политику очередных правительств – в пользу неизбежно трудных для него связей с Христианско-национальным объединением (ХНО). Малоправдоподобно, чтобы какая-нибудь из правых партий, включая коалицию, образовавшуюся вокруг ХНО и Унии реальной политики, была в состоянии превзойти барьер, предусмотренный избирательным законодательством.

Под сильной угрозой находится Либерально-демократический конгресс (ЛДК). Трудно сказать, увеличит ли изобретательная и оригинальная избирательная кампания его шансы на выборах или же, напротив, сведет их к минимуму. Нет уверенности в том, какой эффект даст попытка радикальной модификации имиджа этой партии. Выдвижение на первый план таких проблем, как занятость, защита отечественного производителя от зарубежной конкуренции и этика в экономике, шокирующим образом контрастирует с распространенным – впрочем, в какой-то степени несправедливым – стереотипом ЛДК.

Электоральные аксиомы таковы: в сейме окажутся Демократическая уния, Польская народная партия (ПНП), Союз левых демократов (СЛД), ну, и Конфедерация независимой Польши – партия ни слева, ни справа, а вообще не оттуда, из совсем другого места. Плюс Беспартийный блок поддержки реформ, тоже из другого места – из Бельведера [39] .

Сдвиг влево произошел, таким образом, потому, что правые решили совершить коллективное самоубийство, – вот первый вывод.

Это звучит как шутка, воистину мрачная, но может оказаться, что консервативно-либеральное крыло [вполне центристской] Демократической унии явится в будущем сейме фракцией, наиболее выдвинутой на правый фланг.

39

Бельведер – дворец в Варшаве; в 1918–1922 гг. местопребывание Ю. Пилсудского, в 1922–1926 гг. резиденция президента РП (Ч. Нарутовича, С. Войцеховского), в 1926–1935 гг. вновь Ю. Пилсудского, а в 1935–1939 гг. его музей. После войны до 1952 г. местопребывание Б. Берута, затем – председателя Госсовета, а с 1989 г. – резиденция президента РП. В момент написания этого эссе им был Лех Валенса.

Для какой-то доли электората важным импульсом к сдвигу влево был опыт, извлеченный из нескольких месяцев правления Яна Ольшевского и Антони Мацеревича. Они испугали всех брутальностью и иррационализмом предпринятой ими попытки умерщвления польских элит с помощью документов из службы безопасности. Стало очевидным, что никакие силы не удержат эту часть правых от реализации их черной утопии. Меч Дзержинского должен был вновь стать инструментом революционных перемен, хотя и повернутым против других групп [40] .

40

Имеется в виду предложенный Ольшевским и Мацеревичем закон о люстрации, про который не раз еще будет подробно говориться в других эссе.

Еще одним источником укрепления левого крыла является позиция партий центра – тех, которые соучаствуют в решениях о судьбах Польши уже на протяжении четырех лет, за исключением краткого перерыва на правительство Ольшевского.

Эти партии с самого начала руководствовались иллюзией нормальности. Словно бы европейская норма была не требованием, а реальностью. Словно бы не существовало прошлого и необходимости цивилизованно рассчитаться с ним. Словно бы этика ответственности требовала забыть об истине, нравственности и морали.